Илон и маленькая принцесса

Курагина Светлана

Не помню когда я стал собирателем душ, и как я вообще попал на эту должность.

Свою прошлую жизнь, я тоже почти не помню, лишь иногда какие то смутные картинки возникают у меня в голове, когда я закрываю глаза и полностью расслабляюсь в свои пятиминутные выходные. А вы знали, что у каждого человека, душа имеет свой уникальный цвет? И что она имеет тонкий, почти ели уловимый запах? Конечно же нет. Откуда Вам это знать? Так вот, я так и не представился вам. Меня зовут Илон, мне двадцать восемь лет, это тот возраст, когда я попал на службу. То есть, если быть точнее, в этом возрасте я умер. Как я умер? — спросите вы. Самой наверное глупой смертью. Я подавился куском своего любимого черничного пирога, что пекла моя мама. Все так растерялись, что толком ничего не смогли сделать, и в тот момент, когда я уже начал терять сознание, я услышал чей то смех. Звонкий, словно колокольчик, чистый, что в ответ я тоже засмеялся. Я стоял и смотрел на свое тело, и думал о том, что я выгляжу очень глупо с таким красным лицом и выпучеными глазами. В этот момент, я услышал за спиной неловкое кашляние, повернул голову и увидел ее. О да, если бы я знал, что моя смерть будет похожа на ангела, я бы готов был умирать хоть каждый день, что бы ходить с ней на свидание. Стройная, белокурая, с большими зелеными глазами, с губами, словно лепестки роз, бледная кожа, и милые ямочки. Нежного кремого цвета сарафан, облегал ее фигурку, подчеркивая все прелести этого тела.

— Нам пора, нас уже ждут. И прикрати пялиться, а то я сгорю со стыда— прозвенел голос в моих ушах. Она говорила со мной, а ее губы сложились в милую улыбку.

— Так это ты смеялась, когда я задыхался? Тебе видимо доставляет удовольствие, смотреть как мучается человек?! — хотел ответить я, но мои губы не слушались меня, я чувствовал, что рот словно склеили.

— Не пугайся, ты привыкнешь говорить мысленно. Да, я смеялась, но не от того, что ты умирал, прости, но твое лицо было похоже на шар, что вот вот лопнет— и улыбнувшись она взяла мою руку. Я повернул голову и в последний раз взглянул на своих родных. Жаль, что я не помню больше их лица. И не могу поговорить с ними. Лишь иногда Свет, дает нам минуту, послушать как моляться за наши души те, кто еще помнит и любит нас на земле. Но бывает, что сюда попадают такие души, за которых некому молиться, и тогда Свет, дает им свое благо.

Мои родственники, отдать им должное, моляться за меня каждые выходные, благодаря им, я знаю, что моя душа может быть как на небе, так и на земле. Поэтому я стал собирателем душ, потому как имею возможность посищать землю. Так вот, меня назначил на эту должность сам Свет, я его не видел, но Агнера сказала, что он следил за мной с самого моего рождения, и по всем пораметрам, я идеально подхожу для этой должности. Во первых, я очень любил своих родителей, во вторых я всегда посещал церковь, в третьих я ни разу не пробовал наркотики и не занимался греховными делами. Нет, конечно же я не идеал, но, моя душа еще не успела стать серой и пропахнуть гнилью. Как это случается с теми, кто через чур верит в то, что в жизне нужно успеть попробовать все.

Я прихожу к тем, кто должен уйти из жизни в ближайшие минуты, часы, дни, я нахожусь рядом с обреченным человеком, что бы в тот момент, когда его душа отделиться от тела, я смог помочь ей добраться до пункта назначения. О, я поведал много душ и самых разных цветов и запахов. Я видел серые, изъеденные души, от которых несло гнилью, такие попадали прямо прямиком на самый жаркий курорт, от турфирмы с названием Ад. Где их распределяли по кругам… да, да по тем самым семи кругам Ада, о которых писал сам Данте, откуда он о них узнал? Ну, можно сказать, что как то было дело, когда ему удостоилась честь краем глаза заглянуть на тот свет, но к его счастью, его душа была еще слишком привязана к телу, он еще не успел создать свои творения, а самовлюбленный босс Ада не стал его держать, только взял с него слово, что тот напишет о нем в своих книгах.

У меня нет чувств, так как нам не положено сострадать, любить, все эти земные чувства, сразу же изымаются Светом, как только душа ступит на его территорию.

Поэтому может нам и легче смотреть как умирает кто то из людей, бывает, что в одну минуту могут умереть или погибнуть сотни, тысячи людей, Свет дает координаты собирателям и мы всегда на месте в нужную минуту.

На этот раз, Свет послал меня в детскую больницу, моей очередной клиенткой была девочка Стейси, пяти лет. У нее была опухоль мозга, и жить ей оставалось считанные дни, но ее родители, до последнего ведут борьбу за ее жизнь. Свет как то дал мне возможность послушать, как мать Стейси просит его излечить ее девочку. Это была самая горькая и искренняя молитва к нему, что я слышал за все это время, он редко давал нам слушать свои письма к нему, но, были и исключения. Я слушал это письмо, и слышал столько нот горя и отчаяния, заглушаемые верой, что даже почувствовал что где то, глубоко внутри меня что то сжалось, но его глас, тут же вывел меня из этого состояния.

— Ты должен быть рядом с этим ребенком, до конца ее дней. Ее душа, в подвешенном состоянии, на нее также претендует и Он, потому как на ней нет моей печати.

— То есть, все дети, которых не крестили родители могут попасть в ад? За что? — в недоумении спросил я, потому как это первая душа ребенка, которую мне надо было забрать.

— К сожалению, все люди, уже рождаются грешными, это мое упущение, поэтому, я стараюсь перехватывать души детей до того, как до них доберется Он. За такими, Он присылает своих псов, потому как смекнул, что я порой хитрю и не указываю в отчетах что забрал такие души и пустил их в Рай-ответил Свет, и тяжело вздохнул, он вздыхал тогда, когда ему было грустно или когда его что то беспокоило. Тогда на земле где то дул теплый, легкий ветерок. Но не дай вам Свет, его разозлить, помните, и его милость может иногда и карать.

Я появился в больнице где то в начале шести вечера, когда был разрешено посещение.

Мне не очень нравились больницы, тут пахло тоской и грустью, отчаянием, болью, одиночеством. Люди в белых халатах бродили взад и вперед, и почему они в белом? Неужели они думают, что этот цвет дает им право чувствовать себя ангелами Света? По мне, так это дешевый карнавал. Нет, конечно они молодцы и делают великие дела, но Черт возьми, порой они путают все карты, вытаскивая с того света душу, которая уже призвана Светом, этим подрывая Его авторитет. Сам Свет, наоборот, рад, что люди умеет и способны продлевать жизни себе подобным, это хоть на какой то момент дает передышку и дает нам и ему вести умеренный учет и перепись населения Рая.

Я вошел в палату, и тут же уткнулся носом в разноцветные воздушные шары, их было наверное штук двадцать, и все они были привязаны к лапе огромного плюшевого медведя, что сидел на стуле прямо у дверей. В палате было светло, стены разресованные пестрыми бабочками и оленятами, которые почему то улыбались. Вы видели улыбающигося оленя? Я нет.

— Привет моя конфетка, я принесла тебе твои любимые сладости. Молли просила передать тебе книгу с ее любимыми сказками, и еще она подписала ее для тебя. Хочешь, я тебе почитаю одну из сказок? — целуя и гладя нежно маленькую, бледную худенькую ручку дочери, мать ели сдерживала слезы.

— Я взрослая уже для сказок, мам, лучше давай поиграем в слова? — тихо пошелестел голос с кровате.

Я стоял и наблюдал как мать и дочь, играют в слова, как женщина закрывала рот, что бы подавить наступающий, подкатывавший к горлу плач. Как блестели от слез ее глаза и как улыбка порой мелькала на ее губах, когда девочка называла очередное слово.

Дверь в палату снова открылась и в нее вошел мужчина, в руках он нес розового пони, у которого была радуга из гривы. Его глаза были наполнены нежностью и огромной горечью, но его скулы напряглись и снова расслабились, когда он подошел к кровате и поцеловал свою принцессу.

Так я наблюдал за этой семьей почти два часа, на мое удивление, я не испытывал того раздрожения, что приходило ко мне, когда встреча с душой затягивалась. Наоборот, я даже поймал себя на мысли, что не хочу что бы душа этого ребенка вообще покидало тело, что бы она еще смогла жить. За эту мимолетную мысль, я поплатился выговором.

— Можешь не прятаться за шарами, я тебя вижу— прошелестел голос с кровати, когда родители наконец вышли из палаты. Я стоял и не смел пошевелиться, мне не говорили, что дети могут нас видеть. Мне даже захотелось убежать, что бы не отвечать на вопросы этой малышки, но я все таки подошел к ее кровате и взглянул в ее бледное, но милое личико, на котором появилась улыбка. — Как тебя зовут? Ты ангел? — ее глазки, голубые, как небо, смотрели на меня с детским любопытством, затем вдруг стали серьезными и мне уже нельзя было не ответить ей.

— Меня зовут Илон, и я буду с тобой до самого твоего конца— Ты можешь со мной не разговаривать и делать вид, что меня нет. Я буду сидеть возле этого медведя и просто ждать— ответил я и пошел к плюшевому.

— А ты можешь мне почитать? Я на самом деле, люблю сказки, но я не хочу что бы мама знала об этом— прошелестела малышка и привстала с постели, опершись на свои острые локотки.

— А почему мама не должна знать, что ты любишь сказки? — возвращаясь к ее постели спросил я.

— Потому что это не по взрослому любить сказки. В них всегда хороший конец, в отличии от жизни. Моя мама верит в сказки, а я знаю, что скоро умру— ответила девочка, и опустила вниз свои голубые глазки, я почувствовал, что вот вот она заплачет. Свет, я не хотел слышать ее детский плач, это так, так… Больно! Больно! Да, Свет, ты издеваешься надо мной? Лучше бы ты послал за ней кого то другого.

— Так ты почитаешь мне? — переспросила малышка, и улыбнулась мне.

Я не мог брать в руки предметы, и вообще что либо делать, совершать какие то манипуляции с предметами. Но эта вера в меня и ее улыбка, я не мог ее разочаровать. — Стейси, я не могу даже открыть эту книжку, у меня просто это не получиться, но я могу придумать для тебя сказку, только для тебя, которую услышишь только ты, ты согласна? — и усевшись возле плюшевого медведя, я начал сочинять для этой малышки, ее личную, сказку. В ней были драконы, принцесса, принц, колдуны, и все те герои, что обязательно должны присутствовать в сказках. Я и не знал, что обладаю способностью к сочинению сказок, но то, как Стейси слушала мою сказку, как блестели ее глазки, подталкивало дальше нести все эту сказочную чушь, где в конце, добро конечно же победило зло.

— А ты будешь тут завтра? И расскажешь мне новую сказку? — засыпая спросила меня малышка. Я положил свою руку на ее ручку, и почувствовал, как тепло начинает медленно покидать ее маленькое тельце. — Не бойся моя принцесса, я буду твоим рыцарем до самого твоего конца, мы вместе создадим свою собственную сказку, где добро опять победит зло. Ее маленькая душа, источала тонкий запах конфет, я держал ее за руку, и вел в ее собственное, сказочное королевство.