Тудымка 2

…— Парень от него прибежал. Сказал, из наших, вроде, — услышал я голос, где-то далеко и одновременно где-то близко. — Странный очень. Ничего, говорит, нет. Рая нет. Всё ложь. Машина из людей Человечинов делает…. Отступник, что ли? Мы в харчевню пришли, смотрим, чужак какой-то…. На всякий случай сюда его притащили. Нагрудный знак под рубахой нашли, в тряпку вместе с гвоздями завёрнутый.

— Да…. Он не из наших…, — сказал кто-то другой уже совсем рядом.

— Может, он с запада? — снова первый голос зазвучал. — Я слышал, там есть общины совсем разложившиеся….

— Сейчас узнаем, — сказал другой. — Давай, приводи его в чувство….

И тут уж я проснулся окончательно, и понял, что это никакой не сон, потому что меня по щекам лупасить начали…. Я машинально рукой заслонился, повернулся на бок, а потом сел и глаза открыл. Оказалось я на полу сижу в комнате настолько светлой, что у меня даже мысль мелькнула, а не у Хаников ли я снова?

Я вздохнул глубоко и руками обхватил свою тяжёлую голову..., очень тяжёлую, пытаясь вспомнить, что со мной произошло. Но память всё время упиралась в забор под светящимся окном и руку, которой я об этот забор опирался…. А дальше ничего….

— Эй. Ты кто? — услышал я….

И с трудом подняв глаза, увидел, сначала того кто спрашивал, он в отдалении стоял, а повернув голову, и второго, склонившегося надо мной. Это он, второй, по щекам меня лупасил, похоже.

— Эй. Ты кто? — повторил стоящий в отдалении. — Отвечай.

А склонившийся опять мне оплеуху отвесил…. Не то чтобы это было очень больно, но всё же неприятно, да и без того в голове у меня звенело. Я вновь рукой заслонился….

— Хватит…! — говорю. — Тудымка я….

— Тудымка…, — сказал стоящий в отдалении. — Ранг у тебя какой?

— Не знаю…, — растерялся я, незнакомое слово услышав. — Нет у меня такого.

— Я же говорю, — вставил склонившийся. — Дикари.

— Слушай меня, — стоящий в отдалении сказал. — Я Ворщик Десятерых. Он Ворщик Двух…. А ты скольких Ворщик…? Или у вас такого нет?

Я головой помотал…, догадываясь постепенно где нахожусь. У Ключников я. В здоровенном доме на отшибе. Вон, у этого, Ворщика Десятерых на шее штуковина висит, точь-в-точь как та, что я на торгах получил. И у склонившегося, тоже такая же и тоже на шее…. Вот почему их ключниками-то называют.

— А зачем ты, — продолжает спрашивать Ворщик Десятерых. — Говорил, что Рая нет? Зачем рассказывал, что машина из людей Человечинов делает?

— Потому что это правда…, — отвечаю.

— Точно, — говорит Ворщик Двух, выпрямляясь. — Правдолюбцы с запада. Я о них слышал….

— Ты с запада? — спрашивает Ворщик Десятерых.

— Не знаю, — говорю, пытаясь вспомнить, есть ли у нас селения с похожим названием. — У нас такого нет. Нас-то всё Пристенками называют. Потому что мы возле стены живём….

— Ладно…, — сказал Ворщик Десятерых. — Зачем же ты сюда явился?

— Да интересно мне стало, — отвечаю. — Что здесь да как? Я с башни вашу стену увидел….

Ворщики переглянулись. А Ворщик Двух ещё и плечами пожал.

— Ну и как тебе здесь? — спрашивает меня всё тот же Ворщик. Тот который Десятерых. Видно он только был призван мне вопросы задавать.

— Да, ничего… так…, — отвечаю. — Много нового, неизвестного. И странного много. Люди в выдумки свои верят, а правду говоришь, не верят. Не хотят, получается, люди правду знать.

— А ты только правду знать хочешь? — Ворщик спрашивает. — Ну, да. Я забыл. Ты же Правдолюбец….

— Да нет…, — отвечаю. — Не всю. Мне одно только покою не даёт. Зачем машину сделали, которая людей уродует? А больше-то и ничего.

Ворщик, что вопросы задавать призван, задумался. Руки на пузе скрестил. Прохаживаться взад-вперёд начал.

— Мы все Ворщики Уго, — сказал он, не переставая прохаживаться. — Да. И даже ты, хотя ранга не имеешь и знак нагрудный не носишь там, где его положено носить…. А раз так, значит и ты должен блюсти порядок. Хотя бы один из главных его законов. Не вторгаться на чужую землю. И не мешать другим Ворщикам вести дела на их земле…. А ты вторгся. И ты пытался мешать…. Может ты это сделал по незнанию, поскольку порядок у вас уже забыт, и закон не соблюдается? Но у нас, здесь, ничего не забыто, и не блюсти закон нельзя…. Надеюсь, ты это понимаешь.

Я кивнул…. Хотя, на самом деле мало что понимал….

— Ну, хорошо, — продолжил говорить Ворщик Десятерых, ещё подумав. — Я отвечу на вопрос который тебя терзает, а ты взамен уйдёшь от сюда…, назад, домой. И никогда к нам больше не вернёшься. Но. Если мы ещё раз тебя здесь увидим, или же узнаем, что ты каким-нибудь другим способом смущаешь людей, то поступим с тобой незаконно…. Ты понял?

Я снова кивнул…. А что мне оставалось делать? Спрашивать да переспрашивать…? А зачем? Всё равно голова тяжёлая как камень и не соображает ничего. А ведь он мне главное обещал, это я понял точно, меня назад, домой отправят…. Может верёвку дадут, что б через стену перелезть или Ханикам прикажут меня пропустить. Не знаю…. Неважно как. Лишь бы домой….

— Ну, ладно, — говорит Ворщик призванный задавать вопросы. — Какой вопрос тебя тревожит? Откуда машина взялась? Её Этиони создали….

— Да это я знаю, — перебил я Ворщика. — Я хочу понять зачем? Зачем им это было нужно?

— Ну…, — замялся слегка Ворщик Десятерых. — Они, конечно перед нами не отчитывались. Но догадаться-то мы можем…. Так вот. Они создали машину, чтобы видеть, кто есть кто…. Ведь мы не можем на глаз определить, что за человек перед нами, порядочный или прохиндей? А машина может. Если у человека душа и помыслы чисты, то машина выплёвывает его не изменив. Таким каков он был до этого. Но если какая-то червоточинка в нём всё же есть, то машина чувствует это и начинает его курочить. Приводит, так скажем, в соответствие его внутренний мир с внешним видом. И тогда уж сразу понятно становится, кто есть кто. С кем можно иметь дело, а кого лучше гнать взашей.

— И что же…? — спрашиваю я. — Было такое, что машина нормальных людей выплёвывала?

— Было, когда-то…. Давно…. Дело в том, что наши предки были лучше нас. Чище. Честнее. Порядочнее…. Это сейчас что ни человек, то, или вор, или стяжатель, или прелюбодей. И каждый из них в душе уже не человек, а Человечина. Поэтому кто бы в машину ни зашёл, результат один….

Хотелось мне, конечно, спросить, а как же вы сами-то? Вы-то кто в душе…? Лжёте ведь всем напропалую…. Да не стал. Знаю я, что мне ответят. Мы, мол, не люди, Ворщики мы. Нас для другого создали…. Поэтому сказал только:

— Почему тогда Этиони до сих пор машину не остановили? Ведь и так понятно, что вокруг одни ничтожества?

— Ну и дуралей же ты, — усмехается Ворщик. — Этиони давно ушли. Нет их. Как только созданы были все: машина, стены, Мыхи Ханики, мы — Ворщики Уго, так сразу же и ушли.

— Тогда, — говорю. — Тем более не понимаю я. Вам-то, зачем это всё надо…?

— Знаешь, что такое чувство долга…? — Ворщик Десятерых спрашивает.

— Знаю, — говорю, подумав. — Это когда Синице за выпивку задолжал, то чувство возникает, что надо с этим что-то делать. Или брата просить расплатиться, или у Синицы долг отсрочить…. Только если Синица вдруг куда-то исчезнет. Мало ли что может случиться вдруг…. То и долга у меня, получается, уже не будет…. А если Этиони ушли, то и их получается нет, а значит и долга тоже нет.

— Долга, может, и нет, — сказал Ворщик хмурясь. — Но чувство-то осталось…. Ладно. Хватит время моё тратить. Мы договорились, и я свою часть договора выполнил. Теперь твоя очередь….

А я что, против что ли? Я только за. Надоели мне эти приключения. Не хочу я больше в непонятно какой комнате на полу валяться. А хочу дома на лавке…. И пусть даже придётся слушать, как бабка Родимка ворчит. Плевать. Я буду стараться думать о своём, и ногтём стенку ковырять…. У меня от таких мыслей настроение улучшилось даже, и голова прояснилась немного. Только рано я радоваться начал….

Из домины мы вышли, рядом с мостиком, через ров перекинутым, остановились….

— Всё. Иди давай, — Ворщик Десятерых сказал и рукой махнул. — А то, если Ворщик Тысячи про это дело узнает, нам всем непоздоровится….

А я смотрю, что-то не туда он машет-то. Не в ту сторону, судя по солнцу. Я огляделся….

— А где стена-то? — спрашиваю удивлённо.

Вижу, эти двое тоже удивились….

— На кой чёрт она тебе? — говорят.

— Так мне туда надо, — отвечаю. — За стену…. Я там живу. Мой дом там.

— Подожди…, — Ворщик Десятерых оскалился зло. — Что ты мне голову морочишь? Ты же сказал, что с запада пришёл….

— Ничего такого я не говорил, — оправдываюсь я. — И вообще не понимаю я, что это за запада такая.

— Слушай, ты мне надоел, — сказал Ворщик Десятерых. — То тебе нужно было туда, теперь тебе надо сюда…. Завтра ещё куда-нибудь понадобится…. Хватит терпение моё испытывать. Забирай своё барахло и проваливай.

Он Ворщику Двух рукой махнул…. А тот тряпицу мою с гвоздями из кармана достал и в руку мне сунул.

Я своё добро под рубаху спрятал и стою…. А что мне ещё делать-то?

— Тебя долго ждать? — слышу.

Это Ворщик Двух высказался. И в плечо ещё меня пихнул.

— Вы скажите Ханикам, чтобы они меня пропустили..., — начал, было, я.

Да не договорил. Смех помешал. Ворщики захохотали во весь голос. Чего уж там было продолжать-то….

— А зачем просить? — вдоволь нахохотавшись Ворщик Десяти сказал. — Там всех пропускают. Иди, испытай себя…. А я тебя одиннадцатым к своему рангу приплюсую….

И тут меня такая злость взяла, что внутри аж забурлило всё, заклокотало…. Ах, ты сволочь, думаю. Издеваешься? Да…? Взял я в руки все силы, что были у меня, Ворщика Десяти в охапку сгрёб и в ров его спихнул….

Полетел он в чепыжи, как мешок с дерьмом и пикнуть не успел. А я к Ворщику Двух повернулся лицом и жду. Отпор давать приготовился…. Но тот нападать не стал. Рыпнулся, вроде, сперва, но потом передумал. Ворщик Десяти ещё как раз из чепыжей завопил. Так что он растерялся даже, не зная что ему делать вперёд, мне в глотку вцепиться, или старшего из рва вытаскивать. А потом решил всё же, что, ни первое и, ни второе. Назад попятился и в дверь нырнул.

Дураку понятно, куда он побежал. За подмогой конечно. Но никак я не мог знать, что подмога так быстро подоспеет…. Я ещё и мостик миновать не успел, как из домины Ворщики посыпались. Трое за мной кинулись, а один, тот что Двух, в ров полез.

Я, конечно, что есть мочи бросился бежать…. Да только видно во время вчерашней-то попойки, мочь свою я здорово поистратил и поэтому выдохся очень быстро. А Ворщики-то нет. Ворщики-то не выдохлись….

Чувствую, догоняют меня. Вот — вот схватят…. Или подсечку сделают…. Пришлось детские годы вспомнить. Хрустеня и дружков его…. Остановился я резко, как мог, и всем телом назад подался, и локти ещё в стороны раздвинул для пущей уверенности. Ну и конечно тот из Ворщиков, кто пошустрей был и ближе всего ко мне, под локоть и угодил.

В траву он повалился, а двое других мимо проскочили. А пока они останавливались и соображали что к чему, я сначала одного с ног сбил, а потом другому в ухо кулаком с размаху зарядил…. И ходу….

Отбежал немного, оглянулся, смотрю, что они там делают, будут дальше гнаться или хватило им…? Вижу, хватило вроде. Первые двое поднялись, отряхнулись, третьему, которому я в ухо заехал, подняться помогли и пошли назад, оглядываясь.

Ну и я тоже, отдышался немного и пошёл, в свою сторону. Туда, куда Ворщик Десятерых показывал…. А куда мне ещё идти? Не к Ханикам же и не в харчевню…. Если эти там меня поймают то всё. В машину силком запихнут. Так что путь у меня один, на запад, как Ворщики говорят. Когда уж верёвку раздобуду, тогда и вернусь. И никаких больше харчевен, пока дело не сделаю.

Тем более пропитанием, на первое время, я себя обеспечил. Краюху хлеба да две луковицы, за полгвоздя купил у пастушка…. Хотел я попросить его, чтобы он верёвку для меня добыл, но как узнал, что он на Ворщиков батрачит, передумал. Ну и ещё, расстроил он меня немного. Оказывается в той стороне, куда я иду, ближе чем на два дня, ни единой души нет. Значит, ещё сильнее я от дома отдаляюсь.

Ну, ничего. Зато потом будет что рассказать…. Засяду я у Синицы и стану байки травить. Народ к нему валом попрёт меня послушать, а за это я бесплатно буду харчеваться. Как тот мужик, не помню, как его звали. Мы с братом, тогда, ходили, слушали. Много было народу…. Но у меня-то всяко слушателей больше будет. Мои-то рассказы правдивые, а тот мужик врал напропалую.

Ведь нельзя же по верёвке на небо залезть. Понятное дело…. А то он, сначала, говорит, камень к верёвке привязал да на нижние ветки дерева закинул. Потом забрался по ней, ещё раз верёвку раскрутил и на верхушку забросил. А с верхушки, на облако, которое рядом проплывало…. Ну как так? Ерунда же…. Пробовали мы с братом. Ничего у нас не вышло….

А вот пастушок не соврал. Шёл я не два дня хоть, а полтора, но, ни единой души так и не встретил. Я бы ещё столько же прошагать мог, да только стена мне дорогу преградила. А я и не удивился даже. Это ведь третья уж на моей памяти-то. Так что осмотрел я её со знанием дела.

Первое что я заметил, не шастают по округе Выплевки — Человечины. А когда до двери добрался, из которой машина их выплёвывать должна, понял почему. Стоит она, машина-то. Не работает…. И сама дверь необычная. Кто-то окошко в ней пропилил. Где-то на уровне пояса…. Такое приличное по размеру. Я бы через него легко пролезть смог.

Заглянул я через него туда, внутрь. А там…. Жуткое дело…. Колёса торчат, такие…, через которые машина человеков прогоняет. У меня даже мурашки по спине забегали, когда представил я, как всё это происходит.

Но хоть машина и не работает, всё же, не заброшена она. Тропинку-то ведь кто-то протоптал…. И железок вокруг накидал тоже кто-то. Значит, есть тут люди. Живут. Ну, или Ханики…, чёрт их…. По лестнице я поднялся и в дверь к Ханикам постучал.

Не сразу запор щёлкнул. Ждать мне пришлось. Наконец выглянул дядька пожилой. Почти дед. Меня увидел. Без слов лишних головой качнул, заходи, мол.

Ну, я зашёл, не просто же так стучался-то….

— Проходи, проходи, — затараторил дядька. — Хорошо, что ты пришёл. Вовремя. У меня сегодня замечательный день. Сегодня эта машина наконец-то заработает…. Правильно заработает. Я понял, в чём загвоздка. Понимаешь? Теперь точно всё получится. Я уверен…. Может, отобедаешь со мной, в честь такого дела?

— Да я так-то не голоден. Мне бы воды…, — говорю я, недоверчиво.

Век не забуду, чем меня в подобном месте накормили….

— Будет, будет тебе вода, — сказал дядька, за рукав меня дёргая. — Но уж и от обеда не отказывайся. Я ведь тут один совсем. Мне даже радостью поделиться не с кем….

Ну ладно, думаю, посмотрим, что у тебя на обед…. А отказаться-то я всегда успею.

По коридору дядька меня повёл. Точно по такому же, как и у прежних Хаников. Да вообще всё тут такое же, только беспорядок кругом, железяки валяются, мусор. И не так светло. Где-то полумрак, а кое-где и вовсе темень непроглядная.

— Я с этой машиной всю свою жизнь вожусь, — говорил дядька, оборачиваясь на ходу. — Ещё с братом начинал. А теперь вот один….

— А её запускать-то надо ли? — спрашиваю, стараясь припомнить слова Ворщика Десяти. — Не уж-то и так непонятно, что все люди воры, стяжатели…? И, эти, как их там…? Сволочи, в общем….

— Неужто все? — дядька переспрашивает.

— Так говорят…, — пожимая плечами, отвечаю я.

— Ну…. Тем более, — сказал дядька….

И завёл меня в комнату, почти всю захламлённую, но со столом и лавками в центре. Рукавом своим дядька столешницу вытер и говорит:

— Ты не смотри что здесь грязь, еда у меня чистая, хорошая. А убирать мне некогда. Сам понимаешь….

— Воды, — напомнил я, на лавку усаживаясь.

— Да. Точно. Точно. Воды…, — засуетился дядька.

Кружку с водой мне откуда-то притащил, в руки подаёт….

— Машина моя для того и нужна, — говорит. — Чтобы всяких глупых и вредных людишек в умных людей переделывать. Ведь все беды человеческие от того, что глупости в людях полно. Были бы человеки умные, были бы счастливые тогда все. Правильно я говорю?

— Не знаю…, — отвечаю я. — Мне такое в голову как-то не приходило.

— Вот…. А мне приходило. Ещё молодой когда я был пришло мне это в голову-то…. Разве ж вор стал бы воровать если б поумнее был бы? Нет. Он бы знал тогда, что рано или поздно его за руку схватят…. А сквалыга, стал бы жадничать, если б был умным и понимал, что, так или иначе всё потеряет? Что его запросто ограбить могут…? Вот…. А как сделать людей умнее-то? Знаешь…? А я знаю. Для этого машина нужна. Я много тогда думал. Очень много. И понял, машину нужно наоборот запустить…. Раньше-то как было. Заходит в машину человек обычный, а выходит сильный и выносливый. А раз сильный и выносливый, значит не очень умный. Это ж понятно…. А раз в ту сторону ум уменьшается, то в другую будет увеличиваться. То есть машину надо запустить наоборот. Правильно я говорю?

— Не знаю, — пожимаю я плечами. — Я в этом не разбираюсь….

— А я разбираюсь. Я из Хаников. Предки мои были Ханиками. И сам я, тоже…. Так что всё правильно…. Правда, брат надо мной посмеивался. Говорил, чушь это всё…. Хоть в начале и помогал…. Но разве ж я для себя? Я для людей стараюсь. Хочу, чтоб людям было хорошо.

— А сейчас-то где он, брат твой? — спрашиваю.

— Да, — махнул рукой дядька. — Надоели мне его насмешки…. Ну что, отобедаешь? Каша у меня хорошая. Рассыпчатая….

— Кашу…? Кашу буду, — согласился я.

— Всё. Бегу, — обрадовался дядька и вправду убежал.

А я задумался…. Как это ловко всё у него получается. Станут все умными, значит и порядка будет больше и счастья тоже…? Ну, насчёт порядка не знаю. Тут поразмыслить надо. А насчёт счастья…, сомневаюсь я что-то. Вон, Кукарекало. Смотришь на него, и думаешь, разве может такой человек счастливым быть? Ведь мало того, что рвань, так ещё и дурак дураком. Головушка пустая, как бабка Родимка говорит. Вот поэтому-то, наверное, он и не знает, что должен быть самым несчастным человеком в округе. А если б знал, то не бегал бы, не прыгал, не смеялся б без конца и с детишками не играл бы в салочки….

А возьми Жихаря…. Кто скажет, что он умный? Да любой, кого не спроси. А что-то не больно часто я видел, что бы он веселился-то. Некогда ему. У него забот полон рот. Так что думаю я, дядька не прав. Счастье и ум, они сами по себе. И друг друга не касаются.

Да и с машиной, тоже, непонятно…. Возьму я, скажем, топор. Начну рубить дерево. Ну и щепки полетят, понятное дело. Вот…. А если я обухом по дереву долбасить начну? Что же, щепки должны назад прирастать, что ли…? В общем, не знаю, не знаю. Сомневаюсь я….

— Ну что, заждался? — сказал дядька, в комнату входя.

Миску с кашей передо мной поставил, а сам напротив сел.

— А себе чего…? — спрашиваю.

— Да я потом, — отвечает он. — Чашка-то у меня одна всего…. Я и забыл….

Ладно, думаю…. Взял я ложку…. Ничего каша, есть можно. Привкус какой-то странный, правда…. Но с голодухи можно и потерпеть.

— Вот там, откуда я пришёл, — говорю я между делом. — Тоже машина есть. Только она из людей уродов делает…. Не получится ли у тебя так же?

— Уродов…? — качает головой дядька. — Так это значит машина дурит. Поломка где-то. Исправить, значит, надо…. Что ж Ханики-то там, не умеют что ли? Не обучены?

— Кто его знает, — отвечаю. — Может, не умеют. А может и не хотят. Им-то какое дело? Работает машина, и ладно.

— Нет, — говорит дядька. — У меня такого не будет. Мне ведь не всё равно…. Я жизнь свою потратил на это….

— Хорошо, — сказал я, последнюю ложку каши в рот закинув.

Прожевал, ложку облизал, вздохнул и чувствую, устал что-то. Плечи тяжестью налились, перед глазами пелена, истома в груди какая-то. Сказываются, похоже, напряжённые дни…. Сейчас бы на лавке растянуться…. Да дело у меня есть ещё….

— А у тебя верёвки, нет ли? — у дядьки спрашиваю, зевая. — Да подлинней что б?

— Нет, — отвечает тот.

— А может поблизости люди ещё есть, какие? — спрашиваю я, с отяжелевшими веками борясь. — Верёвка мне нужна очень.

— Живут возле прудов, — звенит в моих ушах голос дядьки. — Так, то не поблизости…. Есть ещё Ворщик один. Недалеко отсюда дом его. Но этот старый хрыч давно из ума выжил. Ему даже машина не поможет…. Да ты, я вижу, спать хочешь? Ты поспи, поспи….

Я, устав бороться со сном, позволил своей голове слегка склониться…, и тут же стол и лавка, и пустая миска делись куда-то, а передо мной уже расстилалось поле, алое от заката, и башня со своей зловещей тенью маячила впереди.

Получается, я на стене стою? И не на какой-нибудь там…, а на нашей стене, которую ещё мелким облазил вдоль и поперёк. Только с неё вид такой открывается. И я тут не один. Со мной ещё куча народу. И Ухват с Лукавкой, и бабка Родимка, и Горбатый Луй, и Жыхарь, и Синица…, и даже Хрустень здесь. Все закатом любуются.

Я покосился на брата, и хотел было спросить, как они с Лукавкой домой вернулись, благополучно ли? Но не смог и слова сказать…. Он стоял неподвижно и смотрел в сторону заката, с таким окаменевшим лицом и с ещё более окаменевшим взглядом, что мне не по себе как-то стало. Я тоже туда посмотрел и понял сразу отчего у брата взгляд такой окаменевший. И отчего у остальных такие же взгляды….

Там у горизонта падало к земле, бешено вращаясь, алое солнце. И от этого тень от башни росла прямо на глазах. Она всё ближе и ближе подползала к стене, не остановившись даже у того места, где она должна была остановиться. Где она всегда останавливалась…. И в этот момент почувствовал я, что должно произойти что-то страшное. Что-то заставляющее с содроганием смотреть как тёмное длинное пятно, коснувшись стены и изогнувшись, лезет вверх к нашим ногам.

И вдруг всё изменилось. Тень исчезла, а вместо неё появился длинный тёмный коридор с дверью в самом конце. А за ней нет ни башни, ни солнца, а есть грохочущая машина и огромное вращающееся колесо от неё. Жёрнов, Адской мельни, что будет мять, рвать и курочить людей. Тех людей, которые, не подозревая, что их ждёт, сами прыгнут в неё.

И они уже начали туда прыгать. Словно горох в этот чёрный коридор посыпались. Я кричал им: «Стойте! Не надо!». Но меня никто не слушал. А по-другому помешать прыгать в коридор у меня не получалось. Руки и ноги у меня не двигались почему-то…. Ну а вскоре я и сам вслед за остальными в эту чёрную бездну полетел. Столкнул меня туда кто-то….

Очень странно всё получилось…. Обычно, когда я просыпаюсь, сон тут же улетучивается. А в этот раз он тянется, как тень от башни, даже явь собой цепляя. Вот я не сплю уже, глаза открыть осталось, а гул от машины, что снилась мне, до сих пор в ушах стоит. И руки по-прежнему не шевелятся. За спиной они сведены, из-за чего лежать мне очень неудобно. И ещё мордой во что-то уткнулся…. Глаза открываю….

И какого чёрта я опять на полу-то валяюсь? Прямо под лавкой. В её ножку носом тычусь…. И почему машина работает? И кто мне руки за спиной связал? И зачем…? Чёрт, столько вопросов сразу, да ещё спросонья…. В голове ещё шумит как с перепоя.

Набок я перевернулся, ноги поджал, локтем оттолкнулся, сел кое-как, в общем….

— Проснулся, наконец, ремень жёваный? — слышу голос дядьки. Того, что кашей меня угощал. — А то заждался я уж…. Многовато тебе я сыпанул, видно. Да…. Просто подумал, вот бугай здоровенный, обычная-то доза на него наверно не подействует…. На тебя, то есть. Вот и добавил ещё две щепотки.

— Ты зачем меня связал? — спрашиваю.

— А что же? — слышу в ответ. — Ты сам что ли, добровольно в машину-то полезешь…?

Тут уж мне всё понятно стало. И почему я уснул так…, ни с того — ни с сего. И почему связан я. И почему машина грохочет….

— Ты что задумал, сволочь ублюдочная?! — говорю, злясь и встать пытаясь.

— Ты давай-ка не шуми, — сказал дядька и, под руки меня прихватив, на лавку усадил. — Это ещё никому не помогало. И тебе не поможет. А будешь ерепениться, у меня вот что есть.

Штырём железным заточенным он мне пригрозил и говорит, ехидно усмехаясь:

— А ты как думал? Машину испытывать надо. Как же я её людям неиспытанную предъявлю? А если она дурить начнёт…? Нет…. Раз в машине поковырялся, значит потом надо испытать. Порядок такой. А я порядок нарушать не собираюсь. Никогда не нарушал и теперь не стану….

— Как же так? — говорю, вразумить дядьку пытаясь. — Ты же говорил, что для людей стараешься…. Хочешь, чтобы люди жили хорошо. А я ведь тоже человек.

— Ради сотни, — отвечает мне ублюдок этот. — И десяток людишек угробить не грех.

— Ну уж хрен тебе, сволочь ты этакая, — огрызаюсь я. — Ты меня в машину не запихнёшь. Силёнок у тебя не хватит….

— Ничего, ничего, — ухмыляется опять этот чёртов дядька. — Ты думаешь первый такой у меня? Нет не первый. И все как миленькие в машину полезли. И ты будешь как миленький…. А если нет, то…. И как начал он штукой своей острой мне в бок и в руку тыкать, что я даже взвыл от боли. А этот:

— Понял, жёваный ремень? То-то…. Я на это дело брата родного не пожалел. А уж тебя тем более не пожалею…. Ладно, хватит болтать. Вставай. Пошли. Машину надо испытывать. Люди ждут всё-таки.

— Ждут…? — усмехнулся я зло. — Никому твоя машина не нужна. И ты со своими идеями никому нахрен не нужен…. Ждут….

— Если б знали, чего я хочу и к чему стремлюсь, — ответил, чёртов дядька, подумав. — Ждали бы.

И снова меня штырём кольнул.

Честно говоря, со мной такое впервые случилось. Чтобы вот так безнадёжно…. Раньше-то всегда в голове, какая-нибудь мысля выскакивала, выход находился или лазейка. А сейчас…. Растерялся я что-то…. Этот меня повёл, к своей проклятой машине, к той двери, что с окошком, и идти туда всего ничего, двадцать шагов, а я ни как не могу сообразить, как мне от пут освободиться. Вырваться и убежать вряд ли получится, этот сзади верёвку держит крепко. И ещё острием штыря мне в хребет упёрся, то и дело впивается, так что, назад податься неожиданно и затылком нос ему расквасить, тоже никак. Чтоб с мыслями собраться и что-то ещё придумать, время нужно. И чтоб чёртов штырь в хребтину не впивался. А ещё, чтоб дядька этот, тоже чёртов, разговорами меня не отвлекал.

— Да ладно…. Что ты так распереживался? — говорил он на ходу. — Сейчас машина почти отлажена. Так что скорей всего живой останешься. Ну, может, помнёт, погнёт малость. А так…. Это ж раньше машина от человеков целые куски отрывала. Братца моего вообще в клочья разорвало…. Так это когда было-то…. Ты главное сразу в машину не прыгай. Прижмись сперва спиной к дверям, а руки в окошко просунь, я тебе их развяжу…. А то верёвок на вас не напасёшься….

Что ж, пришлось мне сделать, как чёртов дядька велел. Прижался я к двери спиной, стою…. А впереди, в шаге от меня, колёса вращаются навстречу друг дружке, с гулом, со свистом…. Смотреть на них и то жутко, а если ещё представить, как тебя затягивает туда, то страшно делается невыносимо. В груди просто немеет всё, и трясучка начинается…. Да ещё этот…, чёртов дядька, верёвку развязал и с силой вперёд меня толкает.

— Давай! Давай шагай, жёванный ремень! — кричит, слышу. — Видишь, колёсы-то до тебя не достают!

И толкает, толкает….

Я, конечно, упираюсь, как могу. Но, думаю, если он с силами соберётся, или штырь достанет свой, то всё, мне не устоять.

И тут заметил я, что сбоку, между стеной и колёсами, есть небольшая щель. Не знаю уж, как в лучшие времена, поместился бы я туда или нет, но теперь, с этими блужданиями и скудной пищей, придётся она мне, думаю, в самый раз. Да и деваться-то всё равно больше некуда. Полез я в щель эту потихоньку, бочком. Рубаху на брюхе натянул, чтоб не болталась. И морду в сторону отвернул, нос колеса не касался чтобы.

Слышу, дядька чёртов забеспокоился….

— Ей! Ты куда ползёшь-то?! — кричит. — Стой, дурак…! Ах ты, зараза такая! Чтоб тебя…!

И за локоть меня ухватить пытается.

А локоть-то этот и плечо как назло снаружи торчат. Не могу я дальше лезть. Упёрся во что-то…. Дядька-то, краем глаза вижу я, громко ругаясь, голову в окошко просунул, чтобы удобней было меня доставать, и кулаком в плечо торчащее принялся бить. Бьёт и орёт:

— Давай, гадина! Давай….!

Так разгорячился, что в один момент по плечу моему не попал, а попал кулаком меж колёс…. И затянуло его в машину прямо через окно. Да ещё с таким треском, будто вязанку хвороста на землю бросили.

Не знаю, что со мной сделалось, когда я из машины проклятущей выбрался. Я валялся и катался по траве и хохотал как полудурок. Остановиться никак не мог…. Только поуспокоюсь, тут же вспоминаю как дядьку чёртового в машину втягивает и пуще прежнего хохотать начинаю. Прямо до судорог, до коликов прямо. Уж потом, когда все силы меня покинули, и когда представил я, что машина с дядькой сделала, не до смеха мне стало.

Представил я себе это и не только смеяться перестал, загрустил даже немного. Вот, не найду я у дядьки веревку и придется мне к старику умалишенному идти. Выйду я с другой стороны, а там окровавленные куски повсюду. Руки, ноги, что где. Не готов я к такому зрелищу, честно говоря. Совсем не готов. Нет уж, думаю, все в жилище дядьки этого перерою, а то, что мне надо обязательно отыщу.

Вот….

Но только черта с два чего я там нашел. Не понимаю, как так можно? Чтоб в хозяйстве и верёвки нормальной не было. А ведь нету, точно говорю. Я туда даже заходил, где нутро машины видно. Колесья какие-то, рычаги…. Всё крутится, движется и шумит, хоть уши затыкай. Бочки стоят железные. Вонючие. И пусть страшновато было, вдруг меня затянет куда-нибудь…? Но и там всё обыскал.

И ведь надо же, сколько вокруг железа. Если б к нам всё это перетащить да продавать потихоньку, то можно без бед и забот всю жизнь прожить и ещё останется. Вот сколько здесь богатства.

Богатства много, а веревки нормальной нет.

Что же мне так не везёт-то последнее время? Прямо хоть плачь.

Да уж. Вот только расклеиться мне тут и не хватало. Надо бы держать себя в руках и не унывать. Только как? Когда уже такие мысли в голову лезут, будто никогда домой я не вернусь, и родных своих, брата и бабку Родимку, больше не увижу, а буду только скитаться и скитаться по земле, пока не упаду от изнеможения и не умру.

И так мне вдруг стало жалко себя, так тоскливо, что в груди заныло, даже.

С такими мыслями и с таким настроением остается только, забиться в дальний угол и, обхватив голову руками, рыдать, либо крушить всё в бешенстве. Я же на улицу бросился бежать, на воздух. Душно мне стало что-то. Невыносимо.

Я даже про зрелище страшное, кровавые ошмётки, думать забыл. А думал только о том, получиться ли у меня дверь открыть. В прошлый раз-то не получилось. С разбегу на неё набежал, навалился, и она распахнулась. Наружу я вывалился, и глаза сами, как будто назло, туда посмотрели, куда машина дядьку чёртова выплюнуть была должна.

Гляжу, а нет там никаких кровавых ошмётков. Сидит чёртов дядька на земле целехонек. Почти не двигаясь сидит, покачивается только слегка.

Я подошел к нему, проверить, что с ним. Если жив остался, то не лишился ли он рассудка? А он голову поднял, снизу вверх на меня смотрит и говорит голосом слезливым:

— Не работает машина моя. Нет…. И не будет работать. Глупость всё это. Прав был брат-то мой. Не может человек вот так вот просто поумнеть. И машина умным его не сможет сделать. Не получится у неё это. Не получится.

«Почему же не получится? Если очень даже получилось?», — подумал я. Но вслух ничего не сказал. Просто повернулся и пошёл. Туда где за оврагом, на пригорке выживший из ума старый хрыч живёт. Вон он домик его перекошенный торчит. Его хорошо отсюда видно.

— А мне-то что делать? — слышу сзади. — Я ведь на эту машину всю жизнь потратил.

"Ну и чёрт с тобой, — думаю. — Мало тебе ещё. Добавить бы, да не привык я бить тех, кто на земле валяется".

Забрался я на холм, к домику подхожу, а хрыч на скамейке сидит, на солнышке греется. Сам лохматый, волосы не стрижены, борода ниже колен. В руках палку держит, глаза закрыты, спит будто…. Это как дед Пискарь, у нас. Где не присядет, тут же засыпает. Помню, Горбатый Луй смеялся всё. Спорить, говорит, с ним хорошо. Скажет тебе что-нибудь поперёк, а пока ты отвечаешь, он уже уснул. А если молчит, значит проспорил.

И этот тоже спит. Я почти вплотную подошёл, а он не слышит. Только когда я поздоровался уж, тогда зашевелился он, ладонью глаза от солнца прикрыл, смотрит…. Потом, когда насмотрелся, со скамейки поднялся тяжело, на клюку опираясь и кряхтя. И так же кряхтя и на клюку опираясь, в дом побрёл. Меня рукой поманил….

Я внутрь зашёл, за хрычём следом…, а в доме-то… трава в пучках по стенам развешана. И вообще, всюду трава. И на столе, и на лавке, и на полу. И в пучках, и так просто….

— Тебе, — говорит старый хрыч, разглядывая меня. — От ломоты?

— Нет, — отвечаю, не понимая о чём это он.

— Ты…, — подумав, спрашивает хрыч. — Муравки сын?

— Нет. Я просто…, — начал, было, я.

— Ты из Висякинских? — перебил меня старый хрыч. — Тебе чтоб кашелю не было….

— Нет. Я вообще…, — снова объясниться пытаюсь.

— Так кто ты такой-то? — ещё раз старый хрыч перебивает меня. — И чего тебе надо, хоть?

— Да я не здешний, — говорю. — Верёвку я ищу. Через стену мне перелезть надо…. А теперь уж, наверное, через две…. Вот так получилось. Сюда пришёл за верёвкой, потом назад пойду….

— И долго ли шёл? — спросил старый хрыч, опустившись на лавку.

— Да долго, так-то…, — ответил я и подумал: «Только бы не уснул».

Буди его потом. Да забудет ещё, о чём говорили….

Но старый хрыч засыпать, кажется, не собирался.

— Если в пути был долго, — говорит он. — То назад возвращаться не стоит. Иди вперёд. Доберёшься куда тебе надо.

— Как это? — удивился я.

— Да вот так, — сказал хрыч и взял со стола мешочек, набитый чем-то мягким и хрустящим. Тоже, наверное, какой-нибудь травой. — Вот, мешок…. В какую сторону его не верти, узлом он к тебе всегда повернётся. Так и тут. Вперёд иди и назад вернёшься…. Потому что, земля, она круглая, как этот мешок…. Что щуришься? Не веришь, что ли?

Да. Не верю. Поэтому и щурюсь. И дядьку чёртового вспоминаю. Видно прав он был, когда говорил, что старый хрыч совсем из ума выжил….

— А вот зря не веришь-то, — не дождавшись ответа, продолжил хрыч. — Зря….

— Откуда ж такое известно? — спрашиваю, по-прежнему недоверчиво щурясь.

— Этиони. Слыхал о таких…? — старый хрыч говорит. — Этиони знали очень много чего….

— Так это они тебе сказали?

— Ты что, дурной…? Тех, кто Этиони видел, давно уж в живых нет. И детей их, и внуков тоже…. Да только умные люди знания свои никогда не растеряют. И более того, детям и внукам своим передадут. И накажут им, чтоб тоже не растеряли…. Так, от деда к отцу, от отца к сыну, и переходит всё. Мне мои дед и отец, тоже, много чего передали. Да и сам я много ходил, наблюдал…, размышлял. И понял. Всё верно. Всё так. Так как мне рассказывали….

— Если ты везде ходил, — спрашиваю я, так же недоверчиво. — Скажи, что там дальше, на закат если идти?

— Да что там…, — сказал старый хрыч, вздохнув. — Деревьев всё больше попадается. А людей вовсе нет…. До самого предгорья, а там уж совсем лес, и люди есть. Странные люди там…. Мёрзнут, что ли всё время? Сам я их не видел, а вот дым видел. Много видел дымов…. Видно и в самом деле мёрзнут. В лесу-то холодно, сыро, солнца нет. Вот, и горит у них огонь всё время…. Да, ещё стена там…. Брошенная. Заросла вся….

Послушал я, что старый хрыч говорит, и будто меня чем-то тяжёлым по башке долбануло. Неужели он Дымы видел? Всё сходится так-то. И предгорье, и лес. Получается правда всё? Она в самом деле круглая…?

— Как же так? — спрашиваю удивлённо. — Если я здесь, сверху…, мои-то все вниз головой сейчас что ли? Они ж тогда попадать должны. Они ж не мухи….

— Никто никуда не упадёт, — говорит старый хрыч, с усмешкой. — Земля, она липкая. И воздух, и облака, и небо, всё к ней прилипло. И отлепиться от неё очень трудно.

— А как же птицы? — спрашиваю. — Мухи, там…? Комары?

— Разве могут мухи и комары с земли улететь? — старый хрыч…. Нет. Почему старый хрыч? Просто старик…. Старик мне отвечает. — Не могут они. И птицы не могут. Выше неба им ни за что не подняться. А Этиони могли. Машина у них такая была. Она их с одной земли на другую переносила…. Таких-то земель знаешь сколько? Не сосчитать…. А что? Не уж-то у вас не помнят ничего? Откуда все взялись? Как здесь появились…? Не уж-то не помнят?

— Бабка Родимка рассказывала, — говорю. — Что предки наши в другом месте жили. И жизни там у них никакой не было. Вороньё им жить не давало…. Как налетят…. Посевы все пожгут. Людей поубивают. Жертвы кровавые приносили ещё…. А потом пришли…, то ли люди — то ли ангелы какие. Пообещали, что помогут от Воронья избавиться. Наших всех в какой-то диковинный дом посадили и в это место перенесли. Дед Родим, бабки Родимки предок, спросил их тогда, как, мы очутились-то здесь, мол. А те на небо показали…. «Оттуда спустились», — говорят.

— Всё верно, — сказал старик, головой кивая. — Всё так. Только не ангелы то были, а Этиони. Они всех сюда переселили. И людей, и Хаников, и Ворщиков…. Всех.

— А вот Рудокопы, говорят, из пасти демона вышли…, — говорю.

— Сказки это. Выдумки, — настаивает старик. — Всех сюда затащили Этиони…. Я тебе врать не стану. Ни к чему мне это…. Этиони сюда всех затащили…. Так что все кто здесь есть, все перетащенные…. Ну…, машины, там, переделали, кое-кого…. А так-то все перетащенные.

— А зачем машины нужны? — спрашиваю. Хоть Ворщик-то мне и объяснил, но вдруг старик больше знает. — Для чего Этиони их создали?

— Этого тебе никто не скажет, — отвечает старик, плечами пожимая. — Этиони в свои тайны никого не посвящали. Да и чего об этом говорить? Давно уж всё порушено. Ворщики уже не Ворщики, Ханики — не Ханики…. И машины…, перекурочили все.

— Да нет. Есть ещё место, где машина работает. Ханики на месте. Ворщики, тоже. И люди, обманутые ими в машину лезут и в уродов превращаются…, — говорю.

Говорю и думаю: «Что-то слишком спокойно стал я об этом рассуждать. Помню, совсем недавно ещё внутри клокотало всё от непонимания и негодования…. А сейчас? Привык что ли? Этак скоро я решу, что всё правильно, что так всё и должно быть. Просто уклад такой жизненный…. Ведь я сам едва в машину не попал, а теперь так просто и легко рассуждаю…. Чудно…. А может и люди-то вокруг все спокойные такие, не потому что ничего не знают, а потому что просто привыкли? Привыкли и всё…».

Смотрю на старика. А он головой качает удивлённо. Будто не верит…. Вот как…. А говорил, что много где бывал.

— Да глупость всё это, — подумав, сказал старик, наконец. — Глупость…. Ни постичь, ни понять Этиони нельзя. Не можем мы их понять. Не в силах…. А те, кто говорит, будто постиг или хотят подражать им, старые порядки поддерживая и думая, что так их постигнут, просто лжецы и глупцы. Лжецы и глупцы…. Соседушка мой такой же, думает, что удастся ему Этиони превзойти. Всё похваляется, вот, мол, почти уже получилось. Почти уже. И каждый раз так, сколько уж лет. Почти да почти…. Я ему говорил, что он дуралей и ничего у него не выйдет…. Да разве он станет слушать? Такие как он никогда никого не слушают…. Твердит одно, для людей всё, для людей. А он их хоть спросил? Нужно ли им такое…? Вот кто действительно для людей живёт, так это я. У меня, и отвары, и настойки, и примочки…. От кашелю и от ломоты. И от корчи, тоже…. Да и от много чего…. Ну и люди, конечно…, идут. Приходят. Кому ж болеть охота…? Только вот, не верят они почему-то, что я их только травами лечу. Думают, заговариваю я травку свою. Если добрым словом заговорю — выздоровеет человек, а если злым, то помрёт…. Надо же так…. Спросишь, откуда знаю? Так ведь люди часто деток своих за лекарством присылают. А детишки, что…? Они всё без утайки расскажут, и что видели, и что слышали…. А хочешь спросить, что ещё обо мне думают…? А…? Думают, будто я души из людей вынимать умею….

Старик засмеялся вдруг. Хохочет, заливается, бородой трясёт, ладонью по коленке хлопает…. Не скоро успокоился он. А поуспокоившись и отдышавшись, пальцем меня подманил, а когда я наклонился к нему, на ухо мне прошептал:

— А я ведь и, правда, умею….

И снова хохотать принялся.

Вот такой старичок…. Жизнерадостный. Сам шутит, сам над своими шутками смеётся. Весельчак просто…. А что? Ему можно веселиться. Он вон, сколько всего знает…. А я…? Старичок-то может лишь маленькую толику знаний своих передал, а мне теперь полжизни надо, чтоб всё это переварить. Ну ладно Этиони, машины их…, да чёрт с ними. А вот как с Землёй-то быть? Ни как у меня в голове не укладывается, что круглая она. Вот если б плоская, то тогда всё понятно. Но круглая…. Не укладывается. Нет…. Хотя, если так и есть на самом деле, то это очень хорошо…. Для меня…. Мне даже хочется, чтоб так оно и было…. Потому что назад возвращаться нет никакого желания. Все эти Ворщики, Ханики…. Ну их к чёрту….

— А до Дымов-то далеко идти? — спросил я. В ворохе мыслей своих копаясь. — Сколько дней?

Старик, вопрос услышав, хохотать перестал, исподлобья посмотрел на меня….

— Что, боишься не дойдёшь? Дойдешь, — сказал старик. — Вон ноги-то есть. Дойдешь. Не подкосятся, небось.

И клюкой своей по ноге моей постучал.

— А если подкосятся, — пробормотал он, подумав. — Вот. Подожди-ка....

Старик поднялся со скамейки и, кряхтя, и горбатясь, и клюкой себе помогая, в дальний угол дома побрел. А я стоял, смотрел, как он очень медленно ковыляет, шаркая, и думал не без ехидства…. Не злого ехидства, а такого… добродушного: «Не знаю уж, чего он хочет, но до вечера ему точно не управится. Лучше б сказал мне, я бы сам может…. Быстрее б вышло».

Мало того, старик ещё останавливался пару раз и, обернувшись, пальцем мне грозил. Сейчас, мол, сейчас.

Наконец-то он до угла добрался, мешочек какой-то со стены снял, и так же неторопливо вернулся назад, зубами пытаясь узел на хрустящем мешке на ходу развязать.

— Вот. Держи, — сказал старик и две горсти сухарей мне под рубаху пересыпал.

— А у меня ничего нет, — говорю, растерявшись.

За сухари платить ведь надо. А самое малое что у меня есть это полгвоздя. За две горсточки сухарей полгвоздя многовато, думаю, будет.

— Да ничего и не надо, — махнул старик рукой.

— Как же? За что же это? — спрашиваю удивлённо.

— За то, что выслушал меня и всё понял, — ответил старик. — Молодец. Соображаешь. Не то, что эти… Как тебя зовут-то хоть?

— Тудымка, — говорю.

— Тудымка…, — повторил старик. — Ну, что ж Тудымка, ступай.

И снова палкой своей по ноге моей постучал.

— Спасибо, — говорю, пятясь к выходу. — Дедушка. За сухари.

На улицу выхожу, вокруг огляделся…. А тут и старик за мной следом выполз. Рукой костлявой махнул:

— Эй, Тудымка. Туда тебе.

Ну, я ещё раз старика поблагодарил, и пошёл туда, куда мне показали.

И вот как получается, совсем недавно чуть ли не локти кусал от отчаяния, а с человеком поговорил и готов теперь от радости бежать вприпрыжку. Едва сдерживаюсь, чтобы не побежать. Ведь как просто всё оказалось. Не нужно ничего искать, никуда лезть не нужно, топай себе да топай…. И всё вперёд. А топать я хорошо умею. Хоть по оврагам, хоть по равнине, даже если трава по пояс или кусты, мне всё равно.

А что? Идёшь себе, мечтаешь, как Дымы снова увидишь, как вернёшься домой, как брат и бабка Родимка удивятся, когда узнают с какой стороны я пришёл. Вот такие хорошие мечты.

Хотя, иногда всё же, нет, да и промелькнет мыслишка, что зря старику доверился. Больно уж всё диковинно как-то. И ещё дядька чёртов из ума выжившим его назвал, тоже, наверное, неспроста. Но я такие мысли отгонять старался. Ведь сколько всего я за последнее время повидал, и диковинного, и дикого, что уже и удивляться перестал. Да и чертовому дядьке, этому чокнутому испытателю машины, верить не очень-то хочется. Ну и сам старичок показался мне ничего так. Рассудительный. И душевный. Сухарей мне насыпал…. За просто так. Так что все сомнения я отгонял.

Хотя, вскоре случилось то, после чего мне стало всё сложнее это делать. Да и в стариковской душевности тоже усомниться пришлось.

Сухари, что старик мне дал, я пока не трогал, берег на потом. Потому что по опыту своему знаю, нагрызешься их, пить захочется. Так что, думаю, речку какую-нибудь или родник сначала найду, тогда уж....

А тут, поднялся я на какой-то холмик небольшой, и там, на холмике в кусты залез. Палку решил себе сломить. Давно уж бы ею обзавестись надо. Что же это за путешественник и без палки? Все те, кто к нам издалека приходили, помню, из Лупышей или ещё откуда, обязательно были с палками. Значит и мне надо. А почему раньше я о ней не вспомнил, не знаю. Не до того что ли было?

Залез я в этот куст, ствол потолще отломал, а пока от веток мелких очищал его посмотрел невзначай в ту сторону, откуда пришёл…. Гляжу, идёт кто-то по моим следам. Он, так же как и я из-за перелеска вышел. Тоже его обогнув. Я-то насквозь пройти не захотел, не люблю когда вокруг деревья. А этот? Тоже не любит?

Ну и дела. У меня мурашки даже по коже пробежали, до чего стало неуютно и неприятно. Неужели по мою душу? И кто же это может быть-то?

Пригляделся я получше, да и этот кто-то, пока я гадал, приблизился. И всё. Узнал я его. Старик оказывается это мой душевный. Он точно…. Правда, непонятно куда его дряхлость и немощь подевались. Вышагивает, будь здоров. Хоть и с палкой, но орудует ею, дай бог каждому. А недавно шаркал, ноги совсем не поднимались. И что же это за чудесное выздоровление? Настоек своих, что ли, попил?

Подождал я немного, а когда старик ближе подошёл, из кустов вылез. Встал перед ним с грозным видом…. А тот-то…. Как вздрогнет. Чуть ли не подпрыгнул. Потом сгорбился, застонал, руку к груди прикладывая. И на землю валиться начал. Опять притворство какое-то….

— Ты что же, — говорю. — Совсем меня за дурака держишь?

— Да что ты, что ты, — запричитал старый хрыч с надрывом. — Это приступ был. Сейчас полегче стало…. За травками я….

И тут вдруг осенило меня. Понял я, где чёртов дядька ту отраву взял, которую мне в кашу подсыпал. И как я раньше не до этого не додумался-то? Ведь он всю свою жизнь с машиной своей проклятущей возился. Сам мне об этом говорил. Что он кроме неё знает? А старик травник знатный. Хвастался, помню. Наверняка это он чёртова дядьку дрянью этой и снабжает. Где бы тому ещё её достать? В общем, такая получается душевность….

Сволочи они оба, вот и всё.

Посмотрел я на старика, как тот пыхтит стоя на коленях, и так мне стало мерзко от всего этого.

Что же такое получается? Это значит, никому никогда верить нельзя? Всю жизнь живи и оглядывайся? Каждое мгновение? А не то, тебя вдруг невзначай отравят или в машину запихают. Или ещё что похуже. Не знаю что…. Душу вынут….

Вот он сейчас скорчился, слюни и сопли пускает. А стоит мне уйти, он их тут же подберет и за мной следом. Замыслы свои чёрные воплощать….

Ну, уж нет. Чёрта с два….

Клюку я у хрыча старого из руки выхватил, сломал её пополам ногой, в сторону отшвырнул, плюнул, и пошёл себе. Точнее побежал, чтоб он меня уж точно догнать не смог.

Потом, когда запыхался и остановился передохнуть, сухари евонные все выкинул. Наверняка они тоже с отравой.

Вот с этого-то момента сомнения начали меня сильнее одолевать. А вдруг старый хрыч выдумал всё? Зубы мне просто заговаривал, чтоб бдительность усыпить? Тогда, беда. Тогда иду я не к дому, А чёрт знает куда….

Правда, Дымы…. Одна надежда у меня на них. Не мог их старый хрыч придумать, не придумаешь такое….

Только поэтому я всё ещё иду. И хотя радости, такой как прежде, уже не испытываю, но иду и иду вперёд. И жрать уж больше нечего, а всё равно иду. Щавеля нарву, кину на зуб, водицей из какого-нибудь ручья запью и дальше топаю.

А к вечеру второго дня, углубился я в перелесок. Не обойти мне его было, больно уж он большой. И там, в низине, возле речки увидел я здоровенный булыжник. Высокий, округлый, весь мхом и травой поросший, и даже с кустом на вершине. Пригляделся я к этому булыжнику, и знакомое что-то в его очертания разглядел. Траву и мох со слоем земли сковырнул, а там дальше железо ржавое.

Вот так штука. Это же Каменюка…, Пустышка…, Чёртов Камень…. Я ещё побольше очистил, палкой по железу долбанул… Грохочет… Значит точно оно....

С этим грохотом повеяло от Каменюки чем-то родным, домашним. Мне даже обнять её захотелось. И никакие рассказы о чертях, что внутри обитают, меня на тот момент не пугали. Вылезь они, я б их тоже обнял как родных. Я даже остался там ночевать. И холодный металл Пустышки всю ночь душу мне грел. Вот такие дела.

А как я с ней на утро прощался…. Если б видел кто, то прослезился бы, наверное. Ну, или пальцем у виска покрутил.

А ещё, надо было видеть, с каким трудом мне из перелеска выбираться пришлось. Через поваленные деревья перелезал. А это очень нелегко и неудобно. И что же им всем не стоялось-то? Росли бы себе да росли…. Вот ещё почему не люблю я по лесу ходить.

Но я-то не из-за неудобства переживаю, мне больше времени потраченного жалко. Я ведь надеялся до Дымов добраться этим днём, а из леса только к полудню вышел. Потом, к вечеру ближе, передо мной ещё стена встала, вся заросшая. А я и забыл совсем про неё.

Получается, что опять мне на пустой желудок придётся спать укладываться…. Теперь не то, что Дымы, проход в стене найти бы. Уклонился я немножко, видно, от маршрута своего.

Посмотрел я вправо, влево, махнул рукой и пошёл наугад. И ведь надо же, угадал. Везёт мне всё-таки иногда.

И вот какая штука, ещё издалека я увидел, как у нужных мне дверей ходит кто-то. А хрыч говорил, будто здесь нет никого.

Но ведь ходят, и главное так уверенно, будто они хозяева здесь. Руками размахивают, спорят…. Двое их, в общем. По-крайней мере увидел я только двоих.

А ещё интересно то, что один из них внутри штуковины ковыряется, очень уж на Чёртов Камень похожей. В этот Чёртов Камень он прямо с головой залез, и железками там брякает.

Но и оттуда, из Чёртова Камня, спорить с тем, с другим, не прекращает.

— И всё равно не пойму, — слышу я голос его зычный. — Здесь же нет никого....

А тот, другой который, рядом с первым стоит, лицом к нему, спиной ко мне, и отвечает:

— Я тебе ещё раз говорю, это не твоя забота. Ты только запусти её. Остальное я сам.

— Ну что ты привязался, запусти да запусти…. Я вообще-то робота собираю. Когда соберу, тогда поглядим…, — сказал первый и башку свою из дыры высунул. Тут-то он меня и увидел. Я к этому времени успел почти вплотную к ним подойти. Увидел он меня и онемел будто. Глаза вытаращил удивлённо. Никогда странников, что ли раньше не встречал? Ну, конечно и тот, другой, обернулся, и тоже удивленную мину скорчил.

— Вот видишь, — говорит в полголоса. — Один уже есть…. Значит и другие подтянутся.

Понятно, что ничего из разговора их я не понял. Но и ничего не поняв, я не сильно-то и расстроился. Ну, не понял и ладно. А мне-то чего? И удивление их, тоже…. Удивляются они, значит, есть чему. Мне до этого мало дела. У меня забота иная. Думаю я об одном. Есть ли у них еда? Очень уж жрать охота.

Но ведь так сразу не скажешь: "Дайте мне пожрать. А то пузо свело". Надо сначала разговор завязать как-то….

Ну ладно…. Улыбнулся я приветливо и говорю:

— Ничего себе…. Как вы Чёртов Камень расковыряли…. А что же черти-то не тронули вас? Разбежались что ли?

— Что за черти? — переспросил тот, другой.

— Да те, что в Чертовом Камне живут, — ответил я, пальцем на него, на Камень Чёртов показывая.

Тот, который другой, подумал немного и говорит:

— Да нет, не разбежались. Мы их просто в другое место переселили….

Сказал он так, под ноги себе посмотрел, небольшое колесико с зубцами с земли поднял и в руку мне его пихнул со словами:

— Вот в этой штуке они теперь живут…. Черти-то.

А я стою, в ладони у меня колесико зубастое…, ничего, увесистое такое, хоть и маленькое, и совсем не понимаю, чего от меня хотят.

— Неужели не боишься? — спрашивает тот, другой, усмехаясь. — Черти ведь. А?

— Да так, — отвечаю. — Не то, чтобы боюсь, опасаюсь немного….

— А зачем же тогда в руке их держишь? — снова спрашивает тот, другой.

А я и сам не знаю. Вручили мне я и держу. Ну а если не надо, тогда ладно, брошу….

Пальцы я разжал, и железка на землю полетела.

— Ты что? — опять тот, другой спрашивает, смеясь. — Тугодум, что ли?

Смотрю, и первый, тоже, посмеивается, в Чертовом Камне сидя.

— Ничего и не тугодум, — отвечаю я обиженно. — Не ожидал, просто….

Эти дальше смеются, а я наклонился, травы пучок сорвал, и дрянь какую-то со своей ладони стою, оттираю. Об железку испачкался.

Что за шутники, думаю, такие выискались? Как этот…, мужик один у нас. Тоже всё шутил. Земли горсть неожиданно за шиворот тебе высыплет и хохочет. Его и прозвали потом Гоготун. Вот….

И эти тоже ничуть не лучше.

Вдруг первый, который, смеяться перестал, задумался, а потом спрашивает:

— А ты…, этот…, как ты говоришь, Чёртов Камень, где ещё видел?

— Так, один у нас, там, возле реки стоит, — отвечаю я. — А другой, здесь, рядом.

— Где рядом? — переспросил, взволнованно, первый, из дыры вылезая.

Да и тот, другой, тоже взволновался вдруг.

— Ну, говори, где? — забормотал он. — Чего молчишь-то...? Забыл, что ли?

— Конечно, забыл, — отвечаю. — Как же я могу не забыть, ведь я тугодум.

Тот, другой, рот скривил....

— Да ладно тебе..., — говорит. — Это шутка была. Чего ты...?

— Ну так, вам-то что..., — сказал я, то на того, то на другого косясь. — Вам шутить можно. А мне не до шуток. Какой уж день на зубах ничего не шуршало....

Тот, другой, носом шмыгнул и ни слова не говоря, пошёл, мешок с земли поднял, две лепёшки из него достал и мне протягивает. На, мол, шурши....

Я, конечно лепёшки взял, и откусить уже, было, хотел…. Но, чувствую, не могу, страшновато, что-то.

Пускай, думаю, он сам попробует сперва. Кусочек небольшой от лепёшки отломил, тому, другому, подаю. А он на меня смотрит не понимая.

И вот опять же, ему ведь прямо не скажешь, что я боюсь, как бы он мне в лепёшки чего не подсыпал…. Так, он и обидеться может. Пришлось выдумывать на ходу.

— У нас, — говорю. — Так заведено…. Если хозяин гостя угощает, то и он сам вместе с ним угоститься должен.

Тот, другой нахмурился, головой покачал, но кусок взял. В рот его закинул и начал жевать. А мне только этого и надо. В один присест я две эти жалкие лепёшечки умял. Чувствую, полегчало немного, настроение даже улучшилось, улыбнуться захотелось, даже.

— Ну, что? — сказал тот, другой, нетерпеливо. — Говори уже….

— Да там он, в лесочке, — отвечаю я ему, живот, поглаживая. — Не очень далеко. Отсюда, правда, не видно…. Только лучше в лесочек-то с другой стороны зайти, с этой деревьев полно навалено.

А потом ещё и рукой махнул в ту сторону, откуда пришёл.

Смотрю, эти двое загрустили что-то. Один, затылок чешет, тот, что другой, руками всплеснул и отвернулся. Интересно, а они что думали, я им из штанов Чёртов Камень-то достану?

Ну ладно, загрустили и загрустили, мне-то что? Мне до их забот дела нет, у меня своих полон рот. Хотел, было, я уже дальше идти, да напоследок спросить решил, а то не хорошо как-то, брюхо набил и всё, привет, прочь намылился.

— А вы, — спрашиваю. — Тот Камень тоже хотите расковырять?

— Да, — ответил первый, — попробую из двух один собрать.

— Как это? — спрашиваю дальше.

— Очень просто…. Тут ничего такого…. Это ведь строительный робот, машина, механизм…, — сказал первый.

— А ты что, не знал? Ты думал, черти на себе его таскают? — опять усмехается тот, другой.

— Ну, раньше-то, — говорю я как есть. — Я так и думал, просто не знал, что машины существуют. А когда узнал, мог бы конечно и догадаться, просто времени на это не было.

— И чем же интересно ты занят, что даже пораскинуть мозгами времени у тебя нет? — спрашивает тот, другой.

И хотя в этот раз говорил он, вроде, не усмехаясь, но всё равно в его словах насмешку я услышал. Ну и наплевать, думаю, пускай смеётся. Взял, да и рассказал всё, что со мной за последнее время приключилось. Ну, почти всё…. И не потому, что мне нравится, когда насмехаются надо мной, а просто показалось мне, что этот, другой, знает больше чем я. Гораздо больше. Поэтому и смотрит на меня свысока, и усмехается по этому. Вот и мне захотелось знаний поднабраться. Хоть немного, хоть малую толику. А насчёт усмешки…. Так я в долгу не останусь. Тоже посмеюсь. После уже…. Придумаю что-нибудь…. Не знаю…. Земли ему за шиворот насыплю....

В общем, рассказал я всё.

Первому-то рассказ мой, похоже, быстро надоел. И полез он опять в свою дыру, железками греметь. Зато тот, другой, насмешник который, дослушал меня до конца. Да ещё как слушал. То головой мотает с ухмылкой, то глаза закатывает, а иногда, и то и другое сразу, и головой мотает и глаза закатывает.

А когда дослушал, затылок почесал и говорит:

— Ну и дуралеи….

— Кто хоть? — спрашиваю.

— Да все, — отвечает тот другой. — И ты тоже дуралей…. Старый хрыч, что в конце, по умней немного, да и то…. Ошибается….

— Что? Земля не круглая, что ли? — спрашиваю настороженно.

Думаю, сейчас, как скажет, что нет, я тут так и сяду.

— Да нет, — рукой махнув, отвечает тот, другой. — Не об этом я. Этиони, как вы их называете…. Ошибается твой старый хрыч. И понять их и постичь очень даже можно. Нужно просто знать, как постигать и что понимать.

— А ты, что ли, знаешь? — ещё спрашиваю.

— В том-то и дело, что знаю, — ответил тот, другой. — И тебе мог бы рассказать. Только боюсь не поймешь ты. Это ведь надо половину слов тебе растолковывать. Нет уж, я замучаюсь так….

— Ну, кое-что хоть пойму всё-таки, — сказал я как можно увереннее. — А что сейчас не пойму, потом как-нибудь додумаю.

Тот, другой, помолчал немного, вздохнул, потом ещё раз вздохнул.

— Ключ, — говорит. — Покажи.

Я тряпицу с железками из-под рубахи достал, развернул, ключ диковинный ему протягиваю…. Только он его брать не стал, покосился лишь…. И как будто невзначай, спрашивает:

— Стащил что ли у кого?

— Обменял, — говорю. — На торгах.

— Ладно, — сказал он, ещё немного помолчав и подумав. — Так уж и быть. Слушай…. Те, которых вы Этиони зовете, у нас называют Вершителями. Сами они на Землю с другой планеты прилетели…. С далёкой планеты. Названия её вот только не помню. Больно оно заковыристое…. Эй…. Крутила. А ты не помнишь как она там…?

Тот, первый, которого Крутилой, оказывается, зовут, голову из Чертова Камня высунул…. Нос грязной рукой утёр….

— Вэ…, мэ…, чего-то вроде, — говорит. — Нет, не помню…. Планета Вершителей.

— Ладно, В общем, с другой планеты они, — продолжил тот, другой. — При этом много, много других планет они посетили, прежде чем до Земли нашей добраться смогли. Интерес у них везде был один, руды, которые в недрах планет залегают. И на Земле они нашли для себя очень много интересного. Вот только добыть руду из Земных недр для них оказалось затруднительно. На Земле людей полно, а у Вершителей закон такой есть, если на планете разумные существа живут, то нельзя использовать технологии которых они ещё не достигли. Роботов нельзя использовать, машины там всякие…. Понял?

Я в ответ плечами пожал….

— Это для того, — сказал тот, другой. — Чтобы общества людей развивались сами по себе, без вмешательства извне…. Вот поэтому роботов и нельзя….

— А почему они закон свой не отменили, раз он им мешал? — спросил я.

— Да потому, что, — ответил тот, другой. — У них не так как у вас, где-нибудь в деревне. У них законы придумывают одни, а живут по ним другие. Вот. Так что никаких роботов, никаких механизмов. И ещё есть у них один закон, нельзя допускать насилия по отношению к местным жителям…. Вот захотят они тебя, например, в клетку посадить на всеобщее обозрение и увеселение…. Силой делать этого им закон не позволяет. А вот если ты сам туда залезешь, то всё в порядке, так можно. Это ж, понимаешь, цивилизация, штука такая очень гуманная. Тут тебя не оберут и не ограбят…. А если оберут и ограбят, то скажут, извините....

— А с какого это чёрта, — говорю я, возмущаясь. — Мне, да ещё и по собственной воле, придёт в голову в клетку лезть?

— Ну…, — сказал тот, другой. — Может ты голодный? Тогда накормят тебя. Или, вон, ты в тряпке гвозди таскаешь, зачем-то. А они возьмут и дюжину гвоздей тебе посулят? Ну, или скажут, что если в клетку залезешь, то сразу дома окажешься….

— Так это же опять обман, — не перестаю я возмущаться.

— Ну что, обман…, — пожимает тот, другой плечами. — Ну, обман…. Но тебя ведь не били…. В смысле…, бить никто не будет….

Не стал я больше ничего говорить. Обдумать мне надо всё это сперва хорошенько. Хотя чувствую не так здесь что-то. Поэтому головой в знак своего несогласия помотал…. А тот, другой, рожу скорчил недовольную и дальше продолжил рассказывать:

— Ну, в общем, ты понял…. Роботов использовать нельзя. А люди, тоже, себя не оправдали. Слабые, невыносливые. Руды добывают мало, а едят много и болеют часто. Воздух свежий нужен им, свет…. Вот тогда-то и появилась идея, переделать простых людей, в сильных, выносливых и неприхотливых. Для работы в подземельях…. А потом эта идея переросла в целый проект. Сначала Вершители планетку нашли небольшую. Обустроили всё, чтоб небо было, вода, чтоб солнце светило. Травы насажали, деревьев всяких. Вон птички даже щебечут…. А всё для того, чтобы перемещенные люди не пугались и чувствовали будто они на Земле… Потом стены строить начали, это чтоб вновь перемещенные с уже переделанными не сталкивались, ну и само собой Машины для переделки… Людей искали среди племён миролюбивых, которых воинственные соседи сильно ущемляли, добивались их согласия, сажали на корабли и целыми селениями перемещали. Уйму народа наперемещать смогли, хотя ни стены, ни машины ещё толком не подготовили. Торопились очень. Как будто предчувствовали…. И хоть проверяющие против ничего не сказали, потому что закона, запрещающего переделывать людей нет, а раз закона нет, значит можно, общественное мнение всё же всколыхнулось…. Знаешь, что такое общественное мнение?

Это он у меня спросил….

Подумал я немного….

— Когда все вместе лён мнут да крапиву, — говорю. — Так что ли?

Тот, другой, опять глаза закатил, вздохнул глубоко и продолжил:

— В общем, такая у них там поднялась шумиха, как же, ведь невинных существ, превращают в бессловесных рабов, что Вершители, боясь…, этих…. Как их там…?

— Последствий…, — раздался голос из Чёртова Камня.

— Последствий. Да, — повторил тот, другой. — Боясь последствий, они, несмотря на потраченные силы и средства, вынуждены были бросить всё…. И бросили. Улетели они, в общем отсюда.

Тот, другой замолчал, а я задумался. Странно как-то получается. От прежних рассказчиков я только и слышал о величии Этиони или Вершителей, об их непостижимости. А тут они вдруг слишком уж постижимыми стали, и даже просто обыденными.

И если я и не все слова понял, а некоторые понял неправильно, но общий смысл в рассказе, мне кажется, я уловил.

И насчёт общественного мнения, тоже…. Это как у нас Бобор младший хотел порядок установить, чтобы его надел всегда в первую очередь вспахивали, помимо жребия. Тогда тоже мнение всколыхнулось, и шумиха поднялась….

Такая получается обыденность.

Вот из-за этой-то обыденности я к рассказу с недоверием и отнёсся. Поэтому и спросил того, другого:

— Откуда это известно? Ведь столько прошло времени.

— Ну, так есть у нас тут один умелец, — ответил тот, другой, подмигнув мне. И головой на Крутилу показал. — Любит он в машинах поковыряться…. Вот…. А знаешь, что за земляными валами, что на юге, находится? Там база у Вершителей была, где ещё механиков и уговорщиков обучали. На этой базе мы много чего нашли. В том числе и приборчик, с помощью которого Вершители с людьми общались, нашу речь понимать могли. Потеряли, может его или забыли впопыхах…? А умелец наш догадался, как приборчик этот подключить. И как он работает, разобрался…. Потом мы записи на нём обнаружили…. Один из Вершителей их делал. То ли для себя, то ли докладывал кому...? Из них-то всё и понятно стало…. Там ещё картинок полно всяких оказалось. И которые даже двигаются есть. Интересно смотреть их…. Мы бы тебе показали да у приборчика источник питания сдох. Крутила его через робота подключал, а здесь у нас робот как видишь, не работает…. Вот так…. Да что тут говорить, не только роботы, все механизмы ломаются потихоньку. Ну, правильно, ничто не вечно…. Только знаешь…. Есть ещё одна важная вещь. Солнце. Это ведь тоже механизм Вершителями созданный. И оно, Солнце-то, как и любой другой механизм, сломаться может. И тогда уж конец всему. Всем людям конец…. Понял…? А что делать-то, хоть знаешь?

— Что? — спросил я растерянно.

Так всё неожиданно вдруг повернулось.

— Есть способ, — сказал тот, другой, глядя на меня пристально. — Нужно на старую Землю вернуться. Эта машина, что здесь в стене установлена, не для переделки, а для перемещения создана. Не успели Вершители ею воспользоваться. Иначе людей тут горазда больше было бы…. Мы с Крутилой робота быстренько починим и за перемещатель возьмёмся. Запустим его, проверим. А ты иди, людям скажи, что время пришло возвращаться. Те, кто погибнуть не хочет, пускай идут сюда. Мы к их приходу всё подготовим. Вот, возьми ещё лепешку и иди…. Иди.

Так говорил тот, другой, к двери меня слегка подталкивая. А я, путаясь в мыслях, одеревеневшими ногами едва ступал….

***

Потом, когда ушёл я, тот, другой сказал Крутиле:

— Вот видишь, а ты говорил, никого нет…. Будут люди. Будет много людей. И будет, кому работать, землю пахать, дома строить. Нам самим ничего делать не придётся. Так-то.

— Ну ладно, — ответил Крутила. — Но зачем ты ему так подробно всё рассказывал?

— А для того, — сказал тот, другой. — Чтобы он лучше поверил. Ведь самый хороший Ворщик тот, кто сам верит в то, о чём говорит. Так что давай, бросай своего робота и за машину принимайся. Скоро появляться начнут….

Вот что было, когда я ушёл. По-крайней мере мне так кажется. А я об этом деле думал очень и очень много. И когда до дома добирался, и когда закатом любовался со стены, и когда стенку ногтем ковырял, на лавке лёжа, и даже когда на расспросы Лукавкины отвечал, успевал подумать немножко. А расспросами своими она меня просто замучила. У неё ведь теперь новая идея. Хочет она машину поломать. Или Хаников заставить остановить её. Брата на это дело подбивает…. Вот такие у нас дела.

Ну, это ладно, разберёмся как-нибудь. А насчёт дум моих…. Лишь одно я знаю точно, Ворщикам верить нельзя…. И только поэтому я, когда историю свою рассказывал, этот кусок, с дурными предсказаниями, всегда пропускал. Чтобы людей зря не пугать и сердца их ложью не баламутить.

Хотя, всё же иногда на солнце поглядываю с опаской. А вдруг и правда сломается…?