Вестник, не вылезая из темноты соседнего подвала, довольно улыбнулся — все шло именно так, как он планировал. Некромант понял, что его убивать не будут… Но никто не обещал, что он останется там же, где и был. Хотя мысли Вестника и не были оформлены конкретными образами, внушенные другим сцены продолжали жить своей жизнью.
— Это было не сложно, — последовал незамедлительный ответ. — Ты же этого не скрываешь даже. А в просьбе не откажу. Костер — хороший способ выведывать секреты… Но сейчас не время… И что же ты хочешь узнать?
Мрачно усмехнувшись, странный мужчина сделал рукой невнятный жест, который можно было истолковать как приглашение пройти к невесть откуда взявшейся скамеечке.
В подвале в это время происходило что-то довольно странное. Антонио заметил, как стенка, которая отделяла Ричарда от них вдруг треснула, но вместо того, чтобы разрушиться внезапно «выпустила» еще одну стенку, как бы выросшую вдоль защитного круга, нарисованного монахиней. И еще до того, как Антонио понял, что их всех целенаправленно разделяют, Мария осталась наедине с трактирщиком. Причем инквизитору не было понятно, с какой целью их сейчас разделили. Те кто в круге все равно оставались почти не достижимыми для того, с кем они сейчас боролись… При ближайшем рассмотрении (если бы на это было время) можно было бы увидеть, что по мере удаления от границы круга появившиеся стенки «молодели» — в них становилось меньше трещин, выбоин и прочих повреждений. Тогда как на границе круга стенки представляли собой жутко изношенные каменные кладки, которые сыпались даже от прикосновения руки. Правда, тоньше они от этого не становились. Если же присмотреться к новообразованным стенкам совсем близко, то на тех частях кладки, которые были достаточно далеко от защитного круга, можно было разобрать какие-то древние символы, искусно сплетенные в тончайший, едва читаемый узор.
— Сестра Луиза! — крикнул инквизитор. — Вы меня слышите?!
Но ответа не услышал, потому что в этот момент в его огородочке внезапно возник образ странного котоподобного существа… Существо это молча смотрело на него, а в глазах Антонио видел свои старые страхи. Вернее — это сначала инквизитор думал, что видит их в его глазах… Но спустя несколько очень непростых для него секунд, инквизитор вдруг осознал, что слышит, как рядом плачет очень маленький ребенок.
Он осмотрелся… И вместо узкого каменного мешка, в котором инквизитор оказался после того, как внезапно «выросли» новые стенки, взору озадаченного и испуганного молодого человека предстала большая темная комната, в которой был крупный камин, тяжелый дубовый стол и несколько бархатных кресел (или креслоподобных стульев).
Мысли инквизитора заметались, потому что эту комнату он запомнил навсегда… И в памяти сами собой стали всплывать события, свидетелем которых он стал еще в бытность свою младшим учеником…
10 годами ранее… Окрестности малоизвестной обители инквизитора на личной службе кардиналу.
Старый инквизитор встал, кряхтя, и подошел к камину, рядом с которым в небольшой деревянной люльке плакал маленький мальчик. Старик подал знак своему ученику и совсем еще юноша метнулся в кухонное помещение, принеся целый кувшин чистой воды и несколько тряпиц.
Старик бросил внимательный взгляд на юношу, а потом достал ребенка из чего-то, что заменяло ему простыни в люльке. Грустно его осмотрел, а потом поднес к камину, вытягивая руки так, чтобы юноше было видно что-то, что отмечало левое плечо. При внимательном рассмотрении можно было понять, что старый инквизитор показывает своему служке-юноше крупную родинку в виде клевера… Четырехлистного клевера. И вокруг этой родинки были характерные следы, оставляемые разогретым металлом…
Юноша внимательно смотрел, но никак не мог понять, откуда в глазах старика такая глубокая грусть. Он слышал, что такие особенности подписывают приговор, но для понимания, почему так и почему нельзя иначе, он был слишком молод, слишком неопытен.
— Видишь знак, Антонио? — проскрипел своим старческим голосом инквизитор. — Он не истребим… Ты знаешь. Ты видел. И сегодня он снова вернулся.
Старик потер глаза и юноше показалось, что таким образом его учитель скрыл стоящие в них слезы. И следующая фраза подтвердила, что ученик, если и не был прав, то находился очень близко к истине.
— Мне жаль это дитя. Но я сделал все, что мог, чтобы его спасти. Этот ребенок уже убил свою мать, когда родился… Нельзя позволить ему убивать дальше, согласно судьбе, отмеченной его знаком.
Старик внезапно замолчал, как будто утомленный столь долгой речью. В последних словах явственно слышалось глубоко задавленное рыдание, которое этот человек, познавший за свою инквизиторскую службу немало подобных сцен, старательно сдерживал. Юноше после этих слов стало ясно, что сейчас произойдет что-то непоправимое, чему он должен помешать… Но не может, если хочет продолжать жить.
Старый инквизитор протянул мальчика Антонио. А сам, судорожно сглотнув, взял тяжелую металлическую кочергу и сунул ее в камин.
Спустя некоторое время комнату заполнил истошный детский крик, переполненный болью…
Тот же подвал, те же события...
Очнувшись от неприятных воспоминаний, инквизитор понял, что единственным отличием от комнаты в воспоминаниях, было полностью отсутствующая колыбель. Зато старичок был на месте… И внезапно для инквизитора он проскрипел:
— Все-таки стал таким, как я…
Антонио замер, не зная, как ему быть. Ведь он-то видел, как этот человек умер…
Вестник, не вылезая из темноты соседнего подвала, довольно улыбнулся — все шло именно так, как он планировал. Некромант понял, что его убивать не будут… Но никто не обещал, что он останется там же, где и был. Хотя мысли Вестника и не были оформлены конкретными образами, внушенные другим сцены продолжали жить своей жизнью.
— Это было не сложно, — последовал незамедлительный ответ. — Ты же этого не скрываешь даже. А в просьбе не откажу. Костер — хороший способ выведывать секреты… Но сейчас не время… И что же ты хочешь узнать?
Мрачно усмехнувшись, странный мужчина сделал рукой невнятный жест, который можно было истолковать как приглашение пройти к невесть откуда взявшейся скамеечке.
В подвале в это время происходило что-то довольно странное. Антонио заметил, как стенка, которая отделяла Ричарда от них вдруг треснула, но вместо того, чтобы разрушиться внезапно «выпустила» еще одну стенку, как бы выросшую вдоль защитного круга, нарисованного монахиней. И еще до того, как Антонио понял, что их всех целенаправленно разделяют, Мария осталась наедине с трактирщиком. Причем инквизитору не было понятно, с какой целью их сейчас разделили. Те кто в круге все равно оставались почти не достижимыми для того, с кем они сейчас боролись… При ближайшем рассмотрении (если бы на это было время) можно было бы увидеть, что по мере удаления от границы круга появившиеся стенки «молодели» — в них становилось меньше трещин, выбоин и прочих повреждений. Тогда как на границе круга стенки представляли собой жутко изношенные каменные кладки, которые сыпались даже от прикосновения руки. Правда, тоньше они от этого не становились. Если же присмотреться к новообразованным стенкам совсем близко, то на тех частях кладки, которые были достаточно далеко от защитного круга, можно было разобрать какие-то древние символы, искусно сплетенные в тончайший, едва читаемый узор.
— Сестра Луиза! — крикнул инквизитор. — Вы меня слышите?!
Но ответа не услышал, потому что в этот момент в его огородочке внезапно возник образ странного котоподобного существа… Существо это молча смотрело на него, а в глазах Антонио видел свои старые страхи. Вернее — это сначала инквизитор думал, что видит их в его глазах… Но спустя несколько очень непростых для него секунд, инквизитор вдруг осознал, что слышит, как рядом плачет очень маленький ребенок.
Он осмотрелся… И вместо узкого каменного мешка, в котором инквизитор оказался после того, как внезапно «выросли» новые стенки, взору озадаченного и испуганного молодого человека предстала большая темная комната, в которой был крупный камин, тяжелый дубовый стол и несколько бархатных кресел (или креслоподобных стульев).
Мысли инквизитора заметались, потому что эту комнату он запомнил навсегда… И в памяти сами собой стали всплывать события, свидетелем которых он стал еще в бытность свою младшим учеником…
10 годами ранее… Окрестности малоизвестной обители инквизитора на личной службе кардиналу.
Старый инквизитор встал, кряхтя, и подошел к камину, рядом с которым в небольшой деревянной люльке плакал маленький мальчик. Старик подал знак своему ученику и совсем еще юноша метнулся в кухонное помещение, принеся целый кувшин чистой воды и несколько тряпиц.
Старик бросил внимательный взгляд на юношу, а потом достал ребенка из чего-то, что заменяло ему простыни в люльке. Грустно его осмотрел, а потом поднес к камину, вытягивая руки так, чтобы юноше было видно что-то, что отмечало левое плечо. При внимательном рассмотрении можно было понять, что старый инквизитор показывает своему служке-юноше крупную родинку в виде клевера… Четырехлистного клевера. И вокруг этой родинки были характерные следы, оставляемые разогретым металлом…
Юноша внимательно смотрел, но никак не мог понять, откуда в глазах старика такая глубокая грусть. Он слышал, что такие особенности подписывают приговор, но для понимания, почему так и почему нельзя иначе, он был слишком молод, слишком неопытен.
— Видишь знак, Антонио? — проскрипел своим старческим голосом инквизитор. — Он не истребим… Ты знаешь. Ты видел. И сегодня он снова вернулся.
Старик потер глаза и юноше показалось, что таким образом его учитель скрыл стоящие в них слезы. И следующая фраза подтвердила, что ученик, если и не был прав, то находился очень близко к истине.
— Мне жаль это дитя. Но я сделал все, что мог, чтобы его спасти. Этот ребенок уже убил свою мать, когда родился… Нельзя позволить ему убивать дальше, согласно судьбе, отмеченной его знаком.
Старик внезапно замолчал, как будто утомленный столь долгой речью. В последних словах явственно слышалось глубоко задавленное рыдание, которое этот человек, познавший за свою инквизиторскую службу немало подобных сцен, старательно сдерживал. Юноше после этих слов стало ясно, что сейчас произойдет что-то непоправимое, чему он должен помешать… Но не может, если хочет продолжать жить.
Старый инквизитор протянул мальчика Антонио. А сам, судорожно сглотнув, взял тяжелую металлическую кочергу и сунул ее в камин.
Спустя некоторое время комнату заполнил истошный детский крик, переполненный болью…
Тот же подвал, те же события...
Очнувшись от неприятных воспоминаний, инквизитор понял, что единственным отличием от комнаты в воспоминаниях, было полностью отсутствующая колыбель. Зато старичок был на месте… И внезапно для инквизитора он проскрипел:
— Все-таки стал таким, как я…
Антонио замер, не зная, как ему быть. Ведь он-то видел, как этот человек умер…