… подходит к двери, нажимает на кнопку звонка, звонок не работает – она стучит в дверь, почему-то чувствует, что не откроют. Щелкает замок, она посмеивается про себя, от кого они сделали замок и дверь, или оно так было с самого начала – дом, замок, дверь…
… интересно, с какого – начала…
— Э… добрый вечер.
— Здрассьте, здрассьте, да вы проходите, вы не стесняйтесь, проходите, — начинает трещать та, которая открыла дверь, — да вы проходите, проходите, пальто можете… а да, какое пальто, что это я… А вы ядерная?
— Простите?
— А вы ядерная?
— Что?
— Из-звините… просто… а вы ядерная?
— Нет, — она чувствует, что покраснела бы, если бы могла краснеть, хочет добавить что-то в свое оправдание, не понимает, за что оправдываться – за то, что не ядерная, или за то, что он вообще есть.
— Из-звините, это я так… просто странно так, а мы думали, после… после этого вы все дальше будете ядерные, или просто одна будет, и все – а тут все приходят и приходят новые…
Она снова хочет извиниться за то, что пришла.
— А вы… извините… с какого года?
— Две тысячи тридцать восьмого…
— … по какой? – открывшая дверь торопливо записывает что-то в большую тетрадь, — извините, у нас просто так принято… Записываем вновь прибывших… А вы… из какого региона будете?
— Ну, я началась в…
— … а-а-а, вижу, вижу, у нас пятеро оттуда, если хотите, я вас познакомлю… только потом, а то у нас спят уже все…
Она снова чувствует, что покраснела бы, если бы умела краснеть.
— Извините, не вовремя я, да…
— … да нет, что вы, это же не от вас зависит, когда что…
Она пытается узнать ту, которая открыла дверь – что-то европейское, что-то в доспехах, что-то не пойми что… Та тоже смотрит, настороженно, пристально…
— Со мной… что-то не так?
— Да нет, что вы… ну если так подумать, тут с нами со всеми что-то не так, правда же? Мы же все… ну… как бы нас вообще…
— … не должно быть? – она говорит, тут же чувствует, что готова провалиться сквозь землю.
— Ну да, да, именно… не должно быть… Да давайте я вам свободную комнату покажу, где вы жить будете…
— Я так понимаю… дом бесконечный?
— Верно, верно, бесконечный… – она мрачнеет, как будто извиняется за что-то, — ну как вы хотели… все приходят и приходят новые… ой, из-звините, это я вам не в упрек, это я… так-то мы новым всегда рады… то есть, не рады… то есть… ой, я запуталась, уже и не знаю, как сказать!
— Да, да, понимаю…
— Вот тут… А вы из двадцать первого века значит, да… А у вас всякие такие штуки есть? Ну, перед вами тут одна приносила штуку такую интересную… Ой, извините, вы, наверное, спать хотите, а я тут… – она присматривается, настораживается, — постойте-ка… вы… вы не кончились.
— В смысле? – она все еще пытается сделать вид, что ничего не происходит.
— В смысле… ну… да что с вами не так, понять не могу? Вы… вы… да вы сбежали?
Она чувствует, что научилась краснеть, наконец-то…
— Я… да.
— Да как же вы так… да так же…
… понимает, что нужно защищаться, она же, в конце концов…
— … ну а где написано, что это запрещено?
— Эм… да нигде… просто… ну… как-то…
— Что – как-то? Вы хотите, чтобы и дальше…
— Да что вы, поймите, этого никто не хочет, просто… ну… я не знаю…
— Вот и я не знаю, почему я не имею права так сделать…
— … так вы… просто сбежали? – спрашивает кто-то уже за ужином.
— Не сбежала… ушла.
— Ушли?
— Да, просто так взяла и ушла.
— А как вы… нашли дорогу?
— Просто… нашла…
— Удивительно…
— А вы… а вы покажете всякие штуки… которые в вашем веке появились? – не унимается та, европейская, средневековая, она все еще не может вспомнить её имя.
— Да, конечно, — она вытаскивает нейрофон, показывает, — вот тут смотрите…
Они смотрят, удивляются, вот это да, вот те на, с ума сойти можно, — кто-то нажимает кнопку сообщений, спохватывается, ой, извините, это личное, понимаем, понимаем, — тут же спохватываются, когда видят сообщение…
— Это… это вы отправили следующей?
Отвечает так же отрешенно:
— Да.
— Ну, ничего себе…
Кто-то снова начинает возражать, что это же не положено так в самом-то деле, кто-то обрывает, где написано, что не положено, нигде не написано, ну вот то-то же…
… она вздрагивает от стука в дверь, странно, еще толком не проснулась, уже понимает, что это именно стук в дверь, — кутается в халатик, ищет в темноте тапочки, не находит, вот черт…
Стук повторяется – она выскальзывает за дверь в холодок коридора, босиком спешит по лестнице, стараясь не наступить на третью ступеньку, которая скрипит – третья ступенька, как всегда оказывается не на месте, предательски поскрипывает.
Открывает дверную защелку, задним числом спохватывается, а ведь там, на крыльце может оказаться кто угодно, — она тут же одергивает себя, а чего ей бояться, она же… ну да, ну да…
В свете фонаря на крыльце виднеется новая, какая-то растерянная, пришибленная, кутается во что-то не пойми во что. Она спохватывается, щелкает выключателем в прихожей, да вы входите, входите, вы же промокли, дождь же идет – новая откликается не сразу, замирает на пороге, как сомнамбула, её приходится хватать за руку и заводить в прихожую, да вы входите, входите, что вы, в самом деле… Пальто можете пове… ну да, какое пальто, вы же… давайте я вам свободную комнату покажу, извините, только на третьем этаже сейчас есть… Да вы продрогли, давайте я вам лучше чаю налью, кухня там… она хлопочет, как пару месяцев назад хлопотала та, европейская какая-то там в доспехах. Новая осторожно садится на краешек стула, да что с ней, как будто чувствует себя виноватой, или… или… да что такое…
— Вы… вы тоже от них ушли?
— А? Да, да…
— Ушли? Ушли от них, да?
— Ушла…
— А вы… – она ловит себя на том, что хочет задать тот же вопрос, что и та, которая её встретила…
— Да…
— Да? – у неё холодеют руки, которых нет.
— Да… вы поймите… я не успела… все случилось слишком быстро… Я ушла, когда они уже поднялись в воздух…
Она наливает новой чашку чая, ставит на стол, только потом вспоминает, что они не пьют чай, они же…
— Да? Вот как…
— Я… я не виновата…
— Да, да, конечно, вы же…
Обе ищут слова, не находят, та, что была раньше, наконец, вспоминает, что стоит на холодном полу босиком, садится в кресло, поджимает под себя ноги…
… иногда кто-нибудь подходит к входной двери, распахивает её, смотрит в капли дождя, в дорожку, ведущую из ниоткуда, ждут, не мелькнет ли еще чей-нибудь силуэт – нет, никого нет, только легкий туман, уводящий в бесконечность…
Настоящая жуть
… подходит к двери, нажимает на кнопку звонка, звонок не работает – она стучит в дверь, почему-то чувствует, что не откроют. Щелкает замок, она посмеивается про себя, от кого они сделали замок и дверь, или оно так было с самого начала – дом, замок, дверь…
… интересно, с какого – начала…
— Э… добрый вечер.
— Здрассьте, здрассьте, да вы проходите, вы не стесняйтесь, проходите, — начинает трещать та, которая открыла дверь, — да вы проходите, проходите, пальто можете… а да, какое пальто, что это я… А вы ядерная?
— Простите?
— А вы ядерная?
— Что?
— Из-звините… просто… а вы ядерная?
— Нет, — она чувствует, что покраснела бы, если бы могла краснеть, хочет добавить что-то в свое оправдание, не понимает, за что оправдываться – за то, что не ядерная, или за то, что он вообще есть.
— Из-звините, это я так… просто странно так, а мы думали, после… после этого вы все дальше будете ядерные, или просто одна будет, и все – а тут все приходят и приходят новые…
Она снова хочет извиниться за то, что пришла.
— А вы… извините… с какого года?
— Две тысячи тридцать восьмого…
— … по какой? – открывшая дверь торопливо записывает что-то в большую тетрадь, — извините, у нас просто так принято… Записываем вновь прибывших… А вы… из какого региона будете?
— Ну, я началась в…
— … а-а-а, вижу, вижу, у нас пятеро оттуда, если хотите, я вас познакомлю… только потом, а то у нас спят уже все…
Она снова чувствует, что покраснела бы, если бы умела краснеть.
— Извините, не вовремя я, да…
— … да нет, что вы, это же не от вас зависит, когда что…
Она пытается узнать ту, которая открыла дверь – что-то европейское, что-то в доспехах, что-то не пойми что… Та тоже смотрит, настороженно, пристально…
— Со мной… что-то не так?
— Да нет, что вы… ну если так подумать, тут с нами со всеми что-то не так, правда же? Мы же все… ну… как бы нас вообще…
— … не должно быть? – она говорит, тут же чувствует, что готова провалиться сквозь землю.
— Ну да, да, именно… не должно быть… Да давайте я вам свободную комнату покажу, где вы жить будете…
— Я так понимаю… дом бесконечный?
— Верно, верно, бесконечный… – она мрачнеет, как будто извиняется за что-то, — ну как вы хотели… все приходят и приходят новые… ой, из-звините, это я вам не в упрек, это я… так-то мы новым всегда рады… то есть, не рады… то есть… ой, я запуталась, уже и не знаю, как сказать!
— Да, да, понимаю…
— Вот тут… А вы из двадцать первого века значит, да… А у вас всякие такие штуки есть? Ну, перед вами тут одна приносила штуку такую интересную… Ой, извините, вы, наверное, спать хотите, а я тут… – она присматривается, настораживается, — постойте-ка… вы… вы не кончились.
— В смысле? – она все еще пытается сделать вид, что ничего не происходит.
— В смысле… ну… да что с вами не так, понять не могу? Вы… вы… да вы сбежали?
Она чувствует, что научилась краснеть, наконец-то…
— Я… да.
— Да как же вы так… да так же…
… понимает, что нужно защищаться, она же, в конце концов…
— … ну а где написано, что это запрещено?
— Эм… да нигде… просто… ну… как-то…
— Что – как-то? Вы хотите, чтобы и дальше…
— Да что вы, поймите, этого никто не хочет, просто… ну… я не знаю…
— Вот и я не знаю, почему я не имею права так сделать…
— … так вы… просто сбежали? – спрашивает кто-то уже за ужином.
— Не сбежала… ушла.
— Ушли?
— Да, просто так взяла и ушла.
— А как вы… нашли дорогу?
— Просто… нашла…
— Удивительно…
— А вы… а вы покажете всякие штуки… которые в вашем веке появились? – не унимается та, европейская, средневековая, она все еще не может вспомнить её имя.
— Да, конечно, — она вытаскивает нейрофон, показывает, — вот тут смотрите…
Они смотрят, удивляются, вот это да, вот те на, с ума сойти можно, — кто-то нажимает кнопку сообщений, спохватывается, ой, извините, это личное, понимаем, понимаем, — тут же спохватываются, когда видят сообщение…
— Это… это вы отправили следующей?
Отвечает так же отрешенно:
— Да.
— Ну, ничего себе…
Кто-то снова начинает возражать, что это же не положено так в самом-то деле, кто-то обрывает, где написано, что не положено, нигде не написано, ну вот то-то же…
… она вздрагивает от стука в дверь, странно, еще толком не проснулась, уже понимает, что это именно стук в дверь, — кутается в халатик, ищет в темноте тапочки, не находит, вот черт…
Стук повторяется – она выскальзывает за дверь в холодок коридора, босиком спешит по лестнице, стараясь не наступить на третью ступеньку, которая скрипит – третья ступенька, как всегда оказывается не на месте, предательски поскрипывает.
Открывает дверную защелку, задним числом спохватывается, а ведь там, на крыльце может оказаться кто угодно, — она тут же одергивает себя, а чего ей бояться, она же… ну да, ну да…
В свете фонаря на крыльце виднеется новая, какая-то растерянная, пришибленная, кутается во что-то не пойми во что. Она спохватывается, щелкает выключателем в прихожей, да вы входите, входите, вы же промокли, дождь же идет – новая откликается не сразу, замирает на пороге, как сомнамбула, её приходится хватать за руку и заводить в прихожую, да вы входите, входите, что вы, в самом деле… Пальто можете пове… ну да, какое пальто, вы же… давайте я вам свободную комнату покажу, извините, только на третьем этаже сейчас есть… Да вы продрогли, давайте я вам лучше чаю налью, кухня там… она хлопочет, как пару месяцев назад хлопотала та, европейская какая-то там в доспехах. Новая осторожно садится на краешек стула, да что с ней, как будто чувствует себя виноватой, или… или… да что такое…
— Вы… вы тоже от них ушли?
— А? Да, да…
— Ушли? Ушли от них, да?
— Ушла…
— А вы… – она ловит себя на том, что хочет задать тот же вопрос, что и та, которая её встретила…
— Да…
— Да? – у неё холодеют руки, которых нет.
— Да… вы поймите… я не успела… все случилось слишком быстро… Я ушла, когда они уже поднялись в воздух…
Она наливает новой чашку чая, ставит на стол, только потом вспоминает, что они не пьют чай, они же…
— Да? Вот как…
— Я… я не виновата…
— Да, да, конечно, вы же…
Обе ищут слова, не находят, та, что была раньше, наконец, вспоминает, что стоит на холодном полу босиком, садится в кресло, поджимает под себя ноги…
… иногда кто-нибудь подходит к входной двери, распахивает её, смотрит в капли дождя, в дорожку, ведущую из ниоткуда, ждут, не мелькнет ли еще чей-нибудь силуэт – нет, никого нет, только легкий туман, уводящий в бесконечность…