А если серьезно, то во-первых, это конечно же европейский фольклор, где у у эльфов, сидов и разных прочих фей и дриад нет абсолютно никакой обязанности быть добрыми или дружелюбными с людьми, а если гламурными — то в прямом смысле слова, а не в том, к какому мы сейчас привыкли.
Потом у Сапковского такие расы дивно хороши.
Интересно выглядят, например, у Хобб в трилогии «Сын-солдат» (как по мне, так куда интереснее, чем нави в «Аватаре»).
У Лорелл Гамильтон в цикле про Меридит Джентри сиды и феи дивно хороши как идея и очень близки к фольклору опять же, но у нее сам сюжет вырождается в бесконечный экзотический трах и предельную мерисьюшность, которые ничем не искупаются, к сожалению (я такое долго не могу читать).
Еще эльфы хороши в «Плоском мире» Пратчета.
И еще идея здорово воплощена в фильме «Фавн»
И вот тут:Лесной Царь
И. Гете (перевод В. А. Жуковского)
Кто скачет, кто мчится под хладною мглой?
Ездок запоздалый, с ним сын молодой.
К отцу, весь издрогнув, малютка приник;
Обняв, его держит и греет старик.
«Дитя, что ко мне ты так робко прильнул?» — «Родимый, лесной царь в глаза мне сверкнул:
Он в темной короне, с густой бородой». — «О нет, то белеет туман над водой».
«Дитя, оглянися; младенец, ко мне;
Веселого много в моей стороне:
Цветы бирюзовы, жемчужны струи;
Из золота слиты чертоги мои».
«Родимый, лесной царь со мной говорит:
Он золото, перлы и радость сулит». — «О нет, мой младенец, ослышался ты:
То ветер, проснувшись, колыхнул листы».
«Ко мне, мой младенец; в дуброве моей
Узнаешь прекрасных моих дочерей:
При месяце будут играть и летать,
Играя, летая, тебя усыплять».
«Родимый, лесной царь созвал дочерей:
Мне, вижу, кивают из темных ветвей». — «О нет, все спокойно в ночной глубине:
То ветлы седые стоят в стороне».
«Дитя, я пленился твоей красотой:
Неволей иль волей, а будешь ты мой». — «Родимый, лесной царь нас хочет догнать;
Уж вот он: мне душно, мне тяжко дышать».
Ездок оробелый не скачет, летит;
Младенец тоскует, младенец кричит;
Ездок погоняет, ездок доскакал…
В руках его мертвый младенец лежал.
1818 г.
И еще помню сказку, но не помню автораТам тоже практически германский фольклор. Суть была в том, что эльфам нужен был боец, не боящийся железа, то есть человек. Тогда эльфийский ни то принц, ни то король, не помню, изнасиловал пленную принцессу троллей и магией жизни заставил ее выносить ребенка за время, пока он девять раз вокруг нее обошел, что-то в этом духе. Потом пошел в деревню и поменял этого своего ублюдка на человеческого мальчика. Он там, в деревне, вырос, был очень умным, сильным и привлекательным, все в нем просто души не чаяли, но по сути-то он был ублюдочный подменыш, не-человек, и всю деревню в один прекрасный день вырезал.
А человеческого ребенка этот эльф воспитал как родного сына, и на самом деле они все там его очень любили, без шуток. Что не помешало им к шестнадцати годам сделать из него военную машину-убийцу.
Это я все к чему? К тому, что эльфы, как и всякие языческие твари — изрядные чудовища, воплощающие собой некие вселенские законы, подчас очень мало общего имеющие с человеческой этикой и моралью.
И. Гете (перевод В. А. Жуковского)
Кто скачет, кто мчится под хладною мглой?
Ездок запоздалый, с ним сын молодой.
К отцу, весь издрогнув, малютка приник;
Обняв, его держит и греет старик.
«Дитя, что ко мне ты так робко прильнул?» — «Родимый, лесной царь в глаза мне сверкнул:
Он в темной короне, с густой бородой». — «О нет, то белеет туман над водой».
«Дитя, оглянися; младенец, ко мне;
Веселого много в моей стороне:
Цветы бирюзовы, жемчужны струи;
Из золота слиты чертоги мои».
«Родимый, лесной царь со мной говорит:
Он золото, перлы и радость сулит». — «О нет, мой младенец, ослышался ты:
То ветер, проснувшись, колыхнул листы».
«Ко мне, мой младенец; в дуброве моей
Узнаешь прекрасных моих дочерей:
При месяце будут играть и летать,
Играя, летая, тебя усыплять».
«Родимый, лесной царь созвал дочерей:
Мне, вижу, кивают из темных ветвей». — «О нет, все спокойно в ночной глубине:
То ветлы седые стоят в стороне».
«Дитя, я пленился твоей красотой:
Неволей иль волей, а будешь ты мой». — «Родимый, лесной царь нас хочет догнать;
Уж вот он: мне душно, мне тяжко дышать».
Ездок оробелый не скачет, летит;
Младенец тоскует, младенец кричит;
Ездок погоняет, ездок доскакал…
В руках его мертвый младенец лежал.
1818 г.
А человеческого ребенка этот эльф воспитал как родного сына, и на самом деле они все там его очень любили, без шуток. Что не помешало им к шестнадцати годам сделать из него военную машину-убийцу.
Это я все к чему? К тому, что эльфы, как и всякие языческие твари — изрядные чудовища, воплощающие собой некие вселенские законы, подчас очень мало общего имеющие с человеческой этикой и моралью.