Он пришёл с лицом убийцы,

С видом злого кровопийцы,

Он сказал, что он мой критик

И доброжелатель мой,

Что ему, мол, штиль мой низкий –

Эстетически неблизкий,

Я фуфло, а он – Белинский,

Весь неистовый такой.

Возмущался, что я грязно,

Своевольно, безобразно

Слово гадкое – «оргазм»

Безнаказанно пою.

«Ты ж не просто песни лепишь –

В нашу нравственность ты метишь!

За оргазм ты ответишь,

Гадом буду, зуб даю!»

Я пристыженно заохал,

Стал прощения просить.

Сам подумал: «Дело плохо,

Этот может укусить».

Распалился он безмерно,

Оскорбить меня хотел.

«Ты вообще нудист, наверно!

А ещё очки надел!

Нет, спеть бы про палатку и костёр,

Про то, как нам не страшен дождик хмурый!

Но ты засел, как вредоносный солитёр

Во чреве исстрадавшейся культуры!»

Культуры –

Мультуры,

Куль-куль-куль-куль,

Муль-муль-муль-муль.

Вреден я, не отпираюсь.

Утопил Му-Му я, каюсь.

Всё скажу, во всём сознаюсь,

Только не вели казнить.

Это я бомбил Балканы,

Я замучил Корвалана,

И Александра Мирзаяна

Я планировал убить.

А как выпью политуру,

Так сажусь писать халтуру.

Постамент родной культуры

Я царапаю гвоздём.

Клеветник и очернитель,

Юных девушек растлитель,

И вообще я – врач-вредитель,

Приходите на приём!

Если есть где рай для бардов –

Я туда не попаду.

Если есть где ад для бардов,

То гореть мне в том аду.

А в раю стоят палатки,

Всё халявное кругом:

Чай густой, а уксус сладкий,

И все песни лишь о том, что:

Да здравствуют палатки и костёр,

Наш строй гуманный, развитой туризм,

Ведёт народ к победам ля минор.

Всё остальное – ревизионизм.

И разгневанный радетель

За чужую добродетель

На меня за песни эти

Епитимью наложил:

«Ты обязан, хоть ты тресни,

Написать сто двадцать песен

О туризме и о лесе,

Кровью всё – взамен чернил».

Думал я: «Достал, постылый!

Чо те надо-то, мужик?

Серафим ты шестикрылый,

Ну вырви грешный мой язык!»

Слушал я, ушами хлопал,

А когда совсем устал,

То сказал я громко: «Жопа!»

Тут он в обморок упал.

Но с тех пор в душе покоя нет,

И от переживания такого

Как-то мне приснился Афанасий Фет,

Бьющий Иван Семёныча Баркова.

Он лупил его кастетом,

Приговаривал при этом:

«Я пришёл к тебе с приветом

Рассказать, что солнце встало,

Что воспитанным поэтам

Выражаться не пристало».

А Барков просил прощенья,

Сжёг поэму про Луку.

Вот такое вот знаменье

Мне приснилось, дураку.

Но я песню написал назло врагам,

Как одна возлюбленная пара

У костра, в палатке, под гитару

Получила пламенный оргазм.