Дух Тайги

Дух тайги.

 Котелок на печке позвякивал крышкой, выпуская из-под неё пар, рисовая каша, была почти готова и Илья, убрав котелок на пол, оставил доходить рис до готовности. Поставив на его место прошедшую огонь и воду чугунную сковородку, доставшуюся Илье от дяди, а тому в свою очередь от отца ну и т.д., положил на её дно топлёное сало, закинул туда же нарезанный лук, не дожидаясь, когда сало растает.

На крыше, возле трубы, заворчал недовольный тигр, наверняка дым, идущий из печной трубы, раздражал хищника. Он даже предпринял попытку сломать её, но хорошо, что в своё время дядя, устанавливая печь, не пожалел сил и средств, установив печную трубу не из жестянки, как у большинства, а из обрезка стальной трубы, хоть она и была неимоверно тяжёлой, неподъёмной, но и сломать такую даже великану тигру не под силу.

На улице уже стемнело, поэтому Илья не увидел, через узкие окна, как тигр спрыгнул с крыши, лишь хруст снега за стеной избушки, подтвердил это. Тигр не уходил от зимовья, постоянно крутился возле избушки, иногда царапая дверь, всё время держа Илью в напряжении, не давая расслабиться ни на минуту.

— Ааааууррр! — раздалось недовольное урчание хищника возле двери, что-то тяжёлое обтёрлось об доски снаружи.

Хруст снега проследовал вдоль стены зимовья, тигр патрулировал, ходил вокруг избушки, не желая покидать её пределы. Илья старался вести себя тихо, не шуметь не звенеть посудой, не выдавать своего присутствия, словно мышка в норке, прислушивался к звукам снаружи и ждал, когда злобная кошка устанет от ожидания и уйдёт восвояси.

Нога к вечеру опухла, синяк стал сине-зелёным и выглядело всё это не— утешающе. Выудив из рюкзака аптечку, которой лет, наверное, столько же сколько Илье, лекарства наверняка уже испортились, сроки годности были исчерпаны много лет назад. Хорошо, что бинты, вата, которые находились в потёртой бумажной упаковке, не имели срока годности, так же, как и йод в стеклянном пузырьке, запечатанном алюминиевой пробкой, позеленевшей от времени. Под пробкой имелась резиновая заглушка, чтобы спирт, растворивший йод не испарился из прозрачной ёмкости. Илья выдернул её с характерным звуком и пропитал кусок ваты. Запах спирта пробудил давно забытое желание выпить, но алкоголя, как назло, с собой не было. Илья нанёс йодовую сетку на повреждённую ступню (такому способу его научила бабушка), вроде должно прогреть и помочь, Илья вздрогнул от стука в дверь.

— Тук, Тук! — повторились удары по доскам двери чем-то твёрдым.

Сперва, находясь в оцепенении (гостей он точно сегодня не ждал), Илья с неподдельным изумлением спросил:

— Кто там!? — но тут же, очнувшись от нахлынувшего наваждения, бросился к двери, не дожидаясь ответа.

Он совсем рехнулся, ведь снаружи тигр-людоед, а он тут спрашивает, «Кто там». Человек, неведомо как оказавшийся в этих местах, находится в серьёзной опасности. Нужно срочно запустить гостя в дом, пока его не сцапал Амба, не отходящий от зимовья ни на шаг.

Спрыгнув с топчана, Илья всё-таки приложился больной ногой о край сбитой из досок кровати, тут же закрыв глаза, застонал от боли, сжав зубы. В глазах поплыло, а в голове зашумело от боли, но, несмотря на это, Илья в три прыжка на одной ноге достиг двери.

— Тук, Тук! — раздался стук в дверь ночного гостя, так и не ответившего Илье, кто же пришёл в гости в столь поздний час.

Илья схватил засов, чтобы поднять его и открыть дверь, но что-то внутри него сжалось холодным кольцом, обхватив сердце. Илья замер возле двери.

— Кто? — хриплым голосом спросил Илья, держа в руках засов, холодное кольцо страха от сердца добралось до горла, сжимая его, не давая нормально вздохнуть.

— Тук, Тук!

Удары были однотипны и похожи друг на друга: так не стучат люди, когда им долго не открывают, обычно начинают стучать требовательнее, настойчивее, а тут просто два удара и всё. Да откуда взяться в ночной тайге путнику, кто ходит по ночам в непроглядной тайге? Техники, на которой гипотетически могли приехать люди, он не слышал, а пешком на дальние расстояния как-то не принято ходить зимой, да ещё по ночам.

— Кто там!? — набравшись смелости, выдавил из себя Илья, произнеся это громко и настойчиво.

С ответом ему не торопились, за дверью не было слышно ни звука, затем через несколько томительных секунд, послышался скрип снега;

— Аарршикто!^[1] — прозвучал непонятный звук похожий на некоторые бессвязные буквы, затем:

— Оррркишшиаан!^[2] — Илья понял, что звуки издаёт Амба находящийся возле двери снаружи.

В звуках угадывались слова, но вот разобрать, что говорил полосатый, было совершенно невозможно. То ли произнести слова тигру никак не удавалось из-за его физиологии, либо Илья думал, что этот слова, а на самом деле, это было чем-то иным, Илье незнакомым. О таком поведении тигров Илья никогда не слышал ни от старожилов, ни от молодых охотников. Но кто тогда стучал в дверь, неужели Амба, интересно как, да и чем, не своей же лапой, которая, несмотря на то, что является смертельным оружием хищника, на ощупь всё-таки мягкая и пушистая, как у всех представителей кошачьих.

— Какой тебя Подя^[3] принёс полосатая ты бестия! Чего тебе от меня надо! — крикнул в горячке Илья, через дверь.

— Ррулшиорррии^[4], — прозвучал ещё один непонятный звук, похожий по интонации, как будто тигр разочаровался в чём-то, а затем скрип снега, уходящий куда-то вдаль.

Илья долго стоял у двери, прислушиваясь к звукам с наружи, но тигра так больше не услышал. На улице поднимался ветер, а это означало, что на завтра скорей всего хорошей, солнечной погоды можно не ждать. Поняв, что тигр ушёл, Илья снова допрыгал до своей кровати, где закончил делать сетку на повреждённой ноге и, зарывшись в смесь одеял и курток, лёг спать.

Ночью ему снился странный сон, Илья находился в неизвестном ему месте, прежде он не видел этой скалы и ледника, свисающего с неё, это он точно мог сказать. Скала была голой, не поросшей травой, кустарником или деревьями, как обычно это бывает в Дальневосточной тайге. Камень, из которого состоял этот горный массив, имел черный с золотисто-зелёным оттенком цвет. Лед, покрывающий почти всю скалу таял, то тут, то там, можно было заметить ручейки, бегущие по чёрным влажным камням. На улице был ясный, солнечный летний день, всё вокруг покрыто зеленью, кроме этой самой горы, возвышающейся черным монолитом посреди зелёной тайги.

Раздался хруст ветки, Илья повернулся на звук, в метрах двадцати, возле большого камня, покрытого зелёным мхом, горел небольшой костёр. Возле него, согнувшись в три погибели, суетился какой-то старичок в лохмотьях, свисающих с него практически до земли. Илья словно под наваждением, направился к костру, чтобы не напугать деда своим внезапным появлением, заранее, дал о себе знать.

— Здравствуйте, Дедушка! — крикнул Илья первое, что пришло на ум.

Дед, опираясь на палку с рогатиной в верхней её части, повернулся в сторону Ильи. Это был старый, покрытый множеством морщин, с кожей цвета коры дуба, нанаец — представитель исконно Дальневосточных жителей, проживающих по реке Амур, ещё задолго до того, как в эти края наведался с миссией исследователя и покорителя этих земель Ерофей Павлович Хабаров, который, кстати, являлся неоднозначной личностью. Поговаривали, что он не брезговал отсылать в Якутск ложные донесения, за что его невзлюбили казаки и служилые люди, впоследствии подали челобитную^[5]на него. Помимо этого, выяснилось, что Хабаров был весьма недоброжелательно настроен по отношению к местным народам (нанайцам), которые разбегались от него, в результате чего плодородная земля не возделывалась и ясак^[6] не мог быть снят, отчего страдала казна.

— Здравствуй, Илюша! — поздоровался старец, затем махнул свободной рукой, вытащив её из-под тряпья, добавил:

— Иди к костру, грибов ходил собрал, печь хочу, вместе будем.

Илья, странное дело, совершенно не удивился, что старик знает, как его зовут, наверное, во сне так и должно быть, все знают, как тебя зовут, ведь это твой сон. Подойдя к костру, Илья присел на корточки, и подкинул пару веток в кострище, вдруг вспомнил, что у него нога подвёрнута, а он вроде не хромает. Взглянув на больную ногу, увидел, что обут в чуни^[7], с незнакомым орнаментом по всему голенищу, такой обуви у него отродясь не было, поэтому он искренне удивился. Но главное, что нога не болела, в обуви было комфортно и удобно.

Рядом откуда ни возьмись появилась плетённая из прутков ивы корзина, полная грибов, Илья заглянул в неё и к своему удивления увидел, что она полна мухоморов с красными шляпками, белыми, выступающими пятнами на этих шляпках.

— Дедуль, да ты одних мухоморов набрал, зрение, наверное, подводить стало? — спросил Илья старика, ковыряясь среди мухоморов, ища съедобные грибы и не находя таковых, в корзине были одни лишь мухоморы.

— Чё бы твой понимал, молодой ещё, моя ходить правильный гриб брать, твоя ходить тоже правильный собирать, только мой готовить не умеешь, — хитро прищурившись ответил старик.

Слушая его, Илья поймал себя на мысли, что дед как-то уж по— киношному говорит, именно так все русскоязычные народы думают, что говорят нанайцы. На самом деле ничего подобного: нанайцы так же, как и русские говорят без акцента, так как русский язык, стал для них родным. Списав всё это на то, что дедушка старый, может, поэтому говорит, как ему удобно, Илья улыбнулся, продолжая слушать дедушку.

— Красну плёнку с шляпки снимай, потом ножку скобли, вред снаружи, внутри вкусно. Потом прутик бери, долго над дымом копти, живот сыт, голова довольна, — дед достал из своих лохмотьев ножик с коротким широким лезвием, протянул его Илье.

Доверившись старику, Илья взял первый мухомор из корзинки, приступил к выполнению инструктажа нанайца, срезая красную с белыми пупырышками часть со шляпки мухомора. Сперва получалось не ахти, но со временем появилась сноровка. Незаметно Илья перечистил все грибы в плетёном лукошке.

— А вы откуда будете? — нанизывая на тонкую, очищенную от коры веточку второй мухомор, спросил Илья.

Старик, держа двумя руками ветку, пытался есть горячий, только что приготовленный гриб, постоянно дуя на него, отвлёкся от своего занятия и подняв голову вверх, что-то высчитывая про себя, шевелил лишь своими губами. Затем резко, как будто что-то вспомнив, указал рукой в сторону, солнца сообщил;

— Моя идти долго, вон оттуда, сопка раз, два, восемь сопок проходить, — ответил дед, не сообщив, таким образом, ровно ничего, что для Ильи имело бы значение.

— А, куда идёте? — поняв, что дед не ответит на первый вопрос, задал Илья второй.

— Так известно куда, моя к тебе идет, моя к горе Аяктаку^[8], — спохватился старик.

— Зачем? — удивился Илья, переворачивая поджаренный гриб.

— Как зачем!? Тебе моя помощь очень нужно, моя выручать идёт. — в свою очередь удивился дедушка в лохмотьях и продолжил:

— Сам звал моя, потом зачем пришёл, — обиженно закончил старик.

— Когда это я тебя звал, дедушка? — нюхая почти готовые грибы, спросил Илья.

Мухоморы оказались на вкус действительно изумительно вкусными, даже без соли их вполне приятно было есть, Илья подумал: «Почему я раньше никогда не собирал эти замечательные грибы, ведь знай я …»

— А, кто Подя звал? Твоя звал, моя приходи, выручай. Касса Саман^[9]совсем буянить стал, много душ забирать, ненасытный аппетит, — перебил размышление Ильи о грибах, старичок.

Илья, охотясь со своим дядей, часто от него слышал слово «Подя», звучало оно в основном, когда требовалась удача на охоте или рыбалке, реже его можно было услышать в ругательных высказываниях. На вопрос, кого это он постоянно упоминает, вместо общеизвестных слов таких как «Блядь», «Сука» и т.д. Дядя рассказал историю происхождения этого слова, оказывается оно нанайское, означает буквально хозяин. Подя это хозяин местности, где в данное время находится человек, у каждой местности свой Подя. Где проходят границы одного Подя и заканчиваются другого, людям неизвестно, но каждый Подя знает, кто на его территории и что делает, на то он и хозяин. Подя — это дух, хозяин леса, полянки, ручейка, озера, горы ну и т.д.

— Получается, что ты дедушка дух бестелесный? — улыбнувшись, спросил Илья.

Старик задумался на какое-то время, помешивая угольки в костре прутиком, с которого съел мухомор, затем посмотрел внимательно на Илью и спросил;

— Что это, дух бестелесный?

— Ну, — тут уже задумался сам Илья, как ответить на данный вопрос.

— Это значить без тела, невидимый, так, наверное.

— Ты моя видишь? Грибы моя кушать, значить моя дух не бестелесный. Моя Подя, — уверенно сказал, улыбнувшись старик, и продолжил:

— Вот На Эндурни^[10] моя старейшина, дух бестелесный, моя слышать его, но не видеть, кушать грибы не хочет. Муэ Эндурни^[11] тоже бестелесный дух, моя не видит его, рыба он не кушать, — старик хотел дальше продолжать перечислять древних богов нанайского народа, но Илья перебил его:

— Хорошо, хорошо, я понял тебя, дедушка, ты лучше скажи, когда это я тебя позвал и чем ты мне хочешь помочь?

Старик не обиделся, что Илья его перебил, внимательно посмотрел на него и, улыбнувшись, показав свои на удивление белые и ровные зубы, на вопрос ответил вопросом:

— А, кто Подя ругать, что Касса Саман пришёл, житья не даёт, убивать хочет?

Илья вспомнил последние события, и вывод напрашивался сам, в данное время ему угрожает исполинский тигр-людоед, может Подя хочет помочь избавиться от него.

— Ты имеешь в виду Амбу, что сторожит меня у зимовья? — спросил он с надеждой.

Дед присел, вжал голову в лохмотья;

— Не произноси это имя, зачем, моя не хочет плохо.

Илья вспомнил, что имя тигра, которого зовут Амба по-нанайски, нельзя называть вслух, это якобы приносит неудачу.

— Извини дедушка, я имел в виду тигра-людоеда, что сейчас не отходит от моей избушки, — поправился Илья.

Старик, назвавшийся Подя, хозяином данной местности, кивнул головой в знак согласия, продолжил:

— Этот тигр, вернее не совсем тигр, моя знает его как Касса Саман, злой шаман, по-вашему. Пойдём моя твоя покажет, — дедушка встал и, опершись на свой посох, повернулся в сторону чёрной, с ледником на вершине, горе.

Шли они долго, старик был слишком стар, чтобы идти хотя бы в половину скорости, с которой обычно передвигался Илья. Но сколько бы времени не прошло, во сне солнце всегда было на одном месте, время словно замерло, перестало существовать. Обходя кустарники дикой малины, Илья заметил, что в скале имеется чёрная трещина, примерно с два человеческих роста, шириной метра три у основания.

— Сюда! — указав посохом в направлении трещины, сообщил дедушка, при этом его голос звучал ровно, совершенно без отдышки, хотя они постоянно шли на крутой подъём, и Илья заметно подустал.

Обойдя малинник, перед Ильёй возникла картина, достойная кисти талантливого художника, предпочитающего страшные, гнетущие сознание шедевры. Трещина в черном камне, играющем на свету зеленовато-золотистыми искрами, выглядела как вход в преисподнюю. Вокруг входа лежали отколовшиеся черные камни, среди которых белели кости многочисленных диких животных. Растительность среди этих камней отсутствовала полностью, напоминая безжизненный ландшафт неизвестной планеты. Единственным представителем растительного мира был карликовый дуб, выросший слева от входа, высотой не выше трёх метров, но с толстым стволом и ветками, Илья вряд ли смог бы обхватить его ствол руками. Сам ствол и ветки дерева были перекручены невиданной силой, выглядели не естественно, даже искусственно. Но главное, дуб был абсолютно мёртв, на нем не было ни единого листочка.

Обходя разбросанные среди камней кости, промеж которых можно было разглядеть черепа сохатого, изюбря, кабана, а также мелкого зверя, лис, зайцев, Илья столкнулся с черепом крупного при жизни медведя. На жёлтом от времени черепе косолапого хорошо виднелись три глубокие царапины, явно проделки представителя кошачьих с не хилой такой лапой. Илья хотел спросить старика, не жилище ли это, тигра, что на него охотится, но дед опередил его. Поставив палец к губам, чтобы Илья молчал и махнул рукой, чтобы он следовал за ним.

У входа в трещину повеяло холодом и сыростью, до носа долетел запах чего-то прелого, старого. «Так наверно пахнет в склепах», — подумал Илья, но сравнить было не с чем, в склепах Илья никогда не был. Войдя в пещеру, что произошла вследствие раскола горного массива, из-за свойств камня вокруг, который поглощал свет, практически не отражая его, сразу наступили потёмки. Вход ввел наверх, внутрь горы, оказался неглубоким, уже через метров пять они оказались в небольшой пещере, размером с зимовьё Ильи.

Старик, повозившись внутри своих лохмотьев, что-то достал, присел в углу и принялся выбивать искры, довольно быстро заиграли язычки пламени, осветив пещеру изнутри. Это было и вправду жильё, только не звериное, а человеческое. В углу оказался очаг из камней и дров, которые разгорались всё сильнее, освещая пространство вокруг. Дым от костра уходил куда-то наверх, где терялся в длинной на всю гору трещине. С другого конца от очага расположились нары, сделанные из средней толщины брёвен деревьев, застеленные сухой травой, уже слежавшейся, превратившись в сплошной ковёр сверху. Вокруг имелся не богатый скарб, в виде лавочек из тех же брёвен, глиняная, простая посуда, деревянные инструменты, пол застелен плетённой из травы и веток ивы циновкой.

В дальнем конце пещеры, стояли с десяток деревянных идолов, почерневших от времени и омовений в виде жира и крови во время жертвоприношений. На стене висел шаманский кожаный бубен большого диаметра, не меньше метра, покрашенный в кроваво-красный цвет, с рисунком неизвестных Илье орнаментов, ободок бубна был украшен чёрными перьями неопознанных Ильёй птиц.

— Касса Саман жить тут, много нехорошего делать, его услышали могущественные Буни^[12], помогать Касса Саман, — послышался позади голос старика, Илья в этот момент разглядывал шаманский бубен, висящий на стене. Он первый раз видел этот аксессуар каждого шамана.

— Расскажи мне кто это Касса Саман, какое он отношение имеет к тигру-великану, что устроил на меня охоту? — спросил Илья и хотел взять в руки бубен.

— Твоя не трогай! — испуганно произнёс дед позади, и добавил:

— Много горя, боли, нельзя трогать.

Илья отдёрнул руку от кожаного шаманского изделия и, повернувшись к старику, твердо произнёс;

— Рассказывай! —

[1] 17 — в конце книги.

[2] 18 — в конце книги.

[3] Подя — нанайский дух места. Нанайцы верили, что у каждого места имеется свой хозяин Подя.

[4] 19 — в конце книги.

[5] Челобитная — в России вплоть до третьей четверти XVIII века индивидуальное или коллективное письменное прошение, при котором «челом били»

[6] Яса́к (натуральная подать, налог) — в России XV — начала XX века натуральный налог с народов Сибири и Севера, главным образом пушниной. Ясак до начала XVIII века взимался также с народов Поволжья.

[7] Чуни — кожаная обувь, напоминающая носки, прочная, водонепроницаемая.

[8] Аяктаку — Сердитая (нанайский язык).

[9] Касса Саман — шаман, доставлявший души умерших в загробный мир.

[10] На Эндурни — хозяин всей сухопутной земли (нанайское божество).

[11] Муэ Эндурни — водный хозяин, дух воды, хозяин рыб и водных животных (нанайское божество).

[12] Буни — духи нижнего мира (нанайские божества).