ШИЗОФРЕНИЯ

— Всё от вашей привычки объяснять всё вокруг словами, — Уэнг смотрел бесстрастно, сложно было сказать, о чём он думает.

— Но разве объяснения вовсе не нужны? — удивился я. — Ведь вокруг столько явлений, событий, впечатлений.

Уже неделю я живу у него и никак не могу понять, мудрец Уэнг или асоциальный тип, которого стоило бы посадить за решётку. Нет, Уэнг очень умён и их цивилизация достигла таких вершин, какие нам, землянам, ещё предстоит достигнуть. Но с другой стороны, его высказывания были порой настолько непонятны, а, с точки зрения землян, ещё и спорными, что я порой не понимал, что я тут делаю.

— Совсем не нужны, — категорично заявил Уэнг. — Разве что-то требует словесных объяснений?

— Но в мире столько всего, как рассказать другим об этом? — попытался возразить я.

— Все, кто стоят рядом, видят то же, что и ты, зачем же им рассказывать? А кто этого не видит, тот видит что-то своё и ему не надо тратить время на твои объяснения. Рассказывая о чем-либо, ты будешь переносить своё впечатление в разум другого, искажая его восприятие.

Уэнг взял в руки виноградину, посмотрел на просвет и с явным удовольствием съел.

— Возьми виноградину, — сказал он мне, и я послушался. — а теперь попробуй рассказать мне о моей виноградине.

— Но это уже будет другая виноградина, — не понял я.

— А теперь посмотри на небо, ваша звезда как раз видна над самой водой. Ты можешь рассказать словами о том, что ты видишь?

— Конечно могу, хоть я и не поэт, но закат сегодня прекрасен, — с готовностью ответил я и начал своё описание.

Уэнг слушал недолго, а потом стал поправлять меня, вставляя свои впечатления от заката.

— Так у нас ничего не получится, — я немного обиделся даже, ведь я старался во всю силу своих способностей. — Получается, что ты не слушаешь мой рассказ и постоянно перебиваешь меня.

— Всего лишь уточняю, что вижу я, — бесстрастно сообщил Уэнг.

— Но ведь закат прекрасен, посмотри, какие краски.

— Согласен, но я его тоже вижу.

— А как о нём можно рассказать другим? — спросил я.

— А зачем? Ведь ты навязываешь свои впечатления. Я уже показал тебе, что мои немного отличаются. С другой стороны, ты можешь описывать прекрасный закат, не будучи его свидетелем, переписывая впечатления других и дополняя своими фантазиями.

— Это уже будет творчество, — заметил я, — великие мастера заставляли вздыхать и плакать над своими творениями, восхищаться ими, писать целые трактаты на тему их произведений.

— Одно слово, только одно имеет ценность из всего, что ты сейчас сказал, — заметил Уэнг, — «заставлять». В этом слове весь смысл. Вам зачем-то нужно заставлять других думать, чувствовать, делать что-то. Поэтому вы так сильно отстаёте в своём развитии. Неоправданные расходы сил, мыслей, энергии, которые заставляют, именно заставляют других думать, чувствовать, делать. Мы никого не заставляем, все делают, думают или чувствуют сами по себе. Именно поэтому наша цивилизация развилась намного быстрее.

— Но творчество, оно даёт столько духовных сил, человек не может без творчества, иначе он перестанет быть человеком. — я пытался доказать свою правоту, только Уэнга так просто в тупик не загнать.

— Творчество должно идти от души. У вас есть такие люди, я видел, как восточный мастер пишет иероглифы струёй води из шланга на асфальте, а они быстро исчезают, но он счастлив, поскольку творит именно в этот момент. Дворник, который рисует метлой на снегу, а потом сметает всё это в сторонку, разве он не творит? А девушки, которые водят хороводы, разве они не творят?

— Но разве не нужно донести прекрасное до других? — снова попытался я защитить свою мысль.

— А зачем? — Уэнг снова задал это странный вопрос, — снова всё упрётся в навязывании свих чувств, мыслей и переживаний. Я вижу, ты думаешь, что наше цивилизации чуждо творчество, мы поём, когда душа просит песни, танцуем, когда нам этого хочется. А ещё мы играем на камнях, у нас есть поющие камни. Если хлопнуть по нему ладонью, то камень издаёт приятный звук.

— А производство? — снова я попробовал защитить свою мысль. — Как построить тот же корабль? Вот твой корабль кто-то построил.

— Мы просто собрались и построили его с друзьями, не говоря при этом ни звука, — возразил Уэнг. — Если тебе есть о чём подумать, то и все вокруг поймут, о чём ты думаешь, мы просто его построили.

— Ну да, ваша телепатия, вам легче, а нам приходится разговаривать словами, — вставил я.

— Все разумные существа во вселенной обладают телепатией, — возразил Уэнг. — Вы же знаете, что мозг не хранитель мыслей, он создаёт нейронные цепочки, а потом они распадаются, мысль же остаётся в информационном пространстве. Просто ваша привычка болтать без умолку заглушила ваши способности. Вместо того, чтобы развивать телепатию, вы забалтываете всё вокруг, загрязняя информационное пространство ненужной информацией. Ты во время разговора порой думаешь не о том, но по ходу разговора корректируешь свои слова, уходя от первоначальной мысли, которая чаще всего и оказывается верной. Даже ваш классик литературы, навязавший вам свои мысли, сказал на этот счёт: «яркий свет могучего решенья бледнеет перед мраком размышленья». Привычка болтать привела к тому, что ваши мысли начинают бегать, как мыши в банке. Но есть и среди вас мудрецы, которые наводят порядок в свое голове, их способности превышают способности других.

— А любовь? — я снова цеплялся за соломинку своих привычек. — Как объяснить любимой девушке, что ты её любишь?

— Ты уже сам себе не веришь. Если любовь взаимна, то она и без слов приведёт к взаимному влечению. Любовь не пройдёт мимо.

— Но вдруг она не знает о моей любви?

— Тогда и не нужно ей говорить о ней. Мы снова возвращаемся к слову «заставить». Зачем ей твои чувства, если у неё к тебе их нет? Отсюда ваши несчастливые семьи, разводы и прочие беды.

— Разве у вас нет разводов и несчастной любви? — этот вопрос пришёл мне в голову сам по себе.

— Нет, поскольку все жители нашей планеты создают пары и заводят семьи только по взаимному желанию. — Уэнг произносит всё это без всяких эмоций, сложно понять по нему, о чём он думает.

— У тебя тоже так? — вставляю я, чувству, что перехожу грань.

— Моя спутница отправилась в путешествие, — снова Уэнг не демонстрировал ни малейших эмоций. — Я вижу, тебе нужны пояснения. Наши дети выросли, а тяга к путешествиям у нас обоюдная, просто тянуло нас в разные стороны. Она улетела к древнейшей цивилизации и проведёт там какое-то время, а я застрял в вашем мире. Скажу прямо, мне тут очень интересно, правда, больше как врачу, наблюдающему пациента. Один ваш философ очень верно подвёл к мысли, что вся ваша цивилизация представляет собой психическую болезнь. Я согласен с ним, ваше определение шизофрении как раз весьма точно описывает вашу цивилизацию. Вы считаете ненормальными тех, кто умудрился выйти за рамки общецивилизационнной парадигмы. А между тем, они-то как раз и стали на путь исцеления. В то же время абсолютно нормальный человек будет совершенно неспособен к творчеству в вашем понимании.

— Сейчас я не понял тебя, — честно сознался я.

— Если человек начнёт танцевать на улице, вы посчитаете его ненормальным, как минимум вы удивитесь. А ведь это и есть настоящее творчество. Ваш балет скорее тяжкий труд, хотя крошечная часть творчества есть и там. Но балерина скорее инструмент в чужих руках, хотя все восторги достаются именно ей. А если кто-то разденется на улице, вы станете активно осуждать его. Надев однажды шкуру от холода, вы довели одежду до абсурда.

— Но ходить голыми просто неприлично! — горячо возразил я.

— Ты мог бы подтвердить мою мысль менее эмоционально, — Уэнг снисходительно улыбнулся, первый раз за сегодня. — ваши догмы взяли верх над разумом. Если кто-то разделся, это просто означает, что ему жарко. Вижу, ты снова не понимаешь. Вот представь, что все сняли одежду, через год вы это уже не будете замечать. Это подтверждает слабость вашей догмы. Именно поэтому я наблюдаю вашу цивилизацию, как врач наблюдает пациента.

— А наука, — я снова ухватился за свою мысль, — как заниматься наукой без слов и письменности?

— Снова ты цепляешься за то, во что уже не веришь. Наука исследует, а для этого не нужно ничего говорить. Если результат исследований полезный и интересный, то его можно просто запомнить. Письменность же бывает разной. Когда-то у вас была интуитивная письменность, я говорю о рунах. А теперь вы просто превратили письменность в свой трёп. Вам приходится писать слишком много слов, чтобы высказать свою мысль.

— У вас же есть письменность, ты дал образцы нашим лингвистам.

— И много они поняли в ней? — нет, смеяться Уэнг видимо не умел, но выражение лица стало таким, что я сам рассмеялся.

— Пока вообще ничего не поняли, как вы построили сложный гравилёт с такой письменностью, этого вообще никто не в состоянии понять.

— На самом деле он проще, чем ваши повозки, на которых вы ездите по дорогам. Мой корабль похож на ваш прямоточный реактивный двигатель, только он ничего не оставляет поле себя во вселенной, просто ускоряет течение гравитации через него. Направление тока в обмотке кольца позволяет либо отталкиваться от потоков гравитации, либо подтягиваться к ним. Ваши корабли оставляют после себя потоки грязи, пилоты лежат в креслах и страдают от перегрузок, а в моём корабле и кресел нет. Размеры же обусловлены необходимостью возить за собой запасы пищи. Пока мы не научились питаться энергией, хотя и этот путь открыт.

— Разве можно не есть совсем? — удивился я.

— Можно, моя женщина и улетела к таким гуманоидам. Если она научится обходиться энергией, то это будет прорыв в нашей цивилизации. Как видишь, и нам есть чему учиться.

Уэнг скинул плащ, прикрывавший его тело и повернулся к заходящему солнцу, от которого осталось совсем немного. Его голубая кожа странно смотрелась в закатных лучах.

— Ты же носишь одежду, — заметил я.

— Этому есть две причины, — Уэнг отвлёкся от созерцания заката. — Во-первых, я наблюдатель, а наблюдателю не стоит слишком сильно привлекать к себе внимание, а во-вторых, у вас слишком яркая звезда, приходится прикрывать тело от излишне мощного ультрафиолета. Как видишь, по цвету моей кожи, основное излучение нашей звезды как раз этого спектра. Чем болтать попусту, лучше давай посмотрим на последние лучи вашей звезды.

Тут он прав, это прекрасное зрелище, закат над морем. Я замолчал и в голове стало чисто и спокойно. В последний момент над водой сверкнул зелёный луч, уникальное явление, которое можно увидеть чрезвычайно редко.

«Как красиво»! — подумал я.

«Согласен, незабываемое зрелище», — подумал Уэнг, и я понял его мысли. — «Вот ты и начал обучение телепатии», — Лицо Уэнга озарила улыбка.

В последний момент я понял, что не слова звучали у меня в голове, а мысли и чувства. Так вот о чём мне говорил Уэнг. Он оказался прав, слова не нужны, если чувствовать мысли того, кто рядом.