Да, усюсюсшеньки любят все. Часто есть «требования» к критике — «вы меня сначала п
 
avatar
Да, усюсюсшеньки любят все. Часто есть «требования» к критике — «вы меня сначала погладьте, а потом можно и поругать». Я понимаю, что когда человек только начал что-то показывать, ему очень страшно. И ему всегда будет страшно, если всегда возиться с ним. Или нет? Деликатность нужна всегда, но правильная деликатность. У Далина есть потрясающая статья про критику.
цитаты из Далина«Книге не нужны восторги. Книге нужно понимание. Понимание ей нужно! А не фанатский кружок! А критику нужно понимание внутри созданного писателем мира! Всё остальное — тлен.
С пониманием в окружающей действительности очень тяжело. И у критиков — тяжело.
Чем взгляд читателя — простого, обычного, неискушённого читателя, отличается от взгляда критика? А тем, что читатель воспринимает не текст, а себя в созданном мире. Своё „я“ — к которому текст примеривается, которым текст оценивается, и ради которого текст и читается, в сущности. Поэтому для читателя НОРМАЛЬНА оценка на уровне „нравится/не нравится“. И я уже говорил: когда человек просто пишет, что ему понравилось или не понравилось, это выглядит чисто, честно и просто. Критика, написанная „просто читателем“, даже логичная, даже аргументированная, даже неглупая — это ужас. Мрак.
Поясню.
»Как здесь замечательно описано Средневековье!" или «Как здесь недостоверно и ужасно описано Средневековье!» Речь в обоих высказываниях идёт о фэнтези, которое не имеет отношения к Средневековью. Вообще. От слова «совсем». В котором автор, ради достижения собственных целей и воплощения собственной идеи, использовал в декорациях кое-какие черты средневекового антуража. Мартин, чтобы далеко не ходить. Я, грешный. И ещё толпа народу, до Толкина вплоть. Но находится множество желающих устроить холивар, чтобы попытаться выяснить, насколько достоверна та или иная средневековая деталь.
Вот этот дурной сетевой трёп рядом с критикой и не лежал. Это игры, попытки самоутверждения, ИМХОносность, попытки мериться амбициями с писателем и друг с другом. И вся эта фигня лежит вне пространства текста. Вместо того чтобы спорить о том, каковы были средневековые реалии и отличались ли они от описанных Имярек, критик оценил бы реалии в мире Имярек. Их достоверность и уместность в его собственном, вымышленном мире. Их работу на сюжет, на идею, на атмосферу, на восприятие. Автору, видит Бог, для его целей может понадобиться карикатурная шпага размером и весом с двуручный рыцарский меч, таскаемая за спиной — это может быть хохма, пародия, гротеск, сумасшествие оружейника, героя или мира, символ, намёк или ещё что-то. И спорить о том, может ли существовать и существовало ли в текущей реальности такое оружие вообще — непрофессионально, если при этом не учитывается авторская цель.
Но цель или бесцельность введения в действие эпизода или атрибута почти никогда не учитывается. А ведь именно это — дело критика, вообще-то."

«Книга меня разочаровала, потому что в ней нет...» — заход критикана. Исключительно. Всегда. Потому что критик оценивает книгу по тому, что в ней ЕСТЬ. Читатель хотел найти нечто, но не нашёл — огорчён: книга плоха. Как вариант — нашёл нечто, что искать не хотел: книга отвратительна. Всё это — амбиции и собственное «я» очередной раз, потому что все эти личные желания-симпатии-антипатии не имеют отношения к тексту, к уровню текста, к классу писательской работы и ещё много к чему. Банальные попытки самоутвердиться. «Я не хочу читать о всяких мерзостях — зачем он их описывает?!» — зачем? У «него» была цель, ради выполнения которой понадобилось описать мерзость. Зюскинд, скажем, ага. «Я хочу почитать о мерзостях, а у него все белые и пушистые», — ну как, как это можно воспринимать серьёзно?! Всё это не имеет отношения к критике, к книге и вообще к литературе. Читатель ищет способы ублажить себя любимого — книга используется, «как летом вкусный лимонад», но у писателя-то была другая цель! И книгу он писал не для того, чтобы почесать пузико целевой аудитории — целевая аудитория может исплеваться, плевать на её недовольство в этом случае."

«большинство народу, пишущего отзывы — не критики. Всё это — игры в литературную критику, не более. Человек агрессивно требует, чтобы писатель прислушался, чтобы, рисуя кающуюся Магдалину, художник изобразил на заднем плане испанских прачек, занятых тяжким трудом, как в знаменитой интермедии Трушкина. Или чтобы из текста убрали двуручную шпагу, на которой держится повествование, но которая показалась читателю „недостоверной“. Как ко всему этому можно относиться серьёзно?
Создавая текст, писатель не ставит цель ублажить целевую аудиторию, поэтому литературной критикой нельзя считать возмущение недоублажённых. И вообще, литературной критикой нельзя считать любое высказывание, из которого следует, что „я“ высказавшего интересует его больше, чем текст.»

«Главное: критик отлично понимает слова. КАЖДОЕ слово. Его основной смысл, дополнительные смыслы и скрытые смыслы. Цель употребления КАЖДОГО слова в тексте. Потому что — Сишные адепты безграмотности и небрежности могут убиться об стену — не бывает высококлассных текстов, написанных неграмотными авторами. И великолепной идеи, выраженной неграмотным языком, тоже не бывает. В самом-самом лучшем случае бывает интересное фантастическое допущение или бодрая фабула у неграмотного писателя — но это, ребята, не идея и не сюжет. Писатель должен идеально понимать слова, с которыми работает. Слова — не взаимозаменяемы. Текст, в котором есть случайные слова или слова, стоящие не на месте — плохой текст.»

" Так вот, критик может оценить уместность каждого слова в тексте и осознать, как слова работают на идею. Но для этого, конечно, нужно, чтобы была идея и чтобы слова на неё работали.
Именно поэтому для критика «хороший язык» — это не зализанный язык, не язык, набитый красивостями, не «легко читаемый» язык, полный стереотипов, а органичный язык."

«Далее. Критик понимает и оценивает, как работают детали. Видит, как выстроен текст. Видит, как сюжет работает на идею — и саму идею он понимает, а не высасывает из пальца. То, что „автор хотел сказать“, он сказал. Дело критика — прочесть.»

«Инструмент писателя — слово, а инструмент критика — цитата. Нет цитаты — нет ни рецензии, ни обзора. Цитата — улика. Если человек пишет в отзыве, что книга хороша, сюжет захватывающий, экшн, всё бодро и интересно — книга может быть какой угодно. Но если в том же отзыве есть несколько цитат… Ну, хотя бы: „В дорогом костюме над левой лопаткой зияла рана“, — а лучше что-нибудь подлиннее, чтобы можно было убедиться в том, что ляп — не несчастная случайность, вроде: „Несколько секунд возилась с потрескавшимся дисплеем, отключая вибровызов. Это долбаное жужжание может выдать её, и от него надо избавиться, а если ей будет звонить тот отцовский сотрудник, она увидит вызов глазами“, — в хорошую книгу уже не верится. Словом-то автор текста пользоваться не умеет; вместо напряжения и страха в ответственных моментах читатель будет хохотать над раненым костюмом, девицей, видящей глазами, и прочим косноязычием и косномыслием. Если в отзыве есть цитаты, хорошую книгу не назовёшь плохой, а плохую — хорошей, сам текст опровергнет комментатора.»

«Первый момент. Если вы хотите полноценного критического отзыва на собственную книгу, хорошенько поразмыслите, книга это или сетевое развлечение от нечего делать, книга или поделка ради удовлетворения амбиций. Критика имеет смысл, если есть язык, идея образы и сюжет, причём, язык — это самое главное, без него остального не существует по определению.
Второй момент. Если вы хотите написать критический отзыв на чужую книгу, подумайте, зачем вы это делаете. Текст собираетесь оценивать или своё отношение к нему? Текст — или личность писателя? Хорошо ли вы поняли то, что прочли? Можете ли не принимать во внимание собственные симпатии и антипатии, амбиции и предубеждённость? Хорошо ли слышите слова?
Забавные нынче времена. Вся Сеть, сотни тысяч человек, играют в читателей и критиков, а в действительности и тех, и других — единицы. Прочие просто занимают собственное время.»
 

Авторизация


Регистрация
Напомнить пароль