не, я чо, я ничо, это не я вовсе

случаются же иногда в Верхнем Кандюке истории, я просто не поделиться не могу

Сукубовка — это так запрудный район Верхнего Кандюка называют, неофициально, да, Сукуба в Кандюк впадала, решили прудик сделать, плотину построили, а те дома, что за прудом (их всего-то десятка два) так Сукубовкой в народе и называют, а они себя Сукубово кличут:

«Где пруд, там и прут» — гласит старая сукубовская поговорка. Дык когда это было! В деревне пятнадцать просроченных баб на выданье дневали и ночевали у пруда, и толку? Ни одного завалящего мужика окрест, хоть топись, как та Алёнушка. Так у неё хотя бы козёл был! Хотя…

Каждый вечер к пруду дед Михеев козёл приходил. И трава там вроде не сытная, и берега топкие, а он знай себе, бродит щёголем вокруг баб, боками об них трётся. Да по-хозяйски так, словно это он их пасёт. Девки же рукоделием беспокойные руки занимают. Только голова не занята, свободна в занятных помыслах то есть. И рукоделия оттого всё занятнее и занятнее выходили, но не дальше картинок из Нюркиного похабного журнала. Подаришь такое – позору потом, да дарить всё равно некому, разве что козлу, что рядом лениво травку щиплет и поглядывает искоса, словно усмехается. К тому слову сказать, Мишка – козёл то бишь, названный в честь бывшего михеевского зятя, легендарной в деревне личностью был. Запертый в сарае, умудрился покрыть всех дойных коз по деревне. Вот дума у стариков была: где тот святой дух, от которого все кормилицы понесли? Нюркина коза всем загадку и открыла, средь бела дня став задом к Мишкиному сараю и глазки томно закатив. Тоже, видать, журнала того насмотрелась, пока умаятая хозяйка на солнышке прикорнула.

На целую ночь развлечение в деревне появилось – глядеть, как Мишка исхитряется через щель в досках всё стадо охаживать. Встанет на задние копыта, упрётся рогами в стену и дотягивается, стервец! Смотришь, и диву даёшься: прямо как человек — стоя. Оказалось, что все местные козы, как по расписанию к той щелке ходили. Даже тропинку к сараю протоптали. Наутро всех крутобоких голубушек под домашний арест посадили, потому как дед Михей категорически заявил, что у него никаких досок не хватит, чтобы все щели заколотить и, на радостях, что с его арестанта теперь меньше хлопот и навоза, выпустил козла на волю. На ночь Мишку всё равно загоняли в сарай, ибо сход постановил: раз может изнутри, то сможет и снаружи, а щелей в деревне было предостаточно.

Тогда, с чьей-то лёгкой руки и приклеилась к Мишке кличка – Сатир. Всё тот же потрепанный журнал виноват – картинка там была, словно со стоячего Михеева козла рисованная, а под ней подпись: «сатир». Рисованный причиндал, однако, был раз в пять поболе мишкиного, но девичья фантазия даже с козлами чудеса творит.

Первой у злополучного сарая поймали уже саму Нюрку. Она, краснея, оправдывалась перед подругами, что мол, только проучить Мишку хотела — по концу его прутком щёлкнуть, когда тот в щель высунется. Но прутка в её руках не сыскалось, и по нюркиным словам выходило, что козёл на баб не реагирует.

Катька оказалась сообразительней и пришла со своей козой, намереваясь в самый ответственный момент осуществить подлую подмену, но тоже была поймана с поличным самим дедом Михеем, который заступил на ночную защиту Мишкиного конца после Нюркиных заявлений. Конечно, Катькино алиби об улучшении демографической ситуации личного подворья старики приняли с глубоким пониманием, но во взглядах подруг появилась неприкрытая злоба.

Юлька была обладательницей самой голосистой козы, поэтому идти на свидание к Мишке в компании «разогрева» ей было боязно. Если ещё кого у сарая застукают, могут и разговоры нехорошие пойти, наподобие: «Дня, в конце концов, что ли мало! Веди свою козу к пруду и улучшай, нечего бедному Сатиру хребет по ночам гнуть, да ещё в щелку!» Но Юлька всего два года не доучилась на ветеринара и придумала сугубо научный способ соблазнения Мишки. Девки только диву дались: сколько ума, оказывается, под этой рыжей шевелюрой за так пропадало.

Юлька взяла овчинный полушубок, вывернула его наизнанку, просунула ноги в рукава, и вот вам – коза в овчине. Остаётся только воротник откинуть, когда задом к сараю прижимаешься. Была, правда, для верности, ещё одна научная тонкость, от которой девок сперва покоробило, но потом все признали, что так и вправду надёжнее. По-научному, перед свиданием нужно было потереться голым задом о зад козы.

— Чтобы запах совпадал», — сказала Юлька — а ещё лучше пальцами из глубины зачерпнуть.

По поводу «глубины» разгорелся бурный научный спор.

— Задом — ещё куда ни шло, а вот пальцами… — возмущались оппоненты.

И пальцы, общим голосованием, исключили.

Что за жизнь в Сукубове началась! Старики спокойны, козы целы, девки сыты. Был составлен строгий график посещения Мишки-сатира, а Юльке, как самой умной, даже один призовой сеанс в неделю приплюсовали. И жили они так долго и счастливо, пока рукоделия с красавцами-козлами из Сукубова в Москве не заприметили. Повалил культурный народ в деревню, даже иностранцы приезжали. Всё интересовались: из каких же глубин местные мастерицы такие образы черпают? Неужели и вправду в этих местах являлся чудо-козёл в человечьем обличии? Но показать культурное явление так и не получилось — издох Мишка намедни, не выдержав слишком строгого графика.