продолжение

hСвобода

Революция была молниеносна. Никто из действующих политиков и не мог представить, что она возможна, ведь меры по выявлению внутренних врагов принимались постоянно. События были настолько стремительными, что они были уже не в силах это остановить. Режим пал за несколько дней, высшее руководство пыталось покинуть страну, но у них не вышло. Очень много достойных людей лишились жизни ради свободы остальных. Весь парламент, все их заместители, правые и левые руки были взяты под стражу, каждый, кто имел отношение к власти, был арестован.

Формировалось временное правительство и все люди были в догадках, что же ждет бывших политиков. Все пункты контроля были снесены, сформированы гражданские отряды для поддержания порядка.

Мелкими и уверенными шагами страна выходила из хаоса. Тысячи тоталитарных законов отправились в топку. Теперь человек имел право не только отдать свой голос, но и отозвать его в случае невыполнения обещаний кандидатом. При этом, потеряв определенный процент голосов, кандидат отправлялся в отставку, без повторной возможности избираться. В стране формировалось все с нуля, не без ошибок.

Спустя пол года люди почувствовали разницу, они поняли: чтобы сделать жизнь в стране лучше, не нужны мелкие шаги и постепенные изменения, все можно делать здесь и сейчас. Их кошелек тоже ощутил изменения, когда сумма шла не в один карман, а обществу. Видя реальные изменения, в них загорелся еще больший огонь, ведь они увидели, что, в отличии от рассказов старых политиков, жить можно хорошо уже сейчас, не ожидая улучшений всю жизнь. Возможности росли, двери все открыты, процветание не заставило себя ждать, спустя всего год страну было не узнать. Временное правительство показало, что за год можно добиться многого.

Было очередное заседание в парламенте, вокруг — куча людей и журналистов. Теперь любое заседание любого государственного комитета было открытым, и любой желающий мог присутствовать там. В старые времена можно было уехать в лагерь лишь за попытку подойти к двери сборища «высших умов». Теперь свобода била фонтаном в этой стране… Правда, одному свобода — это возможность беспрепятственно черпать информацию и заниматься самосовершенствованием, а другому — безнаказанно испражняться на центральной улице при всех.

Один из членов народной комиссии по надзору за временным правительством поднял руку. Ему дали речь, он вышел на главную трибуну и сказал:

— Уважаемые! Отталкиваясь от своего многолетнего опыта и знаний, я с уверенностью могу заявить, что этих людей можно спасти!

Зал залило возмущениями.

— Я говорю о лечении, сейчас это просто больные люди. Им предстоит долгая реабилитация, но! Если мы с вами спасем хоть часть, это станет великим достижением для общества! — зал притих.

— Закрыв их в клетки, мы уподобились им. Они станут только злобнее и никогда не смогут влиться в новый устрой! Скажите мне, когда это болезнь стала преступлением?! — в зале стояла мертвая тишина, все внимали.

— Я разработал концепцию клиники, где смогут оказать такую помощь. Это будет трудовой санаторий, где они примеряют образ рабочего человека времен своего правления. Все время лучшие специалисты данной области будут оказывать им необходимую помощь. Когда они осознают всю скверность своих поступков и искренне это признают, мы сможем вернуть в общество достойного человека.

В зале раздались овации. Было решено вынести вопрос на голосование, чтобы люди сами решали, хотят они этого или нет.

Явка была почти сто процентов, хоть и не выдавали рыбные консервы, более девяноста процентов людей поддержали «трудовой госпиталь».

Под проект выделили небольшой заброшенный поселок, в краткие сроки он был обнесен десятиметровым забором, охрана по периметру. Покинуть это место не представлялось возможным. Все дома привели в состояние домов рабочего класса времен их правления, стараться особо не пришлось, — выглядели квартиры очень достойно.

Запустили заброшенную фабрику, чтобы обеспечить всех постояльцев работой. Оборудовали магазины с продуктами. До старта было еще много работ, но трудились не покладая рук. Особое внимание уделялось персоналу, продавщиц учили хамить, врачей и коммунальщиков — не быть на месте, местную охрану, как орган власти, донимать проверкой документов, не воспринимать жалобы и прикладывать дубинку, но с умом. Доктора знали диагноз на любую болезнь — со временем пройдет, переболит.

Коммунальщики: мы делаем все, что в наших силах. А вот путь к местному представителю власти был наглухо закрыт, достаточно сунуться в ту сторону — и массаж дубинками обеспечен. Условия были почти идеальны, но решили добавить чуть шика, развесили плакаты по всем улицам с лозунгом «Людям от Людей», по основной дороге к фабрике была аллея кафе, ресторанов, магазинов, витрины просто ломились. На этой аллее, не покладая рук, трудилась массовка, смакуя отличную еду с не менее восхитительным вином, вся дорога была уставлена лучшими моделями мирового автопрома.

Прибыли постояльцы… Всех выстроили на площади и раздали маленькие флажки с лозунгом «Людям от Людей». Час ждут, пошел второй… И тут показался кортеж, охрана быстренько растолкала всех дубинками, кто был возле трибун. Из одного авто вышел мужчина, он был явно дорого одет, но слишком уж пестро. Яркий фиолетовый костюм дополняли блестящие туфли, ремень с золотой пряжкой, а рубашка… она была ярко-желтой. Все ее пуговицы инкрустированы камнями и поверх нее красовалась огромная цепь. Было видно, что ее тяжесть затрудняла его дыхание…

Он поднялся на трибуну. Все, кто не махал флажком, после нескольких ударов замахали. Их новый «правитель» начал речь:

— Уважаемые граждане! Я сейчас стою перед вами, как обычный человек, такой же, как и вы. И заверяю вас, мы все стараемся для вас! Наша задача — сделать вашу жизнь легче и беззаботней! Все будут выслушаны, ни одна проблема не останется нерешенной! Мы стараемся для вас! — после чего он удалился в авто и покинул площадь.

Старшие надзиратели объяснили им все более подробно и в деталях, чем чревато невыполнение приказов, побеги, самовредительство и все в этом духе. Каждый получил конверт, в нем были подъемные деньги до первой зарплаты, эквивалентом обычной месячной оплаты рабочего и ключ от квартиры. Там же были в напечатанном виде все правила, обязанности, нормы, графики. Рабочий день должен был начаться завтра, потому в их распоряжении был целый день на обустройство.

Кто-то сидел плача, еще даже не открыв конверт, кто-то матерился на все и всех и клялся, что так это им с рук не сойдет, что они ответят, но после небольшого массажа дубинками приходил в себя. Кто-то молча шел в свои новые апартаменты. Не успел закончиться этот день, как охрана пресекла около тридцати попыток суицида. Часть этих людей в жизни не работала физически, некоторым должности и деньги достались по наследству… Им было тяжелей всего, ничего не умея, живя всегда на всем готовом, их слезам не было конца. Этот маленький поселок за полдня увидел слез больше, чем за все время своего существования.

Том понимал, что всплыви информация о том, что сейчас тут уже произошло, жить ему в лагерях. Он прекрасно разбирался в людях, потому изначально отбирал тщательно персонал. Все его сотрудники были сильно обиженны государством в свое время. Кто-то из них потерял близких, кого-то самого так обложили, что выжил чудом. Он проводил беседы с каждым по отдельности и давал ту должность, где этот человек сможет насытиться местью сполна.

Кто-то искал месть, кого-то интересовала жажда наживы. В общем находился он в кругу единомышленников. Сотрудникам были позволительны любые действия, кроме убийства. Они стали королями этой территории, где власть и закон были лишь в их лице. Ощутив всю эту власть, деньги и роскошь, удовлетворяя свои сокровенные мечты ежедневно, среди их круга не оказалось людей, способных заложить весь проект. Том дарил им автомобили, весь персонал питался в местных ресторанах. Условие было одно: не покидать территорию, пока идет «лечение». Но он не мог надеяться на их благоразумие, и потому была заведена папка на каждого сотрудника. Туда Том складывал всю необходимую информацию на случай, если в ком-то проснется совесть и он решит, что это перебор.

Пошла первая трудовая неделя. Это был сплошной ужас для обитателей, останься они на воле банкротами, не так бы они страдали. Тяжелый физический труд, чтобы выполнить норму и не получить штраф, нужно было пахать без передышки. После первого дня работ их непривыкшее к нагрузкам тело болело так, что дышать было тяжело. Каждый рабочий день сопровождался плачем, рыдали все, такого контраста никто не выдерживал.

В магазине еда отвратного качества, большинство даже своих питомцев такими помоями не кормили. Некоторые, получив аванс в конверте, хотели позволить хоть иллюзию прошлой жизни и пытались попасть в ресторан, но им доходчиво объяснили, что вид их неподобающий для заведений такого уровня. Те, кто решили отведать алкоголя для рабочих, были в шоке, они не понимали, сколько усилий было приложено, чтобы сделать его таким отвратным.

Роберт и Бренда сидели в своей новой обители, по сравнению с остальными им повезло, работа была тяжелой, но не настолько, как у остальных. Он рассматривал стены и понимал, что вольер его собаки просторней в разы и имел намного больше удобств. Но была некая радость на их лицах, впервые после ареста они были вместе. Роберт не мог понять, как все могло так обернуться, что он упустил.

Он всегда давал четкие указания главе внутренней безопасности по поводу того, как надо держать ухо востро, что нужно постоянно искать неправильно настроенных людей, пусть их даже и нет… После его посетила мысль: такого не могло произойти в реальности, все так быстро и так красочно, это точно сон… какой-то нравоучительный. Наверно стоит присмотреться к кадрам, почистить ряды недовольных, провести пару публичных расстрелов, чтоб даже не повадно было думать, ну и что-нибудь хорошее для людей. Да, устроить национальный выходной и выдать всем по пайку, именно, осталось только проснуться…

Он понимал, что это сон, но допустим — это не сон, наш сын не с нами, а значит, он один и без денег, возможно, мой мальчик голодает… Он же еще такой беззащитный, как ему тяжело сейчас. Эта мысль повергла его в гнев. Он снова подумал, что как проснется, в стране заглянут под каждый камень, и если они найдут хоть одного, кто мыслит не в ту сторону, то он просто так не умрет. Сначала он застанет смерть своих близких и, зная, что все погибли по его вине, проведет остаток жизни в яме, пока сам себя не съест изнутри.

Он настолько это все себе представил, что его глаза налились кровью. После он допускал снова вариант, что это и есть реальность. Тогда ему нужно думать, как покинуть это место, ведь его сын… Он не мог понять, за что наказывают его ребенка, ведь он никому ничего плохого не сделал. И что, если это действительно не сон, то запасом времени он не располагает, ему нужно срочно искать какого-нибудь сотрудника, который за хорошее вознаграждение их вытянет. Мысли снова сменили вектор, пусть даже страну и захватили, но его союзники в лице других стран этого не допустят и введут войска, вопрос времени. Настолько много мыслей крутилось в его голове, что он еще больше себя запутал.

Место Роберта не особо пугало, по молодости он был под следствием довольно долго и находился несколько месяцев в городской тюрьме. Этим было не испугать, но сын сейчас один и беспомощен… Мысли о ситуации снова вернулись, он знал себя и свой характер, достичь его высот мог далеко не каждый. Он стыкался с трудностями в жизни, с угрозами существования его и семьи, он понимал, будь это реальность, он выйдет отсюда и восстановит положение. А все, кто участвовал в этом балагане — умрут страшной смертью, он не пощадит никого. Так заставить страдать семью. Он знал, пусть он даже будет и не у власти, но то состояние, которое он предусмотрительно хранил не в стране, позволит начать войну и сравнять эту страну с землей.

Теперь он жалел о том, что не посвящал сына в финансовые дела. Так бы сын смог не только добраться до денег и не голодать, но еще и ускорить их освобождение. Он даже не посвятил сына в тайники с наличностью, которые были в городе, а ведь сейчас они бы ему пригодились. Но он понимал: совсем немного времени ему нужно, он присмотрится к каждому охраннику, может, даже выйдет поговорить с главным, деньги решат все.

Он понимал, что сумма, которую он может предложить, собьет с пути любого человека, а получив ее, он будет еще долго ползать на коленях и благодарить. Да, ему нужен был контакт с главным. Вроде Том. Вид главного очень сильно кричал про любовь к деньгам… Да, это его билет, но как к нему попасть, вот вопрос.

Про спокойствие Бренды не было речи, она плакала с момента ареста, по логике, выплакав такое количество слез, она должна была бы умереть от обезвоживания. Но картина в ее голове была координально другая. Она вообще не понимала, когда доброта, помощь нуждающимся стали преступлением. Сколько вечеров по сбору средств на нужды бедных она провела, сколько она помогла нищим, вымирающим животным, сиротам… Теперь так за это благодарят.

А сколько раз она ездила в детские дома к сиротам, у нее есть два альбома только с этих домов. Она думала о том, что разве кто-то из заговорщиков собрал столько денег на помощь? Был в стольких местах, как она, где нуждались? Скорей всего, нет, а вот наказывают ее! Она же и планету защищала в целом! А муж, сколько он освободил стран от диктаторов! Сколько рабочих мест создал в стране! И, в отличии от некоторых других «соседей», в их стране не было запретов, люди могли покупать себе любые элементы роскоши!

Кто вам не давал жить нормальной жизнью?! За вас переживали, все для вас делали… И вот она, благодарность. Да, сколько добра не делай, никто не оценит. А могли бы полистать газеты и почитать, перед тем, как свои перевороты устраивать! После она вспомнила, как несколько раз ей пришлось подвергать свою жизнь опасности, спасая бедных. У нее были визиты в такие страны, что она с легкостью могла заразиться какой-то смертельной болезнью, но она поехала! А из них она никого там не видела! Она еще две недели проходила восстановление в клинике! А риск посетить такую страну и заболеть — велик! И теперь ее награда — помойная конура за забором! Осознав печальность этой картины, ее истерика усилилась.

В местном магазине образовался другой спектакль: очередь из десяти человек стояла уже час, на двери висела табличка «перерыв пять минут», до закрытия магазина оставалось меньше часа и означало это только одно — голод до завтрашнего вечера. Через дверь магазина просматривалась продавщица, она читала газету и что-то ела. Один мужчина не выдержал такой наглости. Они уставшие после тяжелого рабочего дня, и вместо отдыха толпой ждут одну женщину, точнее — ее позволения отдать ей деньги за ужаснейшие продукты. Он вышел из очереди, подошел к двери и стал тарабанить в нее с моралями о том, что тут вообще-то люди ждут, голодные, уставшие, а она в наглую их игнорирует.

Журнал был откинут в сторону, продавщица со злобным лицом направлялась к ним, открыв дверь, она рявкнула:

— По голове себе постучи! Че ломимся! Я что по-вашему не человек?! Перерыв у меня, понятно? Или мне тут сдохнуть за работой? Я по-твоему не устаю?! — и громко захлопнула дверь.

Толпа начала шепотом обсуждать, большинство уже винили выскочку из очереди: а вдруг из-за него сегодня уже и не откроют магазин? И они все останутся голодными по вине одного нетерпеливого человека.

Очередь росла, кто пришел недавно, спрашивали, почему закрыто, вся старая толпа тыкала пальцем на человека, чья вина была не обсуждаема. По итогу его выгнали из очереди…

Продавщица шла к двери, она остановилась перед дверью и пару секунд всматривалась в толпу, после щелкнула замком и повесила табличку «закрыто». Толпа начала шуметь, кто-то подбежал и начал стучать в окно, умоляя открыть, но ее это не брало, кто-то говорил, что нельзя так поступать, но в ответ продавщица кинула фразу:

— Ну так пойдите пожалуйтесь! — она кривлялась, как маленький противный ребенок.

Очередь знала виновника сегодняшнего голода, в скором времени они нашли его квартиру…

Уровень попыток самоубийств зашкаливал, каждый второй уже попробовал, но эти стены смогли покинуть лишь двое. Хоть врачи и боролись несколько часов за их жизни, ничего не вышло… Они стали свободны.

Том ехал на свой первый отчет по проделанной работе в парламент, целое слушание было выделено на освещение его работы. На нем не было его утонченного костюма, вместо него — серый затертый костюм времен института. Туфли: можно было подумать, что достались от прадеда, никакого золота, затертый до дыр дипломат… и старая древняя тарахтящая машина его отца.

Войдя в зал парламента, его встретили аплодисментами. Зал был полон, не было даже стоячих мест. Том вышел на трибуну и его ослепила волна вспышек фотокамер, он начал речь:

— Уважаемые дамы и господа! Спешу вам сообщить, что проект успешно стартовал. Концепция — рабочая. Процесс запущен, и мы надеемся, что в кратчайшие сроки добьемся результатов. План соблюдается, отклонений от графика нет. Весь персонал, включая меня, делает все возможное, чтобы быстрей вернуть этих людей обществу.

— Попрошу ваши вопросы? — зал залило криками, все журналисты тянули свои руки, снова волна вспышек. Том постучал по микрофону и добавил: — Уважаемые, прошу вас. Я целый день в вашем распоряжении, ни один вопрос не останется без ответа, но давайте как-то по очереди, в таком хаосе вы не получите всю информацию сполна, — и указал на одного крайнего журналиста слева: — Начнем с вас.

— Когда в лагерь пустят журналистов? Страна свободна, а к вам попасть невозможно!

— Замечательный вопрос. Я думаю, что это интересует и родственников пациентов. Потому постараюсь дать развернутый ответ. Поймите, наш центр — это не парламент, не здание суда и не отделение полиции. В нем нет служебных персон, за которыми нужно следить, у нас люди с душевными травмами. Мы, в свою очередь, прикладываем все усилия для их излечения. Но сейчас переломный момент в их жизни, они только начинают нам доверять и принимать помощь, любые посторонние люди или родственники могут нарушить их эмоциональное состояния и все наши труды пойдут насмарку. Нужно будет начинать все сначала, а это значит — держать их там намного дольше. Чем быстрее мы сможем оказать им помощь, тем быстрей они вернутся к своим родным и близким, — прошу следующий вопрос, я думаю, предыдущий мы закрыли и больше к нему не вернемся.

— Какие у них сейчас условия жизни? Вы говорили, что окунете их в мир рабочего класса, это так? — спросила девушка из местной газеты.

Том глотнул воды и ответил:

— Поймите, терапия — это не снег на голову. Тут нужно делать все аккуратно и постепенно. Пока что они еще живут «старой» жизнью, и по мере осознания своей вины и проступков мы обговариваем на сеансах, от чего они готовы отказаться. У нас есть очень прогрессивные пациенты, которые уже отказались от личного транспорта и жилья повышенного комфорта. Если человеку кардинально изменить обстановку в худшую сторону, он может просто сломаться и тогда наша помощь и ломаного гроша не будет стоить. Наша цель — реабилитировать этих граждан. Прошу дальше.

Еще одна девушка задала вопрос:

— Были ли попытки суицида?

Том снова сделал глоток воды:

— Мы очень трепетно относимся к своим пациентам и обязанностям, потому допустить суицид — это самый высокий уровень непрофессионализма. Сейчас у нас довольно дружественная атмосфера и мы следим за эмоциональным фоном каждого.

Далее Том ответил еще на десятки вопросов, а по окончанию отчета покинул зал под овации.

В лагере шла вторая неделя, более обреченные и несчастные лица стоило поискать, но их ждал праздник. Том собрал всех на площади и сообщил, что его методы перевоспитания хоть и жесткие, но действенные… Но если их такое не устраивает, его заместитель, который казался всем обитателям святым, может взять руководство в свои руки. Но решать должны они сами, что именно им нужно: быстрая и жесткая реабилитация под его руководством или более долгая и мягкая реабилитация под руководством его заместителя.

На следующий день были назначены выборы. В мыслях людей загорелся огонек надежды, ведь его заместитель был действительно человеком хорошим, и все в этом месте сможет изменить. С довольными лицами все торопились сделать свой выбор, власть Тома была сочтена. Но удивлению не было предела, когда, посмотрев в бюллетень, они обнаружили лишь Тома… После голосования всем выдали пайки с буханкой хлеба и рыбной консервой, плакаты и флажки, на которых была надпись: «Том — наш выбор!», и все прошлись маршем по центральной улице.

Том сидел в своем кабинете. Это место больше бы подошло командующему вселенной, настолько много пафоса здесь было. Чего стоил только огромнейший стол из редких пород дерева, библиотека, ей бы позавидовала государственная, и самый яркий атрибут — картина Тома в весь рост. Он просматривал дела «пациентов» и когда замечал пометки, что человек еще держится, писал записку, в которой указывал лучший вариант влияния, чтобы по максимуму облегчить ему жизнь. Тут он наткнулся на дело «Роберта и Бренды» и вспомнил, насколько это был влиятельный человек. Его реабилитация стала основной целью.

Бренду доставили через десять минут. Он предложил ей присесть и спросил:

— Бренда, я могу к вам так обращаться? — она кивнула. — Бренда, что я могу предложить вам выпить? Хотя дайте, я попробую угадать, — и удалился к бару. — Я подозреваю, что именно этот напиток вы не сильно любили, но в данной обстановке точно не откажитесь, — он преподнес ей стакан с отличным виски.

Как ни странно, но он попал в точку, Бренда выпила все одним глотком, он спросил:

— Повторить? — снова кивок от Бренды, но теперь она уже не спешила пить.

— Может, сигарету? — она отказалась, помахав головой.

Очень дружелюбным тоном он начал беседу:

— Бренда, вы можете дать оценку происходящему, что тут вообще происходит? — он это все шептал, при этом постоянно оглядывался по сторонам, боясь, что кто-то услышит. — Вы можете быть откровенны, мне кажется, что здесь происходит что-то ужасное. Поймите, я обычный врач, которого практически насильно сюда привезли. Мне сказали, что если я не буду выполнять приказы, то всю жизнь проведу по лагерям. Бренда, вы не можете себе представить, какие тираны пришли к власти… Как было хорошо, пока ваш муж нас оберегал.

Бренда была в шоке от такой откровенности, оказывается он не такой подлец. Она знала, что эти бунтовщики — тираны, и что у них одна цель — издеваться над людьми. И Том прав, ее муж заботился о людях. Но эмоции того, что она нашла понимающего человека, с той стороны, заставили ее рыдать от счастья. Она рассказала все, о чем думает, все, что чувствует, что как отлично вышло, что Том на их стороне, потому как их бедный сын сейчас один, а муж все никак не может выйти в лагере на контакт с кем-то, кто смог бы помочь. А как оказалось, проблема решена.

Том ее приобнял и засунул пару купюр ей в карман, но предупредил: тратить аккуратно, чтобы никто не узнал, иначе ему придется очень не легко.

— Бренда, я думаю, что теперь мы — друзья и связаны одной проблемой. Я надеюсь, что все здесь сказанное не покинет этих стен. — Бренда кивнула, вытирая слезы.

Она шла обратно в цех, но надежда вернулась в нее, она знала: Том сможет им помочь, ведь они друзья.

Следующим гостем стал Роберт. Ему он также предложил виски, Роберт согласился. После чего Том начал свой обходительный диалог. Роберт был спокоен и держал себя в руках, он отлично разбирался в людях и сейчас он видел то, что не видят другие. За этой маской стоял гниющий труп, весь кишащий червями, такой мрази он еще не встречал, хотя повидал и знал многих людей с черными душами. Роберт понял, этот человек — явно не его билет на волю, нужно искать дальше, кого-то он найдет, жаль, времени мало. Не допив виски, Роберт попросил, чтобы его отвели обратно на рабочее место.

Том очень расстроился, он считал себя специалистом по части копошения в чужих мозгах. Но после он вспомнил, какой чудесный контакт получился с Брендой.

Бренда стала ежедневным гостем Тома, хоть Роберт и советовал ей держатся от него подальше, но она не обращала на это никакого внимания. К ее визиту он стал приносить еду из ресторанов, постоянно подкидывал немного денег, рассказывал ей, как он восхищался всю жизнь ее самопожертвованием ради бедных и несчастных. Что даже равнялся на нее в некоторых моментах жизни. Но сегодня ее ждала еще одна новость…

— Бренда, в связи с тем, что мы друзья… я осмелился сделать поступок без вашего ведома. Я ездил к вашему сыну. — Бренда тут же умолкла и на ее глаза навернулись слезы, только она хотела что-то спросить, как ее перебил Том. Он положил руку ей на плечо и сказал:

— Ему очень тяжело без вас с Робертом, но он еще держится, правда, у него не было денег на еду, но мы же друзья? Я дал ему немного, на пару дней хватит. Но, Бренда, он в глубоком отчаянии.

Еле сдерживая слезы, Бренда разошлась:

— Том, спасибо вам, я вам очень и очень признательна, — она не смогла сдержать слез, вырвала его руку и стала ее целовать, приговаривая, насколько Том человек с большой буквы. Том остановил ее, дал платок и продолжил:

— Бренда, на то и нужны друзья, чтобы поддержать в трудную минуту. Но поймите, у меня небольшая зарплата и долго я не смогу ему помогать, потому, как сам умру с голоду.

Она начала понимающе кивать и добавила:

— Да, да, я понимаю. Спасибо вам, я найду деньги, найду. Вы сможете их отвезти сыну? — Том вздохнул, как бы задумываясь, после кивнул.

Бренда мчалась в квартиру к Роберту, забежав внутрь, схватила его за рубашку и начала трясти, при этом кричала:

— Роберт! Быстро ответь, где деньги? Роберт! Мне срочно нужны деньги! Я знаю, они у тебя есть! Где они, куда ты их спрятал?! — Роберт схватил ее, обнял и попросил все объяснить подробней. Она выдала весь разговор с Томом в деталях. Он не доверял ему… но сын был в беде, его маленький мальчик.

К старому заброшенному дому подъехало солидное авто. Не спеша вышел человек, он достал лопату из багажника, закинул ее на плечо и направился в сад. Сняв аккуратно пиджак, повесил его на ветку дерева, которое было в описании, вонзил лопату в землю и принялся закатывать рукава. Дорогие блестящие туфли давили на лопату столько раз, пока она не уперлась во что-то. Постучав лопатой, он понял — это то, что он искал. Еще несколько минут — и ящик наверху. Сбив инструментом замок, он увидел четыре черных пакета, перемотанных скотчем. Уже дома он распаковал один брикет: внутри — иностранная валюта, после долгого пересчета Том понял: он наконец миллионер.

У Роберта оставался еще один схрон и он вроде уже наладил отношение с одним начальником охраны, но тот куда-то пропал, его не было видно пару дней, а коллеги говорили, что не могут его найти.

Том ждал визита Бренды, параллельно планируя будущие покупки, она вбежала со словами «Том, вы забрали, передали ему, все в порядке?».

Том усадил ее, налил стакан и сказал:

— Бренда, ваш муж лично прятал эти деньги?

— Нет, этим занимался его водитель, а что?

Том начал ходить вдоль стола:

— Вот так пригрел змею на груди и не заметил, как она укусила.

У Бренды накатились слезы, она спросила:

— Вы о чем? Как мой сын, вы отвезли ему деньги?

— Бренда, как оказалось, водитель вашего мужа — очень непорядочный человек. Яма была очень старая, там уже давно ничего не было, я сожалею.

Спустя пару минут Бренда рвала мужа на части, требуя другой тайник и приговаривала: «Я никогда не верила твоему помощнику, его крысиная морда сама за себя говорила! Ты понимаешь, что наш сын умрет с голода или тебе плевать?!».

Том крошил топором перегородку в одной из квартир рабочего района… О да, это было совсем не четыре брикета.

Том довольно устал, брикеты пришлось грузить в несколько ходок, багажник был забит. И снова уже знакомая ему иностранная валюта, он точно уже не считал… но на вскидку с квартиры он вывез около ста миллионов.

Удивлению Бренды не было предела, когда она сидела в кабинете Тома и смотрела на фото выпотрошенных пустых стен… Том добавил:

— Дверь была цела, я открыл ее ключом. Но до меня там побывал тот, кто знал, где найти ключ и что там искать. Бренда, мне жаль.

— Но ведь это были последние деньги, у нас больше нет, как же мой мальчик? — она снова была в слезах.

Роберт, узнав про пустой последний тайник, просто сломался, наступил его предел. У него были еще миллиарды, но не в этой стране, а добраться отсюда к ним он не может. Он понимал, что авансом, надеясь на его слово — никто ему не поможет. Сейчас он был настолько богат, насколько и беден. Единственное, что он хотел сейчас сделать, это задушить своего водителя лично. Он был всегда оптимистом и выходил из любых передряг победителем, но это был не тот случай. К тому же добавились слова Бренды о том, что из-за того, что он ее не послушал в свое время и не прогнал крысиную морду, их сын умирает с голода.

Прошло пару недель, Том не звал Бренду. Морально Роберт был похож на сбитое и перееханное десятки раз животное. Их связь начала теряться и между ними прекратились разговоры. Бренда смотрела на него и видела тех несчастных, которым она помогала, он был жалок и начинал вызывать только презрение… Пропасть между ними увеличивалась с каждой секундой молчания.

Бренду вызвали к Тому, она бежала и ее трясло, ведь она не знала, какие новости о сыне ждут ее. Войдя в кабинет, Том сразу же закрыл за ней дверь и прильнул к ней ухом. Услышав, что охрана ушла, он завел ее в кладовку и начал шепотом говорить:

— Бренда, тут нас никто не услышит, но я вас прошу, не издавайте ни звука, — она кивнула.

— Ваш сын на грани срыва, я очень за него боюсь. Он долго не протянет без вас, — по ее щекам покатились слезы. — Есть один вариант, но я даже не знаю, стоит ли его озвучивать, — она кивнула. — Поймите, не будет конца и края этому лагерю. Вчера я получил телеграмму с парламента, свободы вам не видать. Мы все тут до конца наших дней, — слезы продолжали бежать по ее лицу. — Но, Бренда, мы же друзья? — она снова кивнула. — Без вас вашему сыну осталось недолго. Но покинуть лагерь можно в двух случаях: один вы знаете — это смерть, но в таком состоянии вы не сможете ему помочь. Подкуп охраны — тоже не вариант… ведь у вас нет денег, — она снова кивнула. — Есть один вариант, но мне тяжело про него говорить. Если вы с Робертом сможете себя сильно покалечить, чтобы стать непригодными к работе… Я смогу вас перевести в больницу, с которой смогу помочь организовать побег. Но вы должны стать полностью непригодными для работы… Откладывать нельзя, делайте все этой ночью. — И просунул ей сверток в руку. — Действуйте незамедлительно, ваш ребенок в опасности.

Сегодня прервалось ее молчание с Робертом, она все ему рассказала и показала сверток. В нем Роберт нашел две ампулы обезболивающего и шприц.

Количество охраны было огромным, но он уже знал большинство маршрутов и временных промежутков. Он ждал глубокой ночи, когда спадала их бдительность. И вот они с Брендой уже в цеху деревообработки. Роберт начал тихо баррикадировать дверь, после нашел веревку, которую намеревался использовать как жгут. Бренда плакала и всхлипывала, но очень тихо, боясь привлечь охрану. Роберт сделал укол Бренде, он знал, что одной ампулы будет мало, потому она, не зная того, получила двойную дозу. Когда Бренда стала вялой и речь ее стала вязкой, он понял — действует.

Делать все нужно было очень быстро, шум циркулярной пилы привлечет моментально охрану и его баррикада долго не простоит. До этого они уже обсудили все действия: как только запускается пила — они обрезают себе кисти рук, не медля. Но на словах это было легче и не так страшно. Роберт спросил:

— Готова? — Бренда кивнула.

Он запустил пилу, поднялся шум, и они словно окаменели, они не могли даже пошевелиться. Вдруг снаружи начали дергать дверь, Роберт сказал:

— Бренда, мы должны… наш сын…

Охраны собиралось все больше и больше, с минуты на минуту они выбьют дверь.

Бренда:

— Я не могу… — и просто начала скулить, захлебываясь слезами. Их уже услышали, и она не сдерживала своих эмоций.

Охрана уже выбила часть досок с двери, они кричали:

— Немедленно выключить станок! Слышите?!

Роберт любил только двух людей в своей жизни — жену и своего сына, он понимал, что сын на грани, но так же он не хотел причинить боль Бренде… Но это был очередной момент жизни, где нужен был его характер.

Он поцеловал Бренду и шепнул ей на ухо:

— Ты же знаешь, как я люблю тебя и нашего малыша? — сквозь вой и слезы она кивнула.

Впервые в жизни она увидела слезы на его глазах, он взял ее за руки, секунда — и ее кисти уже лежали на полу, еще секунда — и его кисти присоединились.

Роберт с Брендой очнулись в больничной палате, их руки были перебинтованы, боль они не ощущали, но не могли пошевелиться, настолько сильной была анестезия. В палату шел Том и тянул за собой по полу стул. Поставив его у изножья их коек, он присел и улыбнулся:

— Знаете, а я ведь и не думал, что вы сможете, — и рассмеялся, они не могли понять, что происходит.

— Роберт, я вам скажу, что вы довольно сильная личность! — Роберт хотел что-то ответить, но даже не смог пошевелить губами.

Том достал две фотографии из пиджака и любовался их содержимым, после он привстал и сказал:

— А у меня для вас подарок, — улыбка стала зловещей.

Он поправил их одеяла, чтобы они служили подставкой, и каждому выставил по фото.

— Знаете, Роберт, как по мне, так генофонд вырождается. Я не нашел в вашем сыне силы духа, присущего вам, он оказался очередным ничтожеством. Одна беседа и все…

По лицам Роберта и Бренды текли слезы, кричать они не могли, только издавали звуки, похожие на мычание… На фото был их сын, он лежал в окровавленной ванной с вскрытыми венами.

— Ну вот и вся семья в сборе, какое зрелище.

Он подошел к Роберту и аккуратно повернул его лицо в сторону Бренды. После чего достал Бритву и перерезал ее горло. Подождав минуту, он сел к Роберту на кровать, вытер об него бритву и сказал, вскрывая его горло:

— Спасибо за деньги из тайников, думаю, они мне пригодятся.

Том стоял перед залом парламента… Стояла тишина, все ждали, что же он скажет…

— Мне очень прискорбно сообщать, но это мой долг, как руководителя и создателя этого проекта. Лечение было настолько прогрессивным, что мы за короткие сроки добрались до истины. Все наши пациенты осознали то зло, которое причинили людям. Признание было настолько глубоким, что они не могли справиться с чувством вины. Эта вина их и убила, — по его лицу потекла слеза. Сделав глоток воды, он продолжил:

— Осознавая все причиненные беды, они не смогли с этим жить. Хоть усиленная охрана за всем следила, мы не уловили тайного сговора. Все пациенты в одну ночь покончили с собой, — он замолчал на минуту, снова глоток воды:

— Поэтому мы решили возвести монумент на центральной площади реабилитационного центра. Их имена войдут в историю. Я приглашаю всех желающих посетить открытие и почтить их память. Это люди с большой буквы, они сполна оплатили свои проступки душевными терзаниями.

За свои достижения Том был награжден наивысшими государственными наградами, его персона была во всех газетах. Он был на слуху. На следующих выборах он занял почетное место в парламенте.

Сквозь сон он явно слышал стук, приоткрыв глаз, его чуть испугала обстановка… Гора бутылок и кто-то ломится в дверь. Голова раскалывалась, но Джон хотел увидеть этого настырного человека, который нарушил его сон. Он крикнул:

— Да иду, иду.

Открыв дверь, перед ним стоял Тревис, который сразу выдал:

— Джонни, мать твою! Ты хочешь меня вывести из себя? Так у тебя это почти вышло! Я должен выполнять вместо тебя норму?! Даю тебе ровно пять минут — и ты в моей машине, понял?!

Джон не мог понять, какая норма и причем тут Тревис, ведь он теперь начальник цеха. После революции весь коллектив проголосовал за него и Тревиса погнали метлой с фабрики, он еще так увяз в долгах из-за своего кредита на машину, что даже Линда от него ушла.

Тревис смотрел на его потерянный взгляд и добавил:

— Джонни, повторяю, пять долбанных минут или ищи другую работу, понял?! — и захлопнул дверь.

Джон побрел в комнату, нашел недопитую бутылку, сделал пару глотков, закурил, после рванул к входной двери., На полу лежала куча писем, он начал смотреть даты. 27, 27, 26, 25… так, 27 — самое свежее, от банка. Он разорвал письмо, это было уведомление, чтобы он съехал с квартиры до первого числа, так как долг за лечение матери превысил стоимость квартиры. Джон выбежал в коридор и начал стучать по соседям, одна дверь открылась, передним стояла пожилая женщина. Он спросил:

— Скажите, когда была революция?

На что услышал ответ:

— Тьфу на тебя, молчи! Или хочешь по лагерям сгинуть?

Джон вернулся в квартиру, он понял: это был всего лишь сон. Он закурил еще одну сигарету и подумал: а может действительно есть такие, как Генри? После чего, услышав свою мысль, он так сильно рассмеялся, что его было слышно на улице. Он достал лист, взял ручку и начал писать:

«Моей дорогой дочери...».

После смял и выкинул. Какой дорогой и насколько его? Ведь она даже не знала, кто он такой, сколько ей сейчас лет… он сбился со счета. Он допил остатки с бутылки, подошел к крюку, на котором раньше висел мешок, в несколько легких движений вытянул свой брючной ремень, сделал петлю и зацепил за крюк… Достал сигарету, закурил… Джон стоял и взвешивал все за и против такого существования...