Смотрю, ничего не вижу через заросли, — что-то огромное, массивное пробирается через лес, гулкими ударами впечатывает ноги в поросшую травой землю.
Хочется сбежать. Потому что никакая дробь не возьмет это, что бы там ни было.
Егорыч косится на меня:
— Вон он… там остановился…
— И чего делать будем?
— Пойдем, глянем.
— А стрелять… не будем?
— Чего стрелять, в таких не стреляют.
Иду за Егорычем, вынимаю смартфон, Егорыч недовольно качает головой.
— Не… не снимай.
— А что так? Застесняется он, что ли?
— Да нет… Не проявляются они…
Мне становится не по себе. Еще больше хочется бежать. Прочь из этого леса, куда глаза глядят, пропади оно всё, и Наташка пропади, кто ж знал, что батя у неё на охоте повернутый…
— Ну, вот… гляди…
Смотрю перед собой, не понимаю. Нет, конечно, мы тут изрядно по лесу плутали, я уже даже и не скажу, в какой стороне Омск, если есть вообще какой-то Омск. Но что мы к самому Лондону выйдем, этого как-то не ожидал.
Смотрю на громадину Биг Бена, почему-то увенчанного шляпой, Биг Бен таращится на меня совиными глазами-циферблатами. Поднимается Тауэрский мост, пропускает то ли круизный лайнер, то ли я не знаю, что.
— Нравится? – Егорыч прищуривается.
— Круто… Это… это как это?
— А вот это мы и выясним. Я еще вчера заметил, вот тоже как ты сейчас глазами квадратными смотрел, думаю, вроде и не пил сильно, а тут на тебе… хорош ты, Егорыч, к тебе завтра зять будущий придет, а у тебя тут горячка белая приключилась… Потом смотрю, не, не горячка, так оно и есть всё… Ну пойдем поближе…
Идем поближе, до меня доносятся шорохи машин, шум улиц, обрывки каких-то мелодий, из тумана появляется витрина, украшенная резными тыквами, чуть поодаль сверкают электрические снежинки на заснеженной аллее…
Не понимаю еще больше:
— А у них сейчас что? Зима, осень? Или это, — киваю на витрину, — убрать не успели?
— Ты смотри, смотри… ты…
Егорыч не договаривает, откуда-то из ниоткуда вырывается автобус, огромный, красный, многоэтажный, несется на меня, Егорыч хватает меня за руку, отходи-отходи-отходи…
…падаем в заросли, только сейчас чувствую мелкую дрожь.
— Чего, жив остался?
Еле выжимаю из себя:
— Ж-жив.
— Ты мне вот что скажи… ты что помнишь?
— Автобус помню, что… этажей пять было…
— А еще?
— Витрину с тыквами… аллею… фонари…
— Ты мне вот чего скажи, ты на аллее чего-нибудь заметил?
— Заметишь тут, когда…
Егорыч встряхивает меня:
— Заметил?
— М-м-м… карета там стояла… с лошадью… и человек там ярдом стоял… в цилиндре вроде бы…
— Ага… лошадь в цилиндре… то бишь, карета… то бишь… ну да. Ты мне вот что скажи… вот как думаешь, карета эта там была, чтобы людей развлекать, ну как бывает в Новый Год ослика там какого запрягут… или… или настоящая?
— Да откуда же я…
— Не знаешь? А ты мне скажи, там внизу асфальт был… или чего?
— Мостовая вроде… обледенелая…
— Вот оно что…
Егорыч не договаривает. Город в тумане поднимается с хрустом и скрежетом. Не сразу замечаю четыре высоченных дома – две старинные башни, два небоскреба – опираясь на которые, стоит город. Башни шевелятся, взад-вперед, взад-вперед, город уходит в туман, замирает у реки, наклоняет еще одну огромную башню, жадно пьет. Резкими размашистыми скачками исчезает в лесу.
Убираю смартфон.
— Фоткал-таки?
— А чего…
— Ну, посмотри, чего там вышло…
Смотрю. Ничего не вышло, легкий туман над рекой.
— Говорил тебе, не отображаются они…
Вспоминаю.
— Я еще, знаете, человека там заметил… в автобусе… в кепочке такой… с трубкой…
— С телефоном?
— Не, с такой… ему еще кто-то там втолковывал, что курить в автобусе нельзя…
Наташка сонно бормочет:
— Куда ты в такую рань?
— Да чего в рань, мне батя твой лёжку показать обещал…
— Какого, на хрен, Лёшку?
— Ну, где этот зверь лежит…
Наташка отворачивается, обиделась, ну и ладно, на обиженных воду возят. Странное дело, раньше бы сквозь землю провалился, если бы Наташку обидел, а тут ничего не чувствую, ничегошеньки…
Набрасываю куртку, выбираюсь в предрассветный туман, в котором виднеется силуэт Егорыча. Егорыч сегодня без ружья, значит, пойдем на этого… этого… Я тут за ним понаблюдал, смекнул…
Не выдерживаю:
— А это вообще кто?
— Лондон, кто.
— Так Лондон же… в Великобритании.
— Ну, это ненастоящий Лондон. Выдумал его кто-то.
— К-кто выдумал?
Человек какой-то, кто… Вообще фантазия что надо у него работала, похоже, писатель… Ты молодец, что мужика этого в автобусе заметил… с трубкой…
— И чего?
— А того. Не узнал его?
Пытаюсь отшутиться:
— Шерлок Холмс, не иначе.
— Вот-вот, верно. Это человек какой-то придумал, что Шерлок Холмс из прошлого в наши дни перенесся… из книжки, что ли, выпал, не знаю. По городу ходит, удивляется, как ноут включить, не знает, утром разворачивает Таймс, — предпочитает старую добрую бумажную газету. Ну и преступления расследует, не без этого. У автора вроде еще Человек-Невидимка из книжки выпал, убил там кого-то… автор-то сам в Лондоне и не был никогда…
— А вы откуда знаете?
— А ты этот Лондон его видел? Сразу видно, не знает ни хрена… На какую улицу ни завернешь, отовсюду Биг Бен виден, и аббатство это… Вестминстерское… и мост Тауэрский туда же. В один переулок свернешь, там витрины с тыквами, тут же аллея заснеженная, тут же этот ихний день Леди по весне… ну когда бабы в дурацких шляпах с ведрами пива ходят, Шерлок Холмс за сердце хватается, Ватсон, если у меня когда-нибудь будет жена, я воспитаю её так, что она в жизни не пойдет на эту вакханалию… Видно, автор каких-то новостей про Лондон насмотрелся, да и написал… или не написал, так, в голове сочинил…
— А по лесу чего этот Лондон шарится?
— Да много их тут шарится. Автор подумал-подумал, забросил, вот и шарятся, неприкаянные. Но этот какой-то сильно мощный, как настоящий прямо…
— А автор его бросил?
— Да вот и странно даже, что бросил, вроде как дурень с писаной торбой с историей этой носился… — Ч-ш-ш…
Замираю. Смотрю, куда показывает Егорыч, вижу за деревьями очертания Лондона, который не Лондон.
— Я тут что заметил… он на этой полянке околачивается…
— Гнездо у него там? Или… — вспоминаю нужное слово, — лёжка?
— Да то-то и оно, что не бывает у них лёжек никаких. Вот я и думаю, чего он тут крутится…
— А мало ли… может, еще одну такую фантазию встретил, щенки у них там вывелись…
— Ну, мечтай, мечтай… давай посмотрим… что там…
Идем на поляну – город вздрагивает, подскакивает, отступает в заросли, поглядывает на нас, как бы мы не забрали то, что он охранял…
— Вот оно… смотри…
Смотрю. Вздрагиваю. Зачем-то проверяю пульс, хотя ясно-понятно, что этот истлевший скелет не может быть живым.
— Вон чего… автор умер, а фантазия его так и ходит…
— Отчего… умер?
— Я почем знаю… Бывает, в лес пошел, тут сердце и прихватило, и готов. Или спился, может…
— А это чего?
— Где чего?
— Вот… смотрите…
Поднимаю то, что сначала принял за камушек.
— Вот те на… — Егорыч вздрагивает, — пуля и есть…
— Убил его кто-то.
— Убил? Дело-то дрянь…
Осторожно говорю:
— В полицию надо.
— И чего полиция? Ну, протокол составит… хрен они искать будут, кто его грохнул…
— А если… — осторожно подхожу к Лондону, он вздрагивает, пятится от меня.
— Боится он тебя, чего ты…
— Чего боится, я ему ничего не сделаю.
— Откуда он знает, чего ты ему ничего не сделаешь…
— Приманить бы его чем-нибудь.
— Чем?
— Ну… — задумываюсь, — а чего они едят вообще?
— Да ничего они не едят, в том-то и дело.
Отступаю, понимаю, что чужая фантазия ко мне не пойдет.
— Ничего… пообвыкнет, — утешает меня Егорыч.
— Вон он там… смотри!
Наташка недовольно кривит губы:
— Ну что ты там углядел… пошли уже, не боись, папки нету, можешь из себя больше любителя охоты не строить…
— Да при чем здесь любитель охоты…
Бегу в темноту леса, где снова мелькнула башня Биг Бена, увенчанная шляпой. Сбавляю шаг, крадусь осторожно, вытягиваю руку, тц-тц-тц, на-на-на…
Лондон осторожно подходит ко мне, нюхает руку, вот черт, а мне и угостить его нечем. Не теряюсь, вынимаю смартфон, выискиваю свежие новости Лондона, призрачный город слизывает буквы, слова…
Осторожно вхожу в город, осторожно оглядываюсь, чтобы не попасть под автобус. Автобуса нет, ничего нет, город как будто расступается передо мной, тускнеет, меркнет.
Прохожу мимо витрины с тыквами, по заснеженной аллее, поеживаюсь от холодка, извозчик вежливо приподнимает цилиндр, не желаете ли кэб, сэр?
— Скажите, пожалуйста, вы не видели здесь человека в таком… кепи… с трубкой… с такой…
Ловлю себя на том, что говорю по-русски, какого черта я тут по-русски трещу, можно подумать, меня кто-то понимает. А нет, он и сам со мной по-русски говорил, ну конечно, Лондон-то ненастоящий…
Спешу по набережной, которая все больше тает в лондонском тумане. Призрачный город меня боится, призрачный город меня не принимает, тает, рассеивается…
Устремляюсь к одинокой фигуре возле моста, смотрю на худого мужчину, сквозь которого просвечивают очертания деревьев.
— Вы знаете, что вашего хо… м-м-м… создателя убили?
— Он меркнет еще больше, наклоняет голову, похоже, услышал меня.
— Кто-то убил его… вы можете расследовать это дело?
Лондон окончательно тает в тумане, я не успеваю заметить, кивнул он мне или нет.
Оглядываюсь, пытаюсь вспомнить, что я делал, когда делал, куда шел…
А да.
Наташка.
Невеста моя.
Уже бывшая, потому что после такого она меня и знать не захочет.
Все-таки продираюсь через заросли, плохую дорожку я выбрал, как раз на ту полянку выберусь, где мертвец лежит…
Наталкиваюсь на Наташку, чего она тут делает, сидит на корточках перед трупом, перебирает какую-то хрень у него в карманах, что делаешь, еще подцепишь тут что-нибудь…
Говорю, сам пугаюсь своего голоса.
— Ты чего, еще заразу какую подцепишь…
Наташка смотрит на меня, глаза красные.
— Это Димка.
— Какой еще Димка?
— Какой-какой, обыкновенный… Он в сентябре пропал, еще в том году… Я думала, вот скотина такая, надоела я ему, видите ли… А он вон чего… у-мер…
Даже не успеваю приревновать, Наташка прижимается ко мне, всхлипывает, обнимаю, не знаю, что делать, ничегошеньки я про Наташку не знаю, она и не говорила, что когда-то какой-то Димка был…
— У-мер…
— Убили его.
— Чего?
— Убили, чего.
— Да ты чего…
— Ну…
— К-кто?
— Да черт его знает… Ну что ты на меня так смотришь, найдем мы убийцу, найдем… Главное, Лондон снова найти…
Кто убил Лондон
— А это еще что?
— Ч-ш-ш, не вздумай стрелять…
— Да не стреляю я…
— Вот и не стреляй…
Смотрю, ничего не вижу через заросли, — что-то огромное, массивное пробирается через лес, гулкими ударами впечатывает ноги в поросшую травой землю.
Хочется сбежать. Потому что никакая дробь не возьмет это, что бы там ни было.
Егорыч косится на меня:
— Вон он… там остановился…
— И чего делать будем?
— Пойдем, глянем.
— А стрелять… не будем?
— Чего стрелять, в таких не стреляют.
Иду за Егорычем, вынимаю смартфон, Егорыч недовольно качает головой.
— Не… не снимай.
— А что так? Застесняется он, что ли?
— Да нет… Не проявляются они…
Мне становится не по себе. Еще больше хочется бежать. Прочь из этого леса, куда глаза глядят, пропади оно всё, и Наташка пропади, кто ж знал, что батя у неё на охоте повернутый…
— Ну, вот… гляди…
Смотрю перед собой, не понимаю. Нет, конечно, мы тут изрядно по лесу плутали, я уже даже и не скажу, в какой стороне Омск, если есть вообще какой-то Омск. Но что мы к самому Лондону выйдем, этого как-то не ожидал.
Смотрю на громадину Биг Бена, почему-то увенчанного шляпой, Биг Бен таращится на меня совиными глазами-циферблатами. Поднимается Тауэрский мост, пропускает то ли круизный лайнер, то ли я не знаю, что.
— Нравится? – Егорыч прищуривается.
— Круто… Это… это как это?
— А вот это мы и выясним. Я еще вчера заметил, вот тоже как ты сейчас глазами квадратными смотрел, думаю, вроде и не пил сильно, а тут на тебе… хорош ты, Егорыч, к тебе завтра зять будущий придет, а у тебя тут горячка белая приключилась… Потом смотрю, не, не горячка, так оно и есть всё… Ну пойдем поближе…
Идем поближе, до меня доносятся шорохи машин, шум улиц, обрывки каких-то мелодий, из тумана появляется витрина, украшенная резными тыквами, чуть поодаль сверкают электрические снежинки на заснеженной аллее…
Не понимаю еще больше:
— А у них сейчас что? Зима, осень? Или это, — киваю на витрину, — убрать не успели?
— Ты смотри, смотри… ты…
Егорыч не договаривает, откуда-то из ниоткуда вырывается автобус, огромный, красный, многоэтажный, несется на меня, Егорыч хватает меня за руку, отходи-отходи-отходи…
…падаем в заросли, только сейчас чувствую мелкую дрожь.
— Чего, жив остался?
Еле выжимаю из себя:
— Ж-жив.
— Ты мне вот что скажи… ты что помнишь?
— Автобус помню, что… этажей пять было…
— А еще?
— Витрину с тыквами… аллею… фонари…
— Ты мне вот чего скажи, ты на аллее чего-нибудь заметил?
— Заметишь тут, когда…
Егорыч встряхивает меня:
— Заметил?
— М-м-м… карета там стояла… с лошадью… и человек там ярдом стоял… в цилиндре вроде бы…
— Ага… лошадь в цилиндре… то бишь, карета… то бишь… ну да. Ты мне вот что скажи… вот как думаешь, карета эта там была, чтобы людей развлекать, ну как бывает в Новый Год ослика там какого запрягут… или… или настоящая?
— Да откуда же я…
— Не знаешь? А ты мне скажи, там внизу асфальт был… или чего?
— Мостовая вроде… обледенелая…
— Вот оно что…
Егорыч не договаривает. Город в тумане поднимается с хрустом и скрежетом. Не сразу замечаю четыре высоченных дома – две старинные башни, два небоскреба – опираясь на которые, стоит город. Башни шевелятся, взад-вперед, взад-вперед, город уходит в туман, замирает у реки, наклоняет еще одну огромную башню, жадно пьет. Резкими размашистыми скачками исчезает в лесу.
Убираю смартфон.
— Фоткал-таки?
— А чего…
— Ну, посмотри, чего там вышло…
Смотрю. Ничего не вышло, легкий туман над рекой.
— Говорил тебе, не отображаются они…
Вспоминаю.
— Я еще, знаете, человека там заметил… в автобусе… в кепочке такой… с трубкой…
— С телефоном?
— Не, с такой… ему еще кто-то там втолковывал, что курить в автобусе нельзя…
Наташка сонно бормочет:
— Куда ты в такую рань?
— Да чего в рань, мне батя твой лёжку показать обещал…
— Какого, на хрен, Лёшку?
— Ну, где этот зверь лежит…
Наташка отворачивается, обиделась, ну и ладно, на обиженных воду возят. Странное дело, раньше бы сквозь землю провалился, если бы Наташку обидел, а тут ничего не чувствую, ничегошеньки…
Набрасываю куртку, выбираюсь в предрассветный туман, в котором виднеется силуэт Егорыча. Егорыч сегодня без ружья, значит, пойдем на этого… этого… Я тут за ним понаблюдал, смекнул…
Не выдерживаю:
— А это вообще кто?
— Лондон, кто.
— Так Лондон же… в Великобритании.
— Ну, это ненастоящий Лондон. Выдумал его кто-то.
— К-кто выдумал?
Человек какой-то, кто… Вообще фантазия что надо у него работала, похоже, писатель… Ты молодец, что мужика этого в автобусе заметил… с трубкой…
— И чего?
— А того. Не узнал его?
Пытаюсь отшутиться:
— Шерлок Холмс, не иначе.
— Вот-вот, верно. Это человек какой-то придумал, что Шерлок Холмс из прошлого в наши дни перенесся… из книжки, что ли, выпал, не знаю. По городу ходит, удивляется, как ноут включить, не знает, утром разворачивает Таймс, — предпочитает старую добрую бумажную газету. Ну и преступления расследует, не без этого. У автора вроде еще Человек-Невидимка из книжки выпал, убил там кого-то… автор-то сам в Лондоне и не был никогда…
— А вы откуда знаете?
— А ты этот Лондон его видел? Сразу видно, не знает ни хрена… На какую улицу ни завернешь, отовсюду Биг Бен виден, и аббатство это… Вестминстерское… и мост Тауэрский туда же. В один переулок свернешь, там витрины с тыквами, тут же аллея заснеженная, тут же этот ихний день Леди по весне… ну когда бабы в дурацких шляпах с ведрами пива ходят, Шерлок Холмс за сердце хватается, Ватсон, если у меня когда-нибудь будет жена, я воспитаю её так, что она в жизни не пойдет на эту вакханалию… Видно, автор каких-то новостей про Лондон насмотрелся, да и написал… или не написал, так, в голове сочинил…
— А по лесу чего этот Лондон шарится?
— Да много их тут шарится. Автор подумал-подумал, забросил, вот и шарятся, неприкаянные. Но этот какой-то сильно мощный, как настоящий прямо…
— А автор его бросил?
— Да вот и странно даже, что бросил, вроде как дурень с писаной торбой с историей этой носился… — Ч-ш-ш…
Замираю. Смотрю, куда показывает Егорыч, вижу за деревьями очертания Лондона, который не Лондон.
— Я тут что заметил… он на этой полянке околачивается…
— Гнездо у него там? Или… — вспоминаю нужное слово, — лёжка?
— Да то-то и оно, что не бывает у них лёжек никаких. Вот я и думаю, чего он тут крутится…
— А мало ли… может, еще одну такую фантазию встретил, щенки у них там вывелись…
— Ну, мечтай, мечтай… давай посмотрим… что там…
Идем на поляну – город вздрагивает, подскакивает, отступает в заросли, поглядывает на нас, как бы мы не забрали то, что он охранял…
— Вот оно… смотри…
Смотрю. Вздрагиваю. Зачем-то проверяю пульс, хотя ясно-понятно, что этот истлевший скелет не может быть живым.
— Вон чего… автор умер, а фантазия его так и ходит…
— Отчего… умер?
— Я почем знаю… Бывает, в лес пошел, тут сердце и прихватило, и готов. Или спился, может…
— А это чего?
— Где чего?
— Вот… смотрите…
Поднимаю то, что сначала принял за камушек.
— Вот те на… — Егорыч вздрагивает, — пуля и есть…
— Убил его кто-то.
— Убил? Дело-то дрянь…
Осторожно говорю:
— В полицию надо.
— И чего полиция? Ну, протокол составит… хрен они искать будут, кто его грохнул…
— А если… — осторожно подхожу к Лондону, он вздрагивает, пятится от меня.
— Боится он тебя, чего ты…
— Чего боится, я ему ничего не сделаю.
— Откуда он знает, чего ты ему ничего не сделаешь…
— Приманить бы его чем-нибудь.
— Чем?
— Ну… — задумываюсь, — а чего они едят вообще?
— Да ничего они не едят, в том-то и дело.
Отступаю, понимаю, что чужая фантазия ко мне не пойдет.
— Ничего… пообвыкнет, — утешает меня Егорыч.
— Вон он там… смотри!
Наташка недовольно кривит губы:
— Ну что ты там углядел… пошли уже, не боись, папки нету, можешь из себя больше любителя охоты не строить…
— Да при чем здесь любитель охоты…
Бегу в темноту леса, где снова мелькнула башня Биг Бена, увенчанная шляпой. Сбавляю шаг, крадусь осторожно, вытягиваю руку, тц-тц-тц, на-на-на…
Лондон осторожно подходит ко мне, нюхает руку, вот черт, а мне и угостить его нечем. Не теряюсь, вынимаю смартфон, выискиваю свежие новости Лондона, призрачный город слизывает буквы, слова…
Осторожно вхожу в город, осторожно оглядываюсь, чтобы не попасть под автобус. Автобуса нет, ничего нет, город как будто расступается передо мной, тускнеет, меркнет.
Прохожу мимо витрины с тыквами, по заснеженной аллее, поеживаюсь от холодка, извозчик вежливо приподнимает цилиндр, не желаете ли кэб, сэр?
— Скажите, пожалуйста, вы не видели здесь человека в таком… кепи… с трубкой… с такой…
Ловлю себя на том, что говорю по-русски, какого черта я тут по-русски трещу, можно подумать, меня кто-то понимает. А нет, он и сам со мной по-русски говорил, ну конечно, Лондон-то ненастоящий…
— А-а, вон там, на набережной, — кэбмен вежливо приподнимает шляпу, — счастливого пути, сэр!
— Б-большое спасибо.
Спешу по набережной, которая все больше тает в лондонском тумане. Призрачный город меня боится, призрачный город меня не принимает, тает, рассеивается…
Устремляюсь к одинокой фигуре возле моста, смотрю на худого мужчину, сквозь которого просвечивают очертания деревьев.
— Вы знаете, что вашего хо… м-м-м… создателя убили?
— Он меркнет еще больше, наклоняет голову, похоже, услышал меня.
— Кто-то убил его… вы можете расследовать это дело?
Лондон окончательно тает в тумане, я не успеваю заметить, кивнул он мне или нет.
Оглядываюсь, пытаюсь вспомнить, что я делал, когда делал, куда шел…
А да.
Наташка.
Невеста моя.
Уже бывшая, потому что после такого она меня и знать не захочет.
Все-таки продираюсь через заросли, плохую дорожку я выбрал, как раз на ту полянку выберусь, где мертвец лежит…
Наталкиваюсь на Наташку, чего она тут делает, сидит на корточках перед трупом, перебирает какую-то хрень у него в карманах, что делаешь, еще подцепишь тут что-нибудь…
Говорю, сам пугаюсь своего голоса.
— Ты чего, еще заразу какую подцепишь…
Наташка смотрит на меня, глаза красные.
— Это Димка.
— Какой еще Димка?
— Какой-какой, обыкновенный… Он в сентябре пропал, еще в том году… Я думала, вот скотина такая, надоела я ему, видите ли… А он вон чего… у-мер…
Даже не успеваю приревновать, Наташка прижимается ко мне, всхлипывает, обнимаю, не знаю, что делать, ничегошеньки я про Наташку не знаю, она и не говорила, что когда-то какой-то Димка был…
— У-мер…
— Убили его.
— Чего?
— Убили, чего.
— Да ты чего…
— Ну…
— К-кто?
— Да черт его знает… Ну что ты на меня так смотришь, найдем мы убийцу, найдем… Главное, Лондон снова найти…
— К-какой Лондон?
Смотрит на меня, как на психа.
Вытягиваю вперед ладони.
— Счас, счас, объясню…