3-4

*****##

… Она приблизила свое лицо к его физиономии. Почти вплотную. В ноздри ударил терпкий запах сырых осенних листьев и уже запекшейся крови. Иглы жестких волос коснулись его скул. Фокус зрения изменился настолько, что стали видны только ее глаза. Все остальное выплыло за пределы поля зрения, потеряв цвет и фактуру. Он словно парил птицей над огромной желтой радужкой, взбаламученной протуберанцами разных оттенков янтаря. Зрачок пульсировал в такт проникающим в мозг словам. Его чернота вспыхивала множеством острых лучей и звала нырнуть в себя...

— Там выр-рубили все, Р-рез… На травер-рсе… Пусто… И не р-рады тебе… Не р-рады… там...

Она отодвинулась. И А-Два увидел перед собой лисью морду.

Голова зверя наклонилась вбок — то ли оценивающе, то ли вопрошающе. Кожа у влажного блестящего носа собралась складками. Черно-лиловая губа вздернулась, обнажив передние зубы в рамке четырех желтых клыков. Пасть распахнулась. Дохнуло жарким. Все потемнело — и он почувствовал, как по лицу мазнул колючий язык...

… Затылок напрягся… и, продавив тонкий матрас, уперся в жесткую койку...

Ходок проснулся. Шелест воды за переборкой, словно укол в мозг, вернул его в реальность.

Рядом сопел "нулевой штамм". Ее темно-русые волосы разметались по подушке. Мутировавшие уши дрожали сотнями слуховых перепонок будто ветер тревожил раскрывшийся бутон цветка. Что снилось этой молодой проститутке — А-Два мог угадать с вероятностью почти 100%. Одна треть за то, что она видела во сне свое детство. Недавнее прошлое, которое еще не знало Территории. Безоблачные годы с короткими вспышками счастья и мучительными моментами разочарований. Две трети — то, что она видела во сне только завтрашнюю похлебку, на которую уже заработала. Она могла спать спокойно, так как сегодня ночью никто не резал из нее ремней, не заходился в припадке и не впивался в вены "сучьей" истерикой

Реальность постепенно стирала все далекие воспоминания, цинично кромсала их, оставляя только самые яркие фрагменты. Но "близкая" память стала работать безотказно. Оставшиеся за Кольцами люди бережно укладывали в шкатулки своих черепов множество мелких деталей: мимолетный взгляд из-под бровей; силуэт человека, который неожиданно появился вдали; звук шагов, раздавшийся рядом; истошный крик вспорхнувшей сороки; шелест уходящей волны. Эти знаки требовались лишь для одного — как можно быстрее включить нужный рефлекс. А простейших реакций выживания осталось не так уж и много. И приоритетным был, как правило, один простой логический алгоритм — если что-то пришло убить тебя, лучше успеть убить его первым...

… Ходок бесшумно откинул старое одеяло и опустил босые ступни на деревянный настил.

Замкнутое пространство каюты, сооруженной между двумя шпангоутами кессона, успело заметно остыть. Горячее дыхание недавнего секс-поединка застыло росой на полукруглом потолке и в двух местах уже стекало к палубе узкими ручейками. Толстое стекло небольшого иллюминатора плакало крупными слезами. «Труба» словно пыталась впитать в себя жизнь своих обитателей. Куску железа тоже хотелось быть живым.

А-Два невольно поежился. Он давно не спал раздетым, и тело мстительно отреагировало на это коротким ознобом…