Это произведение, как уже отмечалось другими комментаторами, по форме представляет собой классический «святочный рассказ» со стандартной центральной темой встречи суженого. Поэтому ожидать какой-то серьёзной интриги и неожиданного развития событий не приходится. Это не в упрёк автору, скорее тут «жанровая предопределённость» виновата. Ну что ж, были у нас волшебные сказки, были сказки о животных, была даже «чистая» фантастика, а теперь вот будет ещё святочный рассказ. Жанр — не главное, было бы написано хорошо. Что ж, посмотрим.
Рассказ композиционно выверен, все части на месте, за сюжетной линией следить легко. Фокал героини (Ольги) выдерживается от начала до конца, без видимых сбоев — плюс техническому мастерству автора. Единственное замечание, относящееся к композиции — мне кажется, что концовка получилась слишком уж длинной. Возможно, это оттого, что вся интрига исчезает полностью уже к середине рассказа, и дальше всё воспринимается как одна большая развязка. А может быть, это чисто субъективное.
К психологической достоверности образов героев у меня претензий нет. Вопрос в другом: в отношении каждого из них почему-то возникает ощущение, что «где-то это уже видел». Они все живые, но практически все — шаблонные, виденные как будто не в одной книге, а по меньшей мере в десятке. Не знаю, что тут виной. Наверно, слишком много довелось читать в детстве русской классики 19 века, и наступило пресыщение этими образами. В любом случае, ставить шаблонность в упрёк тексту-стилизации, наверное, не совсем корректно.
Идея рассказа ясна («красота там и должна цвести, где зародилась») и сформулирована в виде морали открытым текстом, причём ещё и в двух местах. Пожалуй, в данном случае это не излишество, а необходимый для реализации авторского замысла «рефрен». А вот к внутренней логике произведения у меня основательные претензии. Судите сами:
— Потерпите, дитятко, — ласково успокаивала старушка вскрикнувшую от очередного укола Олюшку, — скоро съедет эта Гадовна в свой Петербург, а там, глядишь, и вы вслед за мужем молодым в большой город переедете! Ах! Была я там, в Петербурге-то, еще девкой! Красотища там!
— Фи, какая красотища, мадам? — вставила словечко и «Гадовна». — В вашем Петербурге, коли знать изволите, климат преужасный! От чахотки мрут! Где уж красота — так в Париже!
Нелепость номер один: в присутствии «Гадовны» портниха говорит о ней в третьем лице, и та спокойно проглатывает и сам этот факт, и оскорбительное (пусть и невольное) искажение её отчества, никак на это не реагируя.
Нелепость номер два: «Гадовна» сама из Петербурга, но почему-то называет его «вашим». Даже если ей действительно не нравится её город (везде хорошо, где нас нет) и она мечтает о Париже, «ваш» в её устах всё равно звучит очень странно.
— Это нервы, это нервы, — сновала Аврора Ганнибальдовна вокруг барыни Загорской с нюхательной солью.
Она кто — заезжая заносчивая модистка или дворовая барыни Загорской? Это не её дело, а слуг — помогать барыне прийти в чувство.
В церквушке, что меж двух имений стояла, встретились с соседом Быковым. Он был дружен с Загорским давно
— Так я жду человека! — напомнил Быков. — Но за елку с тебя приглашение.
Это что за дружба такая, что на бал к себе так просто не зовут, а исключительно в обмен на ёлку? Про церковь «меж двух имений» уже тут говорилось, повторяться не буду.
У меня братец по лесной части заведует!
— Как подъедем, ты уж с моим братом полюбезнее, — учил Быков. — Он из столицы погостить приехал
Это каким же он образом в имении Быкова «по лесной части заведует», если постоянно в столице живёт, только в гости наведывается иногда?
— И каких гостей ждем! Губернатор почтить визитом хочет! А эта дуреха главное украшение испортила! Я эти елки из таких далей выписываю!..
— Да не беда! — успокоил Быков. — Ты пришли ко мне человека, знаешь же, в лесу, на Невесткином пупе у меня такие ели растут — загляденье! Голубые, редкие! Губернатору не снились даже!
И зачем Загорский, спрашивается, выписывает ёлки «из таких далей», если знает про прекрасные ели на Невесткином пупке?
— Все невесты таковы, все волнуются! Вот когда я в третий раз замуж собиралась…
— Да какой третий раз? — вскипела маменька. — У меня одна дочь. И сватают её впервые!
Выделенная фраза, по-моему, не на своём месте. При чём тут «одна дочь», если речь о количестве браков?
По «матчасти» ничего серьёзного сказать не могу, русский быт 19 столетия мне не настолько хорошо знаком. Так что там, где знаний не хватает — поверю автору на слово.
Отдельно хочется сказать про язык и стиль. В целом это качественная стилизация под 19 век, а-ля те же упоминавшиеся ранее «Повести Белкина». Речь героев звучит по большей части естественно, и тут больших претензий к автору нет. Что же до небольших…
Аврора Ганнибальдовна
Почему не Ганнибаловна? Зачем понадобилось выдумывать никогда не существовавшее отчество?
А прикидываться простой и влюблять в себя соседских баринов — не ложь?
Множественное от барин — «баре», родительный соответственно — «бар». А вообще тут, имхо, лучше единственным числом обойтись.
И ворчанье модистки ни по чем!
Слитно. Нипочём.
В целом же у меня от произведения осталось смешанное впечатление. Такое чувство, что на каждый плюс находится свой минус. Или наоборот. В любом случае, спасибо автору за труды.
— Фи, какая красотища, мадам? — вставила словечко и «Гадовна». — В вашем Петербурге, коли знать изволите, климат преужасный! От чахотки мрут! Где уж красота — так в Париже!
— Да не беда! — успокоил Быков. — Ты пришли ко мне человека, знаешь же, в лесу, на Невесткином пупе у меня такие ели растут — загляденье! Голубые, редкие! Губернатору не снились даже!
— Да какой третий раз? — вскипела маменька. — У меня одна дочь. И сватают её впервые!