Там, на запутанных дорожках

Бам. Бам. Бам.

Я с трудом вынырнула из сна. Дождь, что ли, о подоконник стучит? Открыла глаза, посмотрела в окно. Солнечные лучи били в стекло, обещая жаркий день. Никакого дождя.

Бам. Бам. Бам.

Стучали в стену дома, причем снаружи. Соскочив с кровати, я выглянула в окно.

— Тик, зараза!

Черный конь, который, правда, был не совсем конем, а тикбалангом, нелепым созданием с лошадиными ногами и головой и мужским торсом, методично колотил копытом задней ноги о бревно. На мой окрик лишь махнул хвостом, но занятия своего не прервал.

— Прекрати немедленно! Дом развалишь! Тик, кому говорю, ну!

Скотина понимала каждое слово, однако упорно не желала этого показывать.

Дед с утра пораньше отправился на обход, и призвать Тика к порядку предстояло мне.

Я нырнула в сарафан, сунула ноги в сандалии и сбежала вниз. Распахнула входную дверь и застыла.

Тропинка убегала от крыльца.

Точнее, она неторопливо перемещалась влево. На ее месте, прямо у крыльца, колыхалась под легким ветерком высокая сочная трава.

Я внимательно осмотрела ближайшие кусты. Ну, так и есть.

— Беребор, — окликнула я лешего, притаившегося в густом малиннике, — выходи.

— Будь рада, Леля, — отозвался тот.

— И ты радуйся. Твоя работа?

Я кивнула на тропинку, удаляющуюся от меня все дальше.

— Не волнуйся, завтра верну на место, — пообещал Беребор.

Бам. Бам. Бам.

— Тик, да прекрати же! — заорала я. — Вот я тебя! Граблями огрею!

Стук прекратился. Граблей Тик боялся.

— Это он на меня серчает, — усмехнулся леший.

— Я сейчас тоже серчать начну, — пообещала я. — Что за фокусы с тропинкой?

— Лелюшка, ты, поди, забыла, какой сегодня день?

Ох, и правда, забыла.

Сегодня был праздник лесных не-жителей.

Люди называли его днем цветения папоротника. На самом деле, никакой папоротник, конечно, цвети не собирался, по той простой причине, что не цвел вообще. Тем не менее, люди упорно верили — тот, кто найдет заветный цветок, обретет то ли несметное богатство, то ли мудрость, то ли бессмертие, а то и все разом. Чушь несусветная. Тем не менее, народ с утра валом валил в лес, бродил по зарослям, вытаптывал траву и пугал зверей. Чтобы свести ущерб к минимуму, лешие, кикиморы и древесные девы усиливали охрану. То есть, путали тропинки, готовили ловушки, в общем, резвились вовсю, устраивая себе праздник. К полночи безобразия прекращались, людей, к тому времени напуганных до полусмерти, выводили из леса, тропинки возвращали на место. Правда, кое-кому действительно доставалось.

Особо упорным лешаки подбрасывали то монетку, то камушки драгоценные, а кому и поленом по затылку прилетало. Не-жители утверждали, что награждают по заслугам, в чем я лично сомневалась. Участвовать в безобразиях не собиралась, но понаблюдать было любопытно.

— А мне-то за что тропинку путаешь? — спросила я лешего.

— Что ты, что ты. Путаю разве? О тебе забочусь, девонька. А ну как по этой тропинке до вашей избушки доберутся? Хорошо ли тебе будет? Мало ли что учудят, я грех на душу брать не желаю.

Тик возмущенно фыркнул.

— Вот-вот, и коняжке вашей это не по нраву. Так что от греха отведу я стежку подале.

Беребор махнул мне рукой и неторопливо двинулся за удаляющейся тропинкой. Я вернулась в дом, позавтракала, потом вышла на крыльцо, заперла дверь, погрозила Тику граблями, чтобы не вздумал в мое отсутствие валяться на грядках, и прыгнула в высокую траву.

Обычно тихий, лес уже наполнялся посторонними звуками. В чащобу повалил народ. Кто верхом на лошади, кто в телеге, кто пешком. Поодиночке, семьями, компаниями. Везли больных детей в надежде отыскать цветок и попросить у него здоровья. Тащили мешки, чтобы складывать богатства несметные. Власть имущие желали еще большей власти. Девушки надеялись отыскать кто суженого, кто красоту. Парни — удаль молодецкую. В общем, все хотели получить то, что могли бы добыть и без папоротника. Но искали для достижения своих целей наиболее легкие пути.

Первого мужичка я увидела в ельнике. Он брел, недоуменно крутя головой. Остановился, пробормотал:

— Кажись, я тут был ужо.

Побрел дальше. Не прошло и пяти минут, как он вновь появился на том же месте. Снова остановился. Устало опустился на желтый ковер из прошлогодней хвои.

— Заплутали? — участливо спросила я.

Он испуганно вскинулся. Увидел меня, вскочил.

— Хожу, хожу, а все на одном месте, — заговорил быстро. — Чего так, не знаешь?

Знаю, конечно. Но тебе не скажу. В игры леших лучше не вмешиваться.

— Чего делать-то? Куда теперь?

— А вы попробуйте в обратную сторону, — посоветовала я. — Вы как ходите? Отсюда туда? Ну так идите оттуда и вот сюда.

— А и верно, — обрадовался мужичок. — Ты, кстати, цветок не находила?

— Не-а.

— Это хорошо, — почему-то обрадовался он и бодро потрусил обратно.

Я хмыкнула и двинулась дальше. Через некоторое время до меня донесся его горестный вопль. Видимо, дотемна ему по кругу бродить. Что ж, некоторые всю жизнь так вот кружат, не в силах сообразить, что надо сделать усилие, понять, что происходит и просто отпрыгнуть в сторону. Иначе никакого цветка, даже репейника, не найдешь.

Затем я увидела девушку, идущую меж берез. Казалось, она просто гуляет. Лишь ищущий нетерпеливый взгляд выдавал ее с головой. Тропинка упорно вела ее вперед, подстегиваемая древесными девами. И я уже видела, куда именно.

Высокий стройный парень шел навстречу девушке по той же самой тропинке. И он, кажется, тоже что-то искал. Ну, ясно, они все ищут. Найдут ли?

Меж тем эти двое приближались друг к другу. Я уже наметила место, где они встретятся. Вот они все ближе, ближе, уже почти столкнулись. И прошли друг мимо друга, погруженные каждый в сои мысли. Древесные девы, прятавшиеся за стволами, разочарованно вздохнули. Я не выдержала, хлопнула в ладоши. Парень и девушка будто очнулись. Он заметил ее, она — его. Остановились, приблизились. Взялись за руки. Ну вот, теперь все в порядке. Наверное, они и в обычной жизни ходили, задевая друг друга плечом, не видя, не слыша, погруженные в свои думы. Поймут ли, что их сегодняшняя встреча — это чудо, что она дороже любого цветка?

Тучная баба тащила за собой объемистый сундук, кряхтя, поминутно останавливаясь и утирая пот.

— Для сокровищ, — поведала она таинственным голосом. — А то вон в прошлом годе сосед мой клад нашел. Дак этот суслик чего учудил-то. Ни лопату не взял, ни мешка. Несколько монет только и успел в карман сунуть, как налетели разбойники, его чуть не прикончили, клад отобрали. Не, я не така дурища. Клад найду, и в сундук его, да запру. Ключ проглочу. А полезет кто — лопатой огрею.

Я кивала. Ты не такая дурища. Другая. Так и будешь таскать всю жизнь сундук тяжелый да пустой, надеясь клад отыскать. Бросила б ты его, да шла налегке. Наслаждалась жизнью, вдыхала свежий воздух, радовалась птичьему пению да солнышку яркому. Глядишь, избавилась бы от отдышки и грыжу бы не наживала. Нет ведь, тащит, все силы кладет. Что ж, это ее выбор.

Немолодая пара, мужчина и женщина, шли, поддерживая друг друга.

— Мы обязательно должны его найти, — сказала мне женщина. — Ребеночка хотим, а вот никак. Одна надежда на цветок осталась.

— Мы найдем, найдем, — уверенно сказал ее спутник.

— Мы найдем, — как эхо, откликнулась она.

Я знала эту пару. Их единственный сын погиб в прошлом году, погиб нелепо, случайно, и они долго не могли оправиться от горя. Что ж, пусть хоть им повезет.

До зарослей папоротника я добрела, когда начало смеркаться. И почти не удивилась, заметив в темно-зеленой листве красный цветок.

Он был совсем маленький, неброский, и я вполне могла бы пройти мимо, если бы не жила в лесной избушке с рождения, научившись от деда подмечать самые незначительные детали вокруг себя. Иначе, утверждал дед, в лесу не проживешь. Не заметила сломанную ветку — налетела на медведя. Не обратила внимания, что земля начала под ногами пружинить — угодила в болотную топь.

Я смотрела на цветок и думала, что этого не может быть. Он ведь не цветет, папоротник. Никогда.

Но раз в сто лет случается чудо.

Почему же его нашла именно я?

Надо загадать желание. Но именно сейчас я не могла сообразить, чего же хочу на самом деле. Все мысли куда-то исчезли, и я просто стояла и смотрела на красное невзрачное чудо.

Желание возникло внезапно, как будто кто-то шепнул его прямо в ухо. Я поняла, вот оно, самое заветное, и вслух его произнести невозможно. Не могу поведать его ни лесной чаще, ни вечерней прохладе, ни ветерку, еле шевелящему кроны деревьев.

Наконец я решилась. Наклонилась, чтобы сорвать цветок.

Пальцы мои прошли прямо сквозь красные лепестки.

Я же знала, знала, что этого не может быть. Ничего не соображая, посмотрела на свою пустую ладонь. Потом взглянула на красные лепестки. И поняла, что это всего лишь морок.

— Мы хотели сделать тебе приятное, Леля.

Из полутьмы выступил Беребор.

— Мы думали, ты можешь загадать… поверишь, и все сбудется.

Я кивнула.

— Прости нас.

Снова кивок.

Повернулась и пошла в сторону избушки.

Через несколько шагов услышала приглушенные звуки. Под старым дубом плакала девочка. Она увидела меня и тихо сказала:

— Я не нашла его. Так искала и не нашла.

— Цветок?

— Да.

— Что же ты хотела у него попросить?

— Чтобы мама… была со мной. Они хотят увезти меня. А я не хочу. Я хочу к маме. А они сказали, она никогда не вернется.

Я размышляла недолго.

— Пойдем.

Красный цветок еще не угас. В почти полной темноте лепестки морока светились, как огоньки.

Девочка радостно вскрикнула.

— Только не трогай его, ладно? — сказала я.

— Верни мне маму, цветок, — попросила она, — пожалуйста.

Потом повернулась ко мне:

— Ведь он вернет, правда?

— У тебя будет и мама, и папа, — пообещала я. — Только другие.

— Почему другие? — удивилась она.

— Так сказал цветок.

— Он так сказал? Ты его слышишь? — девочка удивилась еще больше.

— Слышу. Еще он говорит, что они очень хорошие и будут тебя любить.

— Правда?

Я кивнула.

— Пойдем.

Думаю, стоящий неподалеку леший все слышал. Ему не составило труда отыскать ту немолодую пару и передвинуть тропинку прямо к нам.

Я отступила в тень, и девочка, увидев их, мгновение смотрела, а потом подбежала и спросила:

— Вы мои мама и папа, да?

Доверчиво прижалась к женщине, а мужчина погладил ее по голове.

Возле избушки нервно прохаживался Тик. Увидев меня, обиженно всхрапнул и повернулся задом. Ну что за нежная скотина, дня без меня не проживет.

Дед ужинал окрошкой в розницу, то есть, ел салат и запивал квасом.

— Нагулялась? — улыбнулся он. — Садись, поешь.

Я подошла и обняла деда.

— Ну, ну, — пробурчал он и похлопал меня по руке. — Садись, намаялась, поди.

Я так люблю тебя, дед, подумала я. Нам хорошо с тобой вдвоем.

И еще я счастлива, что исполнилось желание маленькой девочки.

То желание, которое я загадала для себя.