Что я бы хотел добавить ко всему вышесказанному.

С человеческой точки зрения рассказ симпатичен. Желание мести обидчику — это очень человеческое желание, и в этом смысле произведение будет близко — это однозначно. Но вот техническая сторона рассказа оставляет вопросы, и довольно-таки серьёзные.

 

Во-первых, смущает хронология событий. Беда случилась с девушкой вечером, а видится ей уже всё это утром. То есть, всё это время она пребывает в состоянии клинической смерти. Я тут немножко полазил по всяким Википедиям, выяснял, что же именно меня в этом смутило — и выяснил. Продолжительность клинической смерти, при которой человека можно вернуть к жизни — до пяти минут, максимум — пара десятков. А у Вас, автор, тут всё происходит в течение нескольких часов. Вы разницу улавливаете? Даже если допустить такое чудо, что Сергей нашёл бессознательную Ариадну в первую же минуту её клинической смерти, у него оставалось всего лишь четыре минуты для того, чтобы вызвать скорую; она за это же время должна была домчаться до больницы, и там девушку должны были положить под оборудование. И всё это — я подчёркиваю — за четыре минуты. А ещё неизвестно, когда она наступила у Ариадны…

Отсюда плавно вытекает во-вторых: автор, а Вы точно описываете клиническую смерть? Потеря сознания вследствие болевого шока отнюдь не означает, что должна наступить именно она. А если это не она, тогда зачем Вы разбрасываетесь такими терминами? Это как минимум ставит под сомнение Вашу серьёзность как автора. Не, конечно, можно сейчас сказать — «ну подумаешь, ошибся, какая, мол, разница, если я писал не об этом?» Но у Вас это состояние — ключевое в рассказе. Благодаря ему Ариадна сделала то, что она сделала, поэтому тут как раз есть очень большая разница. Да и вообще подобная небрежность по отношению к своему произведению и его возможным читателям не красит, я серьёзно говорю.

В-третьих, очень смущает этот момент:

Через пару дней, когда Ариадну перевели из реанимации в общую палату,

Я совсем не специалист и вообще далёк от этой сферы (это вдруг если что), но что-то мне очень сомнительно, чтобы девушку, пережившую клиническую смерть, перевели в общую палату буквально через каких-то пару дней — даже с учётом реалий постсоветской медицины.

В-четвёртых, первый разговор Ариадны и Сергея. Ну вот скажите на милость, где Вы видели, чтобы девушка, которая только выкарабкалась оттуда, где она была, при первом же разговоре с своим спасителем начинала вести разговоры про политику и выпытывать, правда ли все оппозиционные митинги проплачиваются негодяями-капиталистами? Ей больше нечего ему сказать, не о чем спросить? Да и что, она будет в таком состоянии, чтобы вести подобные разговоры? А Сергей — человек. прошедший тюрьму (или СИЗО) — он что, стал бы при первом же разговоре с незнакомой им девушкой распространяться про современных опричников и т.д.? Люди, прошедшие СИЗО или тюрьму, отличаются достаточной молчаливостью и скрытностью, потому что первая заповедь сталинского концлагеря — «Не верь» — актуальна в любом обществе и при любом строе. А у Вас он себя ведёт так, будто он не из тюрьмы вышел, а с выпускного школьного вечера…

Ну и по мелочи там… вот, например, откуда Ариадна знает, что Гена с утра не похмелялся, если она к нему домой даже не дошла?

 

Ну а в целом, если не считать всего этого (хотя это нельзя не считать, потому что без этого «Месть Ариадны» теряет в достоверности почти наполовину), моё мнение насчёт рассказа ближе совпадает с мнением Виктории, особенно её пункту 4.