Точка невозврата

— Она меня никогда не любила, а я не смогу уже быть прежним, и даже захотеть этого хотеть у меня не получится, — объяснял сорока двухлетний тучного телосложения Лукас своему сухому, поджарому шестидесятилетнему попутчику Дику, который волей случая сегодня оказался его соседом по купе междугороднего поезда, следовавшего из Зальцбурга. – Ты же знаешь, друг, такой авиационный термин «Точка невозврата»? Это когда самолет летит и достигает такой точки, когда топлива вернуться на базу у него уже не хватит и он должен лететь только вперед. Такой же термин есть в физике или химии. Он означает тот момент реакции, когда уже невозможно её вернуть на иную стадию и невозможно остановить…

Дик тяжело вздохнул, отвернулся от Лукаса и посмотрел в вагонное окно. Вечерело. Поезд, максимально разогнавшись, торопился до темноты проскочить пугающий взгляд пассажиров зимний многовековой еловый лес, будто сейчас его преследовали огромные голодные волки, выбежавшие из чащи на стук колёс в поисках добычи. Дик представил неразговорчивого машиниста, наблюдавшего из окошка тепловоза за заметившими его хищниками. Любому человеку будет страшно застрять на ночь в этом колдовском лесу. Лучше скорее уйти от погони, о которой никто из пассажиров сейчас не догадывался, и даже этот жирный и пьяный, но пока ещё рассудительный Лукас.

— Попробуй-ка тут разобраться в моей ситуации, Дик, — вернул к разговору соседа толстяк. — У каждого своя «точка невозврата», понимаешь? Так ли всё в жизни безвозвратно, как ты считаешь?

— Уверен.

— Тогда скажи мне, о чём ты там всю дорогу думаешь и грустишь? — спросил Лукас, разливая по стаканам наполовину выпитый виски. – А вот твоя выпивка очень даже ничего, цепляет добро!

— Тебе действительно это интересно?

— Да, очень любопытно, друг.

Лукас весело поднял стакан перед собой, приглашая Дика чокнутся. Дик своим стаканом слегка ударил о стакан соседа и залпом выпил до дна. Не торопясь, закусив куском буженины Дик начал рассказ.

— Я тогда был в твоём возрасте, когда впервые в жизни совершил убийство.

Лукас от неожиданности поперхнулся и закашлял. Его упитанное лицо покраснело, но он постарался быстро откашляться, глядя на пристально наблюдавшего за ним соседа-убийцу. Лукас подумал, что тот даже обрадовался такой его реакции. Убедившись в отсутствии у собеседника повторного приступа кашля Дик продолжил:

— Так вот, ехали мы тогда в поезде с одним соседом, молчаливый такой он был. Я тогда сразу почуял что-то странное в нём…

Дик замолчал на мгновение, задумался и налил себе и собеседнику ещё выпивки. Лукас, не отрывая взгляд с рассказчика, сделал небольшой глоток и замер. Дик снова посмотрел в окно, за которым уже потемнело, но ещё можно было разглядеть однообразный лесной лабиринт, сквозь который поезд настойчиво мчался в ночь. Дику показалось, что этот поезд везёт их по кругу. Потом он вытащил из кармана своего висевшего на крючке серого плаща тесак, явно предназначенный для резки мяса:

— Ровно восемнадцать лет назад, когда я крепко уснул после выпитого джина тот мой попутчик бесшумно подошёл ко мне и попытался воткнуть мне в сердце вот точно такой нож.

Дик в свете лучей падающих из качающейся под потолком керосиновой лампы неторопливо продемонстрировал остро наточенное лезвие. Лукас проглотил язык. Затем Дик протянул ему нож, но тот поспешил категорически отказаться от предложения потряхиванием собственной головы из стороны в сторону. Дик не удивился и спрятал нож обратно во внутренний карман плаща, продолжив:

— К моему счастью мне именно в тот момент захотелось пойти отлить. Да, я, слава Богу, вовремя проснулся и успел оказать ему сопротивление. Этот ненормальный, метясь в сердце, всё же проткнул мне лёгкое — у меня одышка с тех пор. Особенно в тюремной камере как никогда на свете хотелось дышать, но решение суда было безапелляционно – восемнадцать лет лишения свободы. Я в ярости тогда раскромсал этого урода в клочья. Ещё под руку мне попалась парочка полицейских, пытавшихся связать меня, и им тоже досталось. Я же ещё и виноват остался! Лукас убрал руки со стола, совершенно забыв о своём недопитом виски. – Вот такая у меня, как ты называешь, «точка невозврата».

Лукас, услышав такое, был крайне взволнован и напряжён, он старался взять себя в руки и не показать попутчику страх, так быстро охвативший и всецело сковавший его. Только сейчас Лукас понял, что вляпался по уши, разоткровенничавшись с самым настоящим убийцей. Ну конечно, сомнений не было — взгляд, лицо, руки… Всё было запятнано кровью. «Всё в порядке, — успокаивал себя он. – Это какое-то недоразумение и только. Сколько ещё вместе с ним ехать?». Немного успокоившись, Лукас всё-таки сумел выдавить из себя:

— Так это, понимаю, был маньяк, если вы с ним были незнакомы?

Вопрос был абсолютно не тот и Дик снова отвернулся от собеседника и уставился в ночное окно. Ему захотелось скорее сойти с поезда. Заметив минутное, но непонятное смятение Дика Лукас решился ещё немного реабилитироваться и добавил:

— А в чём тут точка невозврата?

Дик молча, продолжал пялиться в чёрное стекло купе, но что-то решив через мгновение придавил Лукаса своим холодным взглядом к стенке и произнёс:

— Всегда аккуратно относись к своим поступкам и даже словам, зная, что за них придется отвечать. Как выяснилось после, для этого маньяка я был мишенью задолго до нашей с ним встречи в поезде. Это была обычная кровная месть, которая чревата опасными последствиями. Месть всегда становится ещё более жестокой, чем предшествовавшее ей преступление. Она влечёт за собой ответную «месть за месть», и в итоге выливается в долгие кровавые конфликты, нередко приводящие к обескровливанию обеих враждующих сторон или абсолютному уничтожению одной из них.

Лицо Лукаса только хлопало глазами. Дик спросил:

— Ты помнишь своего отца?

— Нет…

— А имя ты его знаешь?

— Руди…

— Вот именно. Так звали и моего маньяка. Руди Миллер… Это был твой папаша, сынок.

Тут Лукаса словно парализовало. «Значит не зря этот Дик продемонстрировал мне нож, — быстро соображал Миллер. – Хочет запугать меня или….». Убийца продолжал:

— Я всё время, пока находился там за решёткой, мечтал. Но не о свободе, друг мой, нет. Я ждал тот день, когда встречу сына того ублюдка из-за которого я искалечил собственную жизнь! И этот момент наступил — ты сейчас сидишь передо мной.

Лукаса затрясло так, что скрыть это было нельзя. Он не выдержал и бросился к входной двери купе, но хлёсткий удар Дика в переносицу вернул его обратно на место. Упитанное лицо онемело так, будто по нему заехали кирпичом. Из сломанного первым же ударом носа хлынула кровь, без боли. Лукас растерялся, а Дик уже умело вынул тесак из плаща и проворно подставил его к горлу собеседника. Лукас зажмурил глаза и только сейчас отчётливо услышал, сопровождавший их всю дорогу, монотонный стук колёс, мчавшегося поезда. Тук-тук, тук-тук, тук-тук. Как сердце. «Ещё миг и я, также как и мой папаша, буду разрезан на кусочки этим умалишённым Диком! – крутилось в голове Лукаса. – Не может быть! Как нелепо!».

Через пару минут, стоя в тамбуре, прижав лезвие ножа к горлу Лукаса, Дик приказал своей жертве сорвать стоп-кран. Поезд резко дёрнулся и, взвизгнув, затормозил, взволновав ночную глушь. Торопясь, распахнув дверь вагона, Дик вытолкнул Лукаса вниз и сам спрыгнул за ним. Притаившись под еловыми ветками и, подождав, когда поезд тронется и уползёт отсюда, продолжив свой путь, Дик грубо поднял из сугроба с четверенек за шиворот трясущегося от ужаса Лукаса. Выхоленный и упитанный Лукас своей беспомощностью вызывал у Дика жуткое отвращение, а когда того вдобавок ещё и вырвало на снег недавно выпитым виски Дик больше не выдержал и полоснул пленника ножом по ноге. Тот закричал от боли и быстро пополз в глубь леса, рыдая и оставляя за собой кровавый след. Дик тяжело задышал – единственное лёгкое не справлялось с такими нагрузками, но он настойчиво продолжал ступать по пятам за смешно ползающим от него толстяком. Дик смаковал мысль о том, что всё идёт точно по продуманному им в течение последних нескольких месяцев плану, что в этом жутком лесу ему никто и никогда не помешает расквитаться за свою угробленную жизнь. Он безжалостно наступал сапогами на пятки в истерике вопящему на весь лес Лукасу и, наклоняясь над ним, размахивая, словно косой, во все стороны тесаком, вместе со штанинами брюк резал ему ноги.

— Острая боль и страх – лучшие стимуляторы, бесплатно! – кричал Дик, посвистывая одышкой на весь лес. – Кому ещё? Ха-ха-ха!

Лукас, осознавая свой неминуемо приближающийся конец, только ещё быстрее пополз от маньяка на руках, проваливаясь и утыкаясь лицом в снег, но тщетно. Силы покинули его, голос сорвался. Лукас пища развернулся лицом к убийце и рухнул под его ногами на спину, прикрываясь ладонями от неминуемого удара сверху. Дик тут же, шутя, насквозь проколол остриём ножа Лукасу выставленную прямо перед ним правую ладонь и засмеялся как чокнутый. Эхо колесом прокатилось вокруг и как-то необычно смолкло в глубине лесной чащи, будто оно безвозвратно провалилось в колодец.

Да, тишина, всегда царившая здесь, мигом поглотила в себе шум от этих двух незваных гостей, нарушивших её вековой покой. Слышен был лишь свист одного-единственного лёгкого Дика. Неожиданно для обоих в экзекуции наступила пауза. Дик вдруг замер, опустил окровавленный нож и медленно огляделся по сторонам, почуяв что-то неладное. Никого. Тогда он, насторожившись, сделал шаг назад, отойдя от своей жертвы. Лукас тоже заглох, почувствовав ещё чьё-то присутствие. Он тоже осмотрелся, надеясь хоть на чью-нибудь помощь, но вокруг не было ни души. И только их взгляды встретились снова, как тут же на спину Дику сверху с ветки дерева кинулась рысь. Она молниеносно вцепилась когтями в плечи Дика и укусила его за шею так быстро, что тот и не понял произошедшего с ним. Рысь, бросила взгляд на обомлевшего от увиденного Лукаса и, блеснув зрачками, мягко спрыгнула со спины Дика куда-то в сторону, бесшумно растворившись во тьме между стволами деревьев. Дик, простояв несколько секунд без движения, замертво рухнул лицом в снег.

Затем, спустя несколько минут, истекающий кровью Лукас торопливо дополз до своего обидчика и, с ненавистью вырвав из его руки тесак, в ярости принялся уродовать мёртвое тело, переворачивая его и повторяя:

— Месть за месть, месть за месть, месть за месть!..

Спустя один год, заметно похудевший Лукас Миллер, немного прихрамывая на протезах и опираясь на элегантную ручной работы трость «Edoarti», выполненной из ореха, подошёл к кассе железнодорожного вокзала и приобрёл себе билет на поезд, следовавший из Зальцбурга. Вот уже несколько месяцев он тщательно обдумывал это своё первое особенное путешествие. Он даже специально заказал себе эту складную трость с секретом, скрывающим остро заточенное лезвие ножа.

Открыв дверь и пройдя в купе Лукас вежливо поздоровался с единственным попутчиком, нетерпеливо ожидающим отправление поезда. Лукас тоже уставился через оконное стекло на перон вокзала, приговаривая в уме «месть за месть», «месть за месть», «месть за месть»…