Доза

Да. Самое мучительное, это висеть на волоске между решениями. Надо действовать, надо делать выбор. Надо убивать надежду. Надежда умирает последней, да кто сказал? Ее надо пристрелить первой, чтоб не рыпалась в хриплых судорогах своей ненужной тоски.

Где мой калашников? Или может лучше взять BERETTA? Вроде как она более надежно выглядит. — Мучительно раздумываю, выбирая оружие. Хватаю оба и выхожу из укрытия. Автомат за спиной, в правой и левой руке по беретте, на поясе патроны, на бедре кинжал.

Туман мешает разглядеть цель. Множество разных звуков в киселе серого цвета вязкости и липкости отвлекают от неслышных шагов надежды. Следов не видно, но я знаю, где они.

— Она была здесь! Гадина! — Мысленно ругаю ее я, и глазами чуть прищурившись осматриваю местность.

Лишний раз проверяю беретту, руками провожу по боеприпасам, все наготове. Неслышными крадущимися шагами иду вдоль стены старого здания. Стараюсь не тереться об его серые, острые камни, но невольно щекой задеваю выпирающий, притаившийся, предательский гвоздь, боль заставляет зажмуриться, сердце екнуло в неожиданной боли, но я вновь открываю глаза, мелочи, заживет.

Зашла за угол, в туманной неясности и сумеречной зоне, где прячется надежда, все бывает не тем, что есть на самом деле.

Миражи. Они имеют место обманывать нас пустыми образами и мечтами.

Замечаю то ли следы, то ли неясные флюиды ее движения, как охотник, что чаще ориентируется на чутье, нежели на следы, иду в направлении старого здания из серых камней.

Ее силуэт мелькнул, и я опытным взглядом, вычисляю следующее ее движение. Беретта взлетает в воздух, и раздаются выстрелы, я успела заметить лишь первый, остальные получились на автомате.

В тишине медленно и с неохотой замолкало эхо от выстрелов.

Не попала! От досады закусываю губу, перезаряжаю оружие и вновь устремляюсь за ней. Слышны мои быстрые шаги в тумане, гравий шуршит под ногами, предательски поскрипывая и выдавая меня. Вот тут она проходила совсем недавно, еще до того как я ее учуяла. Она пробегала, легко скользя по серой глади бетонных плит, я чувствую еще ее запах, невольно втягиваю его в себя, даже больше, чем требуется, и голова слегка начинает кружиться от образов возможного счастья.

Трясу головой, как бы вытряхивая ненужную сентиментальность.

Мне надо двигаться по следу едва уловимого аромата, который дурманит голову, клонит в сон, старается заползти в голову и давить желанием «не трогай меня, сжалься...» Слеза катится из уголка глаза, смахиваю ее рукой и иду дальше. Не надо вдумываться в смыслы, не надо искать знаков, не нужно быть "тряпкой". Все должно делаться просто!

Цель — нажатие курка — выстрел!

Вот она мелькнула вдали своими сиреневыми, летящими одеждами, я видела, как она прошла по лестнице здания, устремляясь вверх.

Я наблюдала, как она, не касаясь плит, легко и просто, плывет в просветах пустых глазниц здания. Надо бы прицелиться, вот сейчас она появится в этом окне и если нажать курок — за секунду до ее появления, то в следующую секунду — надежда будет падать окровавленная на цементный пол.

Я так ясно увидела эту картину, что беретты, вместо того, чтоб выстрелить, вдруг невольно выскользнули из рук, возмущенно цепляясь за большие пальцы на руках, и с тяжелым звуком падая на землю, около ног.

А я стояла и смотрела на нее, в глазах слезы, в горле ком, от невысказанного, неполученного, невыплаканного.

Надежда же, скользнув по ступеням выше, проскочила невредимой окно бойницы. Она, глупая, ненужная и такая желанная, не знала, что в данную минуту могла быть уже мертвой.

Я зачарованная ею, смотрела ей вслед, и видела как она, слегка улыбнувшись мне через плечо, как бы зная все мои тайны, устремляется выше и исчезает в прозрачной свежести.

Я вижу, как она раскрывает руки и легкие движения тела, чуть сгибают ее стройный стан в ритме вальса, в ритме музыки неслышимой для меня, но угадываемой мною. Она напевала что-то, и пусть я не могла ее слышать, но до меня, из воспоминаний, доносилось далекое эхо, такой знакомой мелодии.

— Я убью тебя! Пусть не сейчас, но убью! Тварь! — упрямо шепчу я себе под нос, вытирая слезы и сползая по стене на землю, подтягибаю к себе колени и обхватываю их руками.

— Я все равно убью тебя. — Шепчу я, размазывая слезы по щекам, — Так надо!