Звёздная система Бремен. Иван. часть1

Звёздная система Бремен. Планета Ратиф. Частная сельскохозяйственная ферма, расположенная в окрестностях города Сталфорда. Иван. Часть 1.

Пылинки-мотыльки

слетаются на свет,

Что, с утренней зарёй

проникнув меж гардин,

Игрушкам на полу

передаёт привет,

Ведь он давным-давно,

Их главный господин.

Звёздная система Бремен, в которой мне суждено было появиться на свет, уже имела за плечами несколько сот лет бурной жизни и отнюдь не собиралась уходить на покой, пережив сначала сельскохозяйственный бум, затем упадок. Сыграв существенную роль в свержении мессеровского режима, она уверенно вступила в тридцатый век, как трёхсекторная экономика. Имеющая, в своём активе, кроме традиционной, аграрной составляющей, быстро развивающиеся туристический и аэрокосмический сектора. В лице потомка богатейших поселенцев, Силаса Коинера, и его «Consolidated Outland group", она стала первой внешней системой, производящей целую линейку востребованных империей космических кораблей. Лёгкие «Мустанги», исследовательской, гоночной и боевой модификаций. «Пионер», представляющий из себя мобильную производственно-строительную платформу. Корабль необходимый для успешной колонизации начального уровня. Частная альтернатива, государственным и корпоративным монстрам. «Апачи», — малый десантно-штурмовой корабль и средний грузопассажирский межсистемный лайнер, — «Дилижанс».

Я был поздним и единственным ребёнком в нашей семье так же, как и мой отец Фёдор, и мой дед Иван. Сейчас это норма. Средняя продолжительность жизни в более-менее благополучных системах поднялась до ста — ста десяти лет. Многие спокойно откладывают создание семьи и рождение детей на вторую половину жизни, когда считают, что уже твёрдо стоят на ногах.

По рассказам отца, история нашего рода по его линии начинается в городке расположенном на планете Земля близ восточного склона Уральских гор, западная граница которого проходит по горному хребту. Как-то раз от нечего делать я решил покопаться в сети и, с подсказки отца, обнаружил первые документальные упоминания имени инженера Валерия Серебрякова в земных оцифрованных архивах металлургического завода за тысяча девятьсот тридцать третий год. Мама же моя была этнической черногоркой и, несмотря на то, что её далёкие предки давно рассеялись по освоенным человечеством звёздным системам, сумела сохранить в себе, как выражался отец, частичку национальной идентичности. С родственниками по её линии мы не общались. Мой второй дед, её отец, человек властный и богатый, не одобрил её брачных предпочтений и разорвал с дочерью всякие отношения, запретив кому бы то ни было из родственников общаться с непокорной беглянкой. Эта тема в нашей семье была своего рода табу. Из родственников отца я помнил только бабушку Зою. Наверняка, был ещё кто-то, но интереса к общению с нами они не выказывали.

Обосноваться на Ратифе решил мой дед Иван, получивший участок плодородной земли размером в сорок гектар за активное участие в антимессеровском сопротивлении в период с 2791 по 2792 годы. Находясь в довольно юном возрасте и не имея склонности к занятиям сельским хозяйством, он намеревался по-быстрому избавиться от этой головной боли. Однако жизнь в лице одной симпатичной соратницы по сопротивлению, его будущей жены, моей бабушки, избавила его от этой необходимости, взяв на себя все заботы по дому, развитию и управлению небольшим сельскохозяйственным бизнесом. По рассказам отца, дед был человеком неудобным. Острым у него был не только ум, но и язык, что в сочетании с любовью к выпивке всегда создавало проблемы. За прошлые заслуги и золотой ум механика, чинившего всё, что попадалось в руки, начальство в тех местах, где он работал, многое ему прощало, но периодически временно отстраняло от работы, и тогда все заботы о содержании семьи ложились на хрупкие бабушкины плечи. Возможно, именно поэтому его единственный сын, мой отец, не пил вообще.

Мои мама и папа были удивительной парой. Чем-то похожие друг на друга, внешне они были почти полной противоположностью. Отец, высокий, широкоплечий, сильный, как медведь, русоволосый, голубоглазый. И мама — ему под стать: тоже высокая, стройная, с крупными, правильными чертами лица, но черноволосая и черноглазая. Они были единым целым, словно день и ночь. Плавно сменяли друг друга в круговороте моей жизни. Отец был молчуном, в маме же тлела всегда готовая взорваться южная экспрессия, выражавшаяся в весёлом смехе или в часто распускавшейся на её лице заразительной улыбке. Единственным камнем преткновения в их отношениях была любовь мамы к табаку. Ей нравилось курить. Делала она это естественно и элегантно. Отец так и не смог ничего с этим поделать, со временем окончательно смирившись.

Дома мы всегда говорили на русском, но мама иногда пела черногорские песни своим глубоким, бархатным, завораживающим голосом «Ti si mi u krvi», «Skitnica» или «Ivanova koritа», а моим самым любимым, примиряющим и утешающим вся и всех словом было дивное «Полако». Его она произносила как-то по-особенному, освещая своей улыбкой всё вокруг. Казалось, в этот момент раздвигался занавес тяжёлых дождевых туч и в наши окна, неожиданно заглядывало солнце. Её песни будили моё воображение, заставляя оживать висящие над моей кроватью картинки с трепещущими под порывами морского бриза подснежниками и крокусами, усеивавшими склоны прибрежных скал. Я видел цветущие в палисадниках апельсиновые и лимонные деревья, спелые алые гроздья терпких плодов плачущей аскаруши. Их сменяли старые каменные крепости и улыбающиеся друг другу люди, похожие на маму. Они сидели в кафе или неспешно шли по извилистым мостовым, мощёным отполированным до зеркального блеска камнем. Они чинно беседовали на фоне кадок с цветами в уютных маленьких магазинчиках, приютившихся на первых этажах древних жилых домов. В своих обычных рассказах, мама почти никогда не упоминала море, и я недоумевал по этому поводу, поскольку мне оно казалось невероятно таинственным и самым главным действующим лицом в поведанных мне на ночь историях. Именно мама сумела привить мне тягу к дерзновенной романтике, скорее всего, заложенной в неё далёкими предками — рыбаками, моряками, маркитантами, а может, и вовсе морскими пиратами, долгие века живших и промышлявших на берегу неведомого мне Средиземного моря. Отец же, в свою очередь, передал мне выдержанность и инженерную смекалку, не раз выручавшую меня впоследствии.

Будущее моего отца, выросшего на ферме, принадлежавшей деду, было, вероятнее всего, предопределено. Ещё при жизни деда он выучился на инженера-механика и посвятил всего себя работе на ферме, которую затем после смерти бабушки и унаследовал. Огромное хозяйство состояло из сорока гектаров сельскохозяйственной земли и дома. Мама же, ещё до знакомства с отцом, довольно успешно реализовала себя в профессии инженера-биотехнолога. Она занималась созданием трансгенных сортов растений для нашей фермы, а отец — ремонтом и обслуживанием парка сельскохозяйственных дронов-комбайнов, обрабатывавших землю и собиравших урожай. Мне же отводилась скромная роль помощника. Благодаря удачно сложившемуся семейному симбиозу, на фоне многих наших соседей, постепенно сдававшихся под агрессивным натиском со стороны одного из монополистов на продовольственном рынке — Терра-Агри, скупавшем земли разорившихся фермеров, мы выглядели весьма преуспевающе, и по твёрдо высказанному мнению обоими родителями не собирались сдаваться. Отцовские комментарии по поводу массовой скупки земли существенно отличались от официальной версии, распространяемой чиновниками и верными им масс-медиа. Как оказалось позже, даже отец, очень неглупый человек, не до конца понимал, что на самом деле происходило.

Как и многие мои сверстники, живущие в зоне Ратифа, благоприятной для земледелия, я учился, используя все удобства удалённого образования. Отец был не против пятидневного интерната, но мама категорически возражала. Поэтому именно она в большей степени и занималась со мной. Учёба давалась мне легко, но казалась скучной и пустой затеей. Самыми любимыми предметами были мировая литература, каллиграфия, математика и основы программирования. Я любил всё систематизировать, постоянно пытаясь найти закономерности в интересовавших меня явлениях. Немногочисленные товарищи по сетевым играм меня не отвлекали, поскольку жили мы далеко друг от друга и непосредственно не общались. Три или четыре раза, отец возил меня на шумные встречи «товарищей по оружию» в кафешки Сталфорда, но стадное чувство во мне так никогда и не развилось. Среди сетевых приятелей была и девочка, которая мне нравилась, но отец, услышав мой неосторожно-восторженный отзыв о ней, как-то неудачно пошутил про «невесту», уязвив моё детское самолюбие, и хрупкие отношения распались. Несколько «живых» приятелей, живших на фермах по соседству, бывало, заезжали в гости, но большой совместной свободы для манёвра у нас не было, поскольку они, так же как и я, были заняты в семейном бизнесе.

В шесть лет я с завязанными глазами мог собрать и разобрать любого мобильного бота из тех, что у нас были. С семи, уже самостоятельно отвечал за исправность всех осветительных приборов на ферме и под моим началом находились док-станция и два мобильных бота-ремонтника, меняющих осветительные элементы, ремонтирующих сети, пара ветрогенераторов и грядка солнечных батарей. В девять отец определил под моё начало вторую док-станцию с семью дронами, осуществлявшими погрузку собранного на полях урожая, для чего использовались специальные вагоны-контейнеры небольшой ветки монорельсовой дороги, вливавшейся в центральную, общую магистрально-транспортную инфраструктуру, построенную ещё во времена существования сегодня почти забытой «Terra Mills», чтобы доставить урожай на перерабатывающую фабрику.

Было ли всё вышеописанное пределом моих мечтаний?! Конечно, нет. Как и у многих других мальчишек моего возраста, моей сокровенной мечтой было стать пилотом боевого истребителя или, в крайнем случае, корабля-разведчика. Никаких иных способов достичь этого, кроме как получить в подарок капсулу, предоставляющую возможности полного погружения в цифровую реальность с ежедневными длительными тренировками в ней, я, разумеется, не видел. Поскольку хорошо учился, отлично справлялся со своей частью обязанностей в семейном бизнесе, на десятый день своего рождения, скрупулёзно отсчитывая дни, искренне и с нетерпением ожидал подарка в виде вожделенной капсулы. Часто заводя с родителями разговоры на тему: «А вот было бы хорошо… или, моему товарищу родители на день рождения…». Моя вера в то, что именно я получу в качестве подарка на очередной день рождения, укрепилась в тот день, когда отец начал строить тёплую пристройку к гаражу. Я специально ничего не спрашивал и не приближался к пристройке, боясь спугнуть удачу.

И вот этот день наступил. Отец, взяв из гаража ровер, уехал рано утром. На мой вопрос:

«Куда он поехал?», мама с самым невинным видом ответила: «В Сталфорд, по делам».

Подыграв ей и не продолжая расспросы, я только кивнул, съел выставленную на стол ненавистную геркулесовую кашу, запил её большой чашкой цикориевого напитка, а затем с независимым и гордым видом отчалил на чердак к оборудованному наблюдательному пункту. Думаю, не нужно рассказывать о том, что ожидая «ну когда же, наконец…», на месте усидеть я не мог. Именно в этот день прямая дорога времени превратилась в засасывающую всё и вся болотную трясину. В голову поминутно лезли всякие глупые мысли о поломке ровера, нападении бандитов и враждебных пришельцев, уже давно вынашивавших злобные планы, как бы оставить меня без подарка. Изрядно перенервничав и, наконец, в бессилии присев у окна, я задремал, а проснулся лишь тогда, когда ровер отца плавно вкатывался во двор дома.

Первые смутные подозрения, что «что-то, пошло не так», у меня возникли, когда в открытом кузове ровера увидел лишь несколько объёмистых контейнеров. Однако я их, с присущей всем детям категоричной поспешностью отмёл, решив, что это дополнительное оборудование и аксессуары, а основной груз вот— вот подъедет или, возможно, уже находится в пристройке, и я, как последний раззява, просто проспал его доставку.

— Ну что стоишь столбом?! — с таящейся в глазах смешинкой нарочито грозным тоном проговорил отец. — Бери любой, что тебе по силам, и вперёд. Я схватил один из стоящих в ровере контейнеров, опережая ботов-грузчиков, ждущих своей очереди рядом с машиной, и засеменил за отцом.

Настоящее потрясение ждало меня внутри гаражной пристройки. Я даже растерялся, формулируя нехитрую мысль о постигшем меня фиаско. Места для установки капсулы в ней просто не было. Посередине хорошо освещённого помещения стоял огромный прямоугольный стол с квадратным отверстием посередине. Он занимал всё основное пространство. Вдоль правой стены тянулся во всю её длину рабочий верстак. Всё пространство над ним было увешано различными инструментами. Вслед за отцом молча взгромоздил свой контейнер на центральный стол. Туда же положили свои контейнеры, исполнив голосовую команду отца, пришедшие вслед за нами грузовые боты, которые сразу отъехали к свободной стене и вошли в режим ожидания, сменив цвет габаритных огоньков.

Я сразу всё понял. Случилась катастрофа. Отец, демонстративно не замечая моего недоумённого, полного обиды и разочарования взгляда, вскрыл первый контейнер и начал доставать оттуда невиданные ранее, как оказалось позже, очень старые пенопластовые коробки, с прозрачными пластиковыми крышками. Вскрыв одну, он вынул несколько прямых рельсовых сегментов, а затем некий механизм чёрного цвета с несколькими блестящими парами колёс и три зелёных тележки со стенками и крышей. При всей моей ненависти к этим бесполезным штукам, выставленным на ярко освещённый стол, невозможно было не отдать должное непривычно-изящной форме незнакомых предметов и высочайшей детализации, с которой они были выполнены.

— Просто взгляни, — наклонившись ко мне и протягивая чёрную поблёскивающую многочисленными гранями модель неизвестного механизма, проговорил отец. Я спрятал руки за спину и, не смотря ему глаза, подвывая, обиженно бубнил себе под нос:

— Не хочу! Убери это! Я капсулу хочу-у-у, а не это…

— Хорошо, — с явно обозначенными нотками примирения неожиданно воскликнул отец, чем совершенно смутил меня. — Возьми, пожалуйста.

Он вытащил мою руку из-за спины и вложил в неё крупный ребристый предмет.

— Это точная модель паровоза, выполненная в масштабе один к восьмидесяти семи.

Я взвесил врученный мне предмет в руке. Он оказался довольно тяжёлым. Это немного отвлекло, но мне всё ещё хотелось сказать отцу какую-нибудь дерзость и запустить этой штукой в стену.

— Давай договоримся, — продолжил отец.

Я поднял на него глаза, полные обиды, слёз и злости. Замер, совершенно не веря своим ушам и хрупкому счастью. Со мной хотят договориться, а значит, ещё не всё потеряно!

— Дай мне слово, что ты внимательно посмотришь подарок, который мы с мамой приготовили тебе. Здесь, — он обвёл рукой коробки, — два разных стартовых набора «PIKO» с цифровой системой управления. Многофункциональный Три-Д принтер-сканер, системный блок похожий на боевую бронемашину, со специальным набором программ для проектирования, слесарные и столярные инструменты. Компания PIKO, — отец бережно взял в руки немного выцветшую закрытую коробку, — производившая эти игрушки, находилась в колыбели человечества — на Земле, в удивительной стране Германии и была основана, ты не поверишь, в далёком 1949 году в городе Хемнице. Ещё, — он сунул руку в открытый контейнер и достал оттуда прямоугольный предмет, — книга.

Отец и в самом деле, положил передо мной настоящую книгу, сделанную из бумаги, в толстом кожаном переплёте. Я знал, что это такое, в сети их изображения попадались мне не раз, но в нашем доме эта была первой. Картинок на тёмно синей потёртой обложке не было, но крупными буквами было отпечатано: «Преподобный Уилберт Одри. Три железнодорожных двигателя».

— Ещё раз повторю, — привлекая моё внимание, проговорил отец, — здесь только два набора. Всё остальное, включая программное обеспечение для управления собственной железнодорожной империей, ты сделаешь и напишешь сам. — вглядевшись в моё лицо, он усмехнулся. — Если хочешь услышать то, что тебе понравится, вытри слёзы и то, что у тебя собралось под носом.

Рукав собственной курточки показался мне в тот момент универсальным средством.

— Послушай, если через месяц ты придёшь ко мне и попросишь купить тебе капсулу для игр, мы всё это продадим и купим тебе любую, какую ты выберешь.

***

Ровно через месяц я действительно пришёл к отцу и попросил у него… новые картриджи для многофункционального Три-Д принтера-сканера.

***

Я впервые в жизни по-настоящему увлёкся. Терзал поисковик, по крупицам собирая любую информацию, касающуюся железной дороги. Всё, до чего мог дотянуться программный алгоритм поискового робота: фотографии, видео, заметки и чертежи — сумел найти и выкачать из сети, все двадцать шесть книг, написанных великим железнодорожным энтузиастом — преподобным Уилбертом Одри (Reverend Wilbert Awdry). Вечерами, когда отец, вынужденный повышать голос, выгонял меня из гаражной пристройки, я просил маму почитать мне, неохотно залезая под одеяло. Если же она не могла уделить мне времени по каким-то причинам, слушал заветные тексты книг о приключениях паровоза Томаса, озвученные речевым синтезатором, подражающим то маминому, то отцовскому голосу. Я представлял себя маленьким Уилбертом, лежащим в своей постели, прислушивающимся к свисткам, гулкому, упрямому пыхтению тяжёлых механических машин. С закрытыми глазами, по звуку отгадывал, какая из них, гремя колёсами на стыках стальных рельс и тяжело вздыхая, проходит мимо.

Стремясь лучше понять события, происходившие в то время, я самостоятельно изучал всю доступную информацию, относящуюся к той далёкой эпохе промышленной революции. Делал для себя настоящие открытия. Думаю, в тот момент, когда появились сначала тяжёлые арбалеты, а затем и фитильные мушкеты, способные пробивать рыцарские доспехи, умерло что-то настоящее, живое и искреннее. Паровозы, казались мне похожими на средневековых земных рыцарей — закованные в латы, открыто, лицом к лицу, со звоном стали о сталь, сходящиеся со своим противником. В этой схватке не было места хитрости и коварству. Бой всегда был честным, и там всегда выигрывал сильнейший.

Исходя из значимости и масштаба каждого вида техники для своего времени, сравнивать паровозы я мог, конечно, только с нынешними космическими кораблями. Любое другое сравнение, ввиду моей новорожденной и пылкой пристрастности, казалось мне оскорбительным и неуместным. Стараясь понять, отчего эти древние, приводимые в движение паром гиганты, так западают в душу, я пытался сравнивать их с нынешними представителями разнообразной железной космической братии. Даже для десятилетнего ребёнка различия были очевидны.

Очень прошу читателя сделать скидку на мой юношеский максимализм. Тогда эта простота конструкции меня просто ошеломила. Всё открыто, всё на виду. Этот удивительный ансамбль, состоящий из колен, кривошипов, хитроумных рычагов, огромных колёс, легко выводил чистую мелодию движения. Никаких реакторов. Сложной электроники. По сути, котелок с водой, подвешенный над огнём, умудряющийся ехать. Минимум прилизанности и изящества конструкций казался мне, скорее, достоинством. Дополнением шли оглушающий грохот и скрип сопротивляющегося металла. Острый запах дыма и креозота. Закопчённые лица машиниста и кочегара, кормящего прямо с лопаты всегда голодного дикого зверя, несущего в себе одновременно воду и огонь. Две разрушительные стихии, падающие ниц перед человеком и благоговейно служащие ему. Разве сейчас где-нибудь такое увидишь?! Пожалуй, лишь в угловатых творениях «Drake Interplanetary» можно было найти слабые отголоски тех внешних, непритязательных, но по-своему прекрасных форм, наполненных романтикой давно ушедшей эпохи пара и стали.

Теперь, много лет спустя, я вполне осознаю, что это был всего лишь подростковый максимализм. Жизнь научила меня восхищаться всем и критиковать всё, что когда-либо создал человек, при этом ничего не отвергая.

Игрушечная железная дорога, подаренная мне на день рождения, стала особенным событием, разделившим моё детство, на «до» и «после». Это была любовь, если не с первого, то со второго взгляда точно. Полностью отдавая всё свободное время новому увлечению, я практически полностью забросил старые игры. Занятие программированием получило новый, дополнительный импульс, поскольку стало максимально предметным. Теперь я понимал, зачем мне это нужно. Железнодорожный и автомобильный парки моей маленькой личной империи постепенно росли, а вместе с ними увеличивалась сложность программного кода автоматического управления движением, освещением улиц, работой светофоров, переездов и даже смены дня и ночи. Всего за год я освоил больше сорока процентов стола, стоящего в гаражной пристройке, размером три на четыре метра, что, согласитесь, немало.

Мои сосредоточенность и желание добиться видимых результатов порой переходили все границы разумности. На одиннадцатый день рождения отец собрался сделать нам всем подарок, предложив посетить звёздную систему Бэйкер. Один из наших соседей, выставивший на продажу свой участок земли и забивший имеющуюся у него скотину на мясо, как раз решил отвезти его туда на продажу. На мой вопрос:

— Зачем так далеко?

Отец, пожав плечами, ответил:

— Наверное, это отличная возможность продать товар напрямую покупателю, без посредников. Насколько я знаю, даже с учётом затрат на перевозку, получается намного выгоднее.

— А для нас такое путешествие не слишком дорогое удовольствие?

— Ну, если бы мы летели сами по себе, то да. Тут, понимаешь, всё так удачно сложилось… Всем по тем или иным причинам нужно в ту сторону.

В отличие от соседа, мы летим, чтобы посмотреть на нелегальные гонки «Able Baker Challenge» («Прими вызов на дуэль в Бэйкер»). Бэйкер, система необычная. В ней два солнца и совсем нет обитаемых планет. Гоночной трассы, в её привычном понимании, там тоже нет. Она вся является огромной гоночной трассой. На эти гонки слетаются все отмороженные на голову пилоты, как мухи на обед. Мы не пилоты, но тоже летим туда, потому что это опасно. Отец рассказал мне об этом по секрету за несколько дней до вылета. Информация была, что надо, но самым важным в предстоящей поездке был тот факт, что доставят нас туда и привезут обратно на самом настоящем «CATERPILLAR». В моём корабельном пантеоне этот шип занимал одно из самых почётных мест. Думаю, вы понимаете, о чём я.

Времени на сборы и подготовку оставалось совсем немного, поэтому с момента, как новость нашла мои уши, я начал усиленно готовиться. Уж что-что, а искать полезную информацию уже научился! Взяв в помощники «тщательность» и «старание», перерыл сеть в поисках всей возможной документации, касающейся вожделенного инженерно-технического шедевра, произведённого на верфях «Drake Interplanetary».

С трудом дождался дня вылета из-за волнения. Это мой первый полёт в открытый космос. Я наконец смогу аргументировано констатировать, есть ли на небе ангелы или нет. Каждый раз, когда об этом заходил разговор, меня добивали вопросом: «Ты сам там был?!» Раньше приходилось постыдно ретироваться. Но отныне пусть враги трепещут!

Рано утром перед самым выходом из дома мы дружно воспроизводим старинный колдовской ритуал, называемый «посидеть на дорожку». Смысл его мне не понятен, но я сажусь в прихожей под зеркалом. Оно висит для мамы. Чтобы посмотреться в него, мне приходится вставать на цыпочки, а папе пригибаться. Это явная дискриминация большинства, но я усилием воли заставляю себя не поднимать щекотливую тему и вместо этого спрашиваю, нет ли ещё каких-нибудь ритуалов, типа сжигания чучела или поедания садовых слизней, на всякий случай добавляя, что сейчас не голоден. Мама заразительно смеётся. Папа озабоченно интересуется, положила ли она в контейнер с ручной кладью сэндвичи. Она кивает головой, глядя на него своими большими, чёрными, влюблёнными глазами. Мне в этот раз любви не достаётся. Всё забирает папа.

Мы без происшествий долетаем до космопорта. Проходим досмотр. Мама всё время повторяет одну и ту же мантру: «Молчи!»

Я слушаюсь. Моё время ещё не наступило. Я готовился совсем к другому. Нас ведут по кораблю. Я залипаю в отсеке с силовыми установками, потом, нарушая строй, бегу в серверную размазывать по стойкам слюни своего неуёмного любопытства. Все вежливо улыбаются друг другу и пока ещё терпят мое поведение. Наконец мы поднимаемся на капитанский мостик «CATERPILLAR», чтобы познакомиться с капитаном и экипажем. На мостике нам всем тесновато. Капитан совершенно не внушает доверия. Всё его лицо состоит из обвисших мешков старой кожи и глубоких морщин. Ни тебе бороды, ни тебе трубки. Сходу решив поразить всех своей осведомлённостью, делаю несколько существенных замечаний капитану о текущем состоянии корабля, сказав, что сначала надо внести изменения в пару предполётных протоколов. Чтобы не сочли за балабола, с самым серьёзным видом направляюсь к креслу первого пилота. Меня бесцеремонно хватают за шиворот. Судя по реакции капитана, команды и остальных присутствующих, мне надо будет ещё немного поработать над стилем! К тому же капитан, не оценив моей компетентности, безапелляционно заявил родителям, что если они не уберут меня с мостика сейчас же, он оторвёт мне руки, а затем выкинет меня в космос. Увидев в его решении большое количество внутренних противоречий, я совершенно искренне поинтересовался:

— Зачем вам мои руки кэп?! Если вы истеричка и не хотите, чтобы я делал вам фактически обоснованные замечания, проще сразу оторвать голову. Результат ведь будет тот же, а сил потратите значительно меньше. Это же элементарно.

— Умник, значит! — сквозь зубы цедит капитан, недобро глядя на папиного знакомого, пригласившего нас, разделить с ним расходы на полёт, а затем выгоняет с мостика всех, как он выразился, — «ё-туристов», категорически запретив попавшей на борт патогенной флоре на всё время полёта покидать общую кают-компанию для экипажа, не занятого на вахтах. Нас под охраной ведут на нижний ярус трюма корабля. Панциря, как у черепахи, у меня нет. Голову спрятать не получится. Но я, тем не менее, страхуюсь и на всякий случай прячу руки в карманы. Вдруг кэп не счёл мои доводы разумными?

— Коммуникатор у него заберите, пусть у меня в сейфе полежит до конца полёта, — всё не унимается капитан.

Мы расселись вокруг стола, стоящего посередине кают-компании. Нам предлагают съесть то, чем ходит под себя огромный корабельный пищевой синтезатор. Коренастый мужик в лёгком костюме пилота с пистолетом в кобуре на боку, приведший нас в этот склеп, называет это настоящей космической едой. Внимательно осмотрев выражение лиц всех присутствующих, я решаю не рисковать и тоже отказываюсь.

Поскольку принимать через рот так называемую еду, приготовленную пищевым синтезатором для настоящих космических волков, мы отказались, а лететь ещё долго, нас, всё ещё ё-туристов, раскладывают по койкам. Меня кладут на второй ярус в спальный кокон и пристёгивают. В ответ на вопрос, кто такие ё-туристы, мама лишь загадочно улыбается, но так просто от меня она не отделается. Я бросаю вдогонку вопрос о пиратах. Она всё так же улыбается и отвечает, что мы летим не одни, и, ещё раз проверив крепления, поцеловав меня, добавляет:

— Сегодня ты первый раз в жизни пройдёшь через прыжковую точку. Даже не одну. Может немного поболеть голова, как после катания на лодке. Но это не обязательно. Вот на всякий случай бутылка воды. Спи!

Она суёт мне в руку пластиковую бутыль с водой и ложится снизу. Мне не спится. Чтобы не скучать, я прихватил с собой одно собранное на досуге устройство. Так, на всякий случай. Жду, пока все угомонятся и засопят, кто в одну, кто в две дырки. Прячусь поглубже в кокон и включаю его.

Всё-таки моя критика капитана была не напрасна. Поначалу, правда, забеспокоился. Беспроводная корабельная сеть оказалась мне не по зубам. Думаете, я так прост? У нормальных героев всегда есть запасной план. Внимательно осматриваю стенку рядом с койкой. Свободный порт для проводного подключения, прикрытый заглушкой, успешно обнаружен ровно в том месте, где он и должен быть, согласно заводским эксплуатационным документам судна. Дальше всё идёт как по маслу! Я сполна вознаграждён. Эти дилетанты даже не удосужились поменять заводские пароли доступа к внутрикорабельным аппаратным файерволлам и серверам на собственные

В тот момент, когда решил устроиться поудобнее, неожиданно накатило: на лбу выступил пот, стало душно и резко пересохло горло. С трудом сдерживая кашель, судорожно отворачиваю пробку и жадно пью. Отпустило. Сначала подумал это из-за того, что сижу внутри кокона. Истинную причину понял позже.

Продолжаем. Что у нас тут? Сработать надо чисто, стараясь не оставлять следов. Естественно никаких серьёзных, деструктивных атак я не планировал. Представление об уровне собственных возможностей и понимание, что мы в открытом космосе, у меня было.

Для начала создаём нового пользователя. Что у нас тут в стандартных служебных процессах есть? О! Вот и подходящий. Маскируемся. Даём нашей учётной записи имя служебного процесса. Готово. Теперь присваиваем необходимые права доступа. Запускаем приложение, которое после выхода из системы подчистит логи. Перелогиниваемся. Вуаля! Поехали!

Теперь — телеметрические системы. Визуальный контроль. Навигация. Начну с неё. Гружу интерфейс системы телеметрии для мониторинга нашего положения в пространстве. Табличная форма мне не интересна. Выбираем в виде звёздной карты. Всё лишнее — вон.

Ну и где мы?! Судя по карте, несколько минут назад прошли сквозь точку перехода Бремен-Никс и направляемся к следующей. Вот и разъяснилась причина моего недомогания.

Далее — бортовые системы внешнего и внутреннего контроля. Подключаюсь к наружным камерам и обозреваю пространство. Кое-что есть, но это точно не ангелы. По левому борту ярко горит белая звезда. Справа и слева от нас по ходу движения два «FREELANCER». Левый просто жутко размалёван. Настоящий вырвиглаз. Наверное, его владельцы — те самые космические волки, принимающие в голову вместо нормальной еды продукты глубокой переработки, произведённые пищевым синтезатором. Снизу, чуть обгоняя нас, маленький в сравнении с другими шипами, похожий на дельфина с крыльями, серебристый «Avenger». Ещё раз оглядев окружающий нас космос, решил, что вопрос с ангелами можно считать закрытым. Удаляю созданную «левую» учётную запись. Запускаю чистку логов. Аста маньяна!

Что можно сделать с появившимся доступом к сети, службам и серверам корабля, я пока не решил, но время есть. Тем более, нам ещё назад лететь. Успею.

Что дальше? А вот что! В спешке сборов не посчитал расстояние, которое нам предстояло пройти. Гружу локальную звёздную карту. Ага. Пять прыжковых точек. Примерно семьдесят четыре астрономических единицы. Это всё равно, что тридцать семь раз долететь от Земли до Солнца и вернуться обратно. Нам предстояло пролететь насквозь четыре звёздных системы: Nyx, Castra, Hadrian и Kiel. Читаю всплывающие на экране подсказки. Система Nyx расположена на краю пылевой туманности, что ограничивает дальность действия радара. Она не входит в состав Империи и считается самой опасной звёздной системой на нашем маршруте, но наш маленький караван, по маминому мнению, был пиратам не по зубам. Полную информацию по системам на маршруте я подготовил заранее.

Душно. Вылезаю из жаркого мешочного плена. Приклеиваю к внутренней стороне ушной раковины одноразовый, похожий на родинку саморазрушающийся наушник и активирую его. Устраиваюсь удобнее. В одно ухо, между всхрапами тучного «вчерашнего фермера», тихо гудела установка обеспечения газового состава. В другое, монотонно бубнил синтезированным голосом, электронный декламатор.

— Система Nyx состоит из звезды спектрального класса «F», трёх необитаемых планет. В системе присутствуют два астероидных пояса, расположенных между второй и третьей планетами…

Даже не заметил, как уснул.