Это была самая странная зима на свете. То теплая, то холодная, то радовавшая солнцем, то с ненавистью превращавшая целые города в каток. Она, кажется, не могла определиться, любит она нас или ненавидит. И снег нас любил и ненавидел, и ветер — то выл в трубе, то нежно, тепло дул тебе на остановке в лицо.
Я ждала февраля, считала до него каждый день. Пятнадцатого числа, сразу за днем всех влюбленных, в Москву приезжал Роберт Лейн. Вы, конечно, слышали его — роскошный голос. Сначала говорили, будто он не сам пишет себе песни, потом — что сам и что это несправедливо, что одному человеку досталось разом столько таланта. Читала в газетах и отказывалась понимать. Он просто поет свои песни и играет сам себе на гитаре. С каких пор это стало чудом? Наверное, с тех пор, когда кто-то смог выйти на сцену и сделать это вот так. Спеть, как Роберт.
Билет я купила сразу, в первый ряд. Он стоил бессовестно дорого, две моих зарплаты. Вы скажете — не бывает билетов настолько дорогих. А я скажу — да нет, бывают такие маленькие зарплаты. Я не жалуюсь, нет — сама виновата. Хотя в некотором смысле виновата не я. В каком-то смысле в моей маленькой зарплате виноват именно Роберт.
Родилась в маленьком городке. Песни Роберта впервые услышала в четырнадцать лет. Я сначала не поняла — они мне показались ужасно знакомыми. А потом начались сны. Необычные сны. Все об одном и том же — сперва обрывочные, бессвязные, потом, словно кусок за кусочком складывался паззл, в них стал появляться сюжет. Орфей. Эвридика.
Сначала мне было забавно. Потом несмешно. Вся история их отношений, шаг за шагом, бытовые ссоры, примирения, обычная жизнь. Его концерты, ее восхищение. Ее неуверенность, робость. Его первый шаг навстречу. Их первый поцелуй, их первый секс. Ее первая ревность. Его поклонницы. Их общие гости. — Все это проносилось перед моими глазами ночь за ночью. То вразнобой, то подряд, некоторые части я видела всего лишь один раз, некоторые раз за разом повторялись и повторялись.
Ее смерть. Самый страшный сон. Умирать было больно — я всегда старалась проснуться. Иногда не удавалось, и тогда под утро я видела, как у трона стоит Орфей. Я боялась смотреть (там, тогда), оттого я не видела лицо Аида. Муж поет. Он играет, и эхо взлетает под своды. Плачет Персефона. Я не слышу, о чем они говорят, я смиренно жду. А потом мир становится зыбким, и я понимаю, что опять не досмотрю до конца. Там было что-то еще, а я этого снова не увижу…
Во всех снах я была Эвридикой, я видела из ее глаз. Иной раз, просыпаясь, я чувствовала, что мучительно краснею — настолько глубоко я заглядывала в чужую жизнь. И все-таки мне казалось, что не в чужую. Совсем не в чужую. В свою, свою, свою! И только странно было, что Роберт Лейн во сне мне виделся тем самым Орфеем.
Что было потом? Я пыталась перестать спать — а какая, собственно, разница, если от этих снов я так или иначе не высыпалась. Я стала клевать носом, превратилась в вареную амебу, еле закончила школу. Меня попытались лечить, но на хорошее обследование не было денег. Все складывалось как-то не так, одно к одному. Сны не дали мне получить нормальное образование и нормальную работу. Только в библиотеке, днем, в обеденный перерыв, мне удавалось забраться в подсобку и там, на стуле, заснуть — книги были моим оберегом, при книгах — но только днем — никакие мне сны не снились. Что за жизнь такая? Мне не нравилась такая жизнь. С личной, кстати, обстояло еще хуже, чем с рабочей. В какой-то момент я поняла, что по уши влюбилась.
К сожалению, в Роберта. В кого же еще?..
Только зарегистрированные и авторизованные пользователи могут оставлять комментарии.
Если вы используете ВКонтакте, Facebook, Twitter, Google или Яндекс, то регистрация займет у вас несколько секунд, а никаких дополнительных логинов и паролей запоминать не потребуется.