Пролог

… Стрельба уже стихла. В мерцающем свете горящих кустарников все расплывалось перед глазами.

Доспех автоматически вколол транквилизаторы и наложил жгут, и теперь медику оставалось лишь перемотать разорванную кисть.

Отрешенно взглянув на изувеченную конечность, гвардеец затем с трудом сфокусировал взгляд на происходящем вокруг.

Круглая поляна, окруженная деревянными идолами, опустела — как только началась стрельба, крестьяне разбежались кто куда.

На земле лежал лицом вверх труп. Череп его был расколот. Кровь разлилась вокруг, отчего залитый густой жижей песок казался теперь багровым покрывалом. Для него всё случилось слишком быстро. При жизни покойный был порядочной сволочью и заслужил сотню самых лютых смертей, — а он, казалось, даже не успел понять, что произошло.

— Командир, уходить пора, — напомнил кто-то из бойцов.

За телом вечного скоро должен прилететь челнок. Суховин прислушался: гула реактивных двигателей пока не доносилось. Сталкиваться ещё и с эвакуаторами Полиса было бы уж точно лишним. Для одной ночи стрельбы было достаточно, да и тягаться с хорошо вооруженными наёмниками оказалось бы самоубийством.

Ещё меньше хотелось оставлять им тело. Нет, оживить его вряд ли удалось бы — размозженный камнем мозг почти наверняка исключал возможность рессурекции, но рисковать встретить его живым ещё раз не хотелось.

Убийца находился рядом. Абсолютно нагой, грязный от пота и налипшей грязи, с изорванными в кровь запястьями, тот сейчас стоял над трупом, будто дикарь над телом поверженного колонизатора. Взгляд остекленевших глаз, устремлённый куда-то в темноту, не выражал ни ярости, ни испуга — абсолютно ничего.

Испачканный кровью здоровенный булыжник, запоздало выбитый из его рук, лежал неподалеку.

В тусклых отблесках ритуального костра и разгоравшегося неподалеку автомобиля Суховин взглянул на труп, затем вновь на гвардейца, затем опять на свою укоротившуюся руку. И как до этого дошло?

Ещё недавно он сам был майором гвардии Города, командовал рейдовой группой, выслеживал банды мародеров. А теперь на его совести нападение на помещика и убийство вечного, что абсолютно определённо поставило за грань закона его самого.

«Любопытно, сколько бы сейчас дали за мою голову?..» — отрешенно подумал Суховин, удивившись собственному спокойствию. Возможно, это было следствием нескольких обезбаливающих инъекций… Хотя, чего теперь было бояться? Отнять у него было уже нечего, кроме ничего не стоящей на Вольных Землях жизни.