Егорыч

ЕГОРЫЧ

В старательские артели на короткий сезон сибирского лета народ в наём всегда шёл особый, часто разношёрстный, умеющий и «по-чёрному» работать и « по-чёрному» всё заработанное пропить. Специфика производства и удалённость золотоносных приисков от благ цивилизации отбирали cюда людей в бытовом плане непритязательных, готовых ради заработка терпеть любые неудобства. Поэтому по прошествии времени, от царя до наших дней, немногое принципиально изменилось в кадровом подборе в этой отрасли отечественной экономики, где реально пополняется золотой запас России.

Итак, где-то « во глубине сибирских руд», на золотоносном прииске в недавнем прошлом случилась такая история .

В небольшую старательскую артель приняли на сезон молодую повариху — хохлушку, непривлекательную лицом, но крепкую телом, из тех, кого знатоки женского пола в лёт определяют: «Бывалая!!!! ».

Лето было умеренно жарким, старатели упорно намывали песок, начальство вполне могло быть довольно состоянием дел. Словом, всё шло к тому, чтобы высокие показатели конкретного предприятия просто обязаны были отметить хорошей премией.

Испокон веков делом чести любого уважающего себя старателя-сезонника было намыть немножко «левого» песочка, так сказать « на серёжки подружкам». Поэтому несмотря на жёсткий контроль стражей государственного добра, народ всё— таки ухитрялся иметь «загашник» и всегда заранее планировал, с кем поедет в Гагры.

Словом, у некоторых мужиков, толи от наваристых украинских борщей, толи от однообразия будней, часто стали мерещиться разноцветные бикини, и взоры их как-то по-особому стали устремляться, туда, где трудилась над кастрюлями единственная особь прекрасного пола на ближайших двух тысячах квадратных километрах.

Наша повариха ( назовём её Катька), девка бойкая, жизнью битая, быстро смекнула, что намыть металл на серёжки у неё самой не получится, а довольствоваться же одним жалованьем кашевара она в принципе не собиралась. Быстро оценив ситуацию, выбрала она древний и испытанный способ приработка. И стали с некоторых пор захаживать к ней на ночку особо «нетерпеливые» мужички, у кого после тяжёлого старательского дня оставались ещё силы. Естественно, тарифы были установлены в самой твёрдой валюте, в виде золотого песочка со всеми северными коэффициентами. Был в той артели ветеран старательского дела по прозвищу Егорыч, из тех, кто прошёл огонь, воду и медные трубы и кого держат при артели не за умение работать, а за умение вечерком поведать мужикам разные истории о том как в старину мыли золотишко на Угрюм реке ещё у Петьки Громова. Наружность Егорыч имел изрядно потрёпанную, не столько от прожитых лет, сколько от дешёвого спирта, который он сильно уважал. Лихо скрученная самокрутка никогда не вынималась у него изо рта, вследствии чего частокол зубов во рту был на удивление редким, но зато исключительно чёрно-жёлтым. Если учесть, что одежда и волосы, торчащие у Егорыча в основном из ушей и носа, были насквозь пропитаны ядрёным запахом махорки и кислого пота, то для женского пола вид он, прямо скажем, имел малопривлекательный.

Но и этот почтенный ветеран Клондайка тоже неоднократно пытался получить расположение Катьки, но та из-за высокого спроса на свои услуги в грубой форме отказала ему, с треском прогнав.

Потом случились для Катьки тяжёлые времена: мужики вдруг одумались и перестали её посещать. Из-за чего в отлаженной Катькой схеме товарных отношений, предложение стало превышать спрос. Вот тут-то и наступило время Егорыча. В общем всё совпало: и сладкие сны поварихи о «заработанном» «богачестве», и спад «покупательской способности», и имеющийся у Егорыча «порох в пороховницах». Одним словом, несмотря на то, что последний покупатель Катькиного товара вид имел совсем не геройский, ей было сделано предложение, от которого она не могла отказаться. Можно только догадываться о буре чувств, какие испытывала Катька к Егорычу в процессе обмена деньги-товар.

Тем временем, как всегда бывает в таких случаях, кто-то «стукнул», и Катька попалась. Обыск выявил, что честно заработанный поварихой песок по объёму почти приравнивался к недельной добыче артели, а его стоимость в несколько сот раз превышала установленное ей жалованье. Данный факт свидетельствовал как о хорошем здоровье тружеников золотодобывающей отрасли, так и о неудовлетворительном моральном климате в отдельно взятом коллективе. Естественно было следствие, и был процесс, на котором на скамье подсудимых присутствовала Катька и наиболее резвые её поклонники, среди которых выделялся Егорыч, который, как выяснилось, многократно превзошёл остальных в обменных операциях. Сей факт стал полной неожиданностью не только для обвинителей и судей, но и для артельщиков, которые недоумевали: как Егорыч, трудясь в основном на растопке бани, мог намыть столько песка. И громом среди ясного неба для всех обвиняемых явилось экспертное заключение о том, что в золотом песочке, изъятом у предприимчивой поварихи была большая доля «измельчённого до мелкой крошки металла, по составу квалифицирующегося, как бронза для самоварного производства конца 19 века». Сказать, что данным фактом Катька была потрясена, значит преуменьшить действительность. Катька была просто раздавлена вероломством старателей.

Апогеем этой истории явилось озвученное на суде признание Егорыча о том, что это он, не имея из-за возраста возможности от зари до зари намывать драгоценный метал, пошёл на подлог и с помощью старого, никому не нужного самовара, валяющегося в старательской кладовке, добыл напильником себе фальшивой валюты.

Милиция успела таки среагировать, когда Катька в одном стремительном броске после услышанного, прямо на скамье подсудимых чуть не задушила тщедушного Егорыча.

Помятого, но живого суд освободил Егорыча из— под стражи прямо в зале суда в виду отсутствия состава преступления.

Москва 2010 декабрь