Аристократы

Извозчик, опустив стекло, хотел было сказать: — «прошу, господа, я как раз в город, соблаговолите составить компанию» — но, вспомнив о чем-то, устало сообщил: «До города — пятьсот».

Господа, любезно согласившись составить компанию, остались все же чем-то недовольными. Опытность извозчика подсказала следующую догадку: господа пассажиры, не желая вступать в общение с контролерами электрички, ретировались в последний вагон. Избежав диалога с контролерами, не очаровавшими своей деликатностью, они сохранили мирное расположение духа — но претерпели некий финансовый ущерб, не успев к последнему рейсовому автобусу.

Стояла пасмурная сентябрьская ночь; погода, всеми силами стараясь угодить синоптикам, все же решилась держаться естественно. Пошел дождь.

Леопольд Иннокентьевич, расположившись в авто, хотел было выразить пожелание «поехать в номера», но спутник его, Рудольф Викентьевич, возразил аргументировано, предложив попросту заказать напитков и поехать в «одно место». Не сказать, что общество в «том месте» было соответствующим; но номера плохи тем, что их попросту может не быть. Телеграфировать же о прибытии наши герои забыли, увлекшись философическими вопросами и пивом.

— Ну че, к Катьке? — решился вслух Леопольд Иннокентьевич, причем намеревался он произнести: «Полагаюсь на Вашу осведомленность».

— Советская, 10, — сказал извозчику Рудольф Викентьевич, хотя в привычке его было произносить: «Нам на Дорогбуржскую, 10».

«Как угодно», — мог бы сказать извозчик, но промолчал. Тронулись.

«Надеюсь, ресторация еще не закрыта?» — хотел было вопросить извозчика Леопольд Иннокентьевич, но вышло так, что вопрос прозвучал иначе:

— Командир, где водку взять? Или самогону хорошего? Точки знаешь?

Извозчик едва не произнес: «Прошу на дегустацию собственного, так сказать, произведения. Авторский вариант. Яблок было нынче как снега, и ключница моя перегнала сидор — аромат нежный, похмелье неощутимо. Сделайте одолжение, угощайтесь, господа...» Но подумав, наговорил чего-то другого и сторговался выгодно. Дегустация началась немедленно.

— Вруби что-нибудь классическое, — попросил извозчика Рудольф Викентьевич, и в своей просьбе был удовлетворен. Все четыре колонки разом гаркнули: «Владимирский централ, ветер северный...»

«Шестерка» бальзаковского возраста, оставляя за собой шлейф синеватого дыма, влетела в город. Тормозной шланг правого переднего рабочего цилиндра намеревался служить вечно, сдерживая распирающее давление, но неожиданно для себя самого он вдруг выговорился струей мутной жидкости. Извозчик, как раненый олень, забил правой ногой по средней педали, и шланг закончил свою мысль до конца.

— Самообладание, господа! — успел прошептать Леопольд Иннокентьевич.