— Мне сообщили, на башне безопасно, это же четвертая стена из восьми, а я должна тебе сказать! — хризолитовые глаза переливались какими-то новыми синеватыми оттенками. — Я знаю, как только ши поймут это, они должны сразу порадовать близких… Мидир! Я беременна!
Никто из волков не удивился, хотя Джаред вежливо приподнял брови, словно досадуя на себя — присутствие при таком семейном моменте посторонних! Мидир не собирался даже пытаться понять, отчего Джаред считал тут посторонним себя.
Мэллин встал, не так грациозно, как обычно, все еще держась за голову, очаровательно улыбнулся Этайн, подошел к стене и перевесился за зубец, разглядывая поле боя. Мидир обернулся за ним, страшась протянуть руку или подойти — а ну как они не совпадут в жестах и брат рухнет? У волков крыльев не водится…
Мэллин спокойно вернулся на площадку полностью, не схватив даже стрелу или камень из пращи, пусть появление тут любого снаряда невозможно, но это же брат!
Мидир выдохнул. Здесь и правда безопасно, но Этайн нужно срочно увести.
— Мое сердце, скажи слово, и я уйду, — подошла, встала рядом, вытянулась, заглядывая обеспокоенно, с затаенным ужасом в глаза. — Ты же не п…
Она делает еще шаг вперед становится прямо напротив Мидира, глядя прямо, ожидая и побаиваясь ответа.
— Я очень счастлив, моя любовь, — Мидир прихватывает ее локотки, поднимается, оглаживая плечи, к шее. Успокаивает, отстраняется на момент от битвы. — А теперь…
Вот только битва от Мидира не отстраняется. Приникает с особой страстью, как ревнивая женщина. Свист приходит после, сначала волчий король видит распахнувшиеся глаза Этайн и окровавленный наконечник, выскочивший из ее груди уродливым железом.
Шальная стрела прилетела, откуда просто не могло долететь ничего.
— Человечка! — отчаянно кричит Мэллин.
Вроде бы рядом, но звук доносится откуда-то из невероятного далека, из того счастливого мира, который вот-вот исчезнет навсегда.
Этайн, подхваченная за спину, обмякает у Мидира на руках, и все равно продолжает смотреть. Глаза становятся совсем прозрачными и безмерно удивленными. Голова откидывается вниз и вбок.
— Ми-дир… — шепчет Этайн камням пола, утягивая его своим падением вниз.
Черное оперение торчит из спины. Густая и очень темная кровь течет по серебристому блио, пачкает рыжие волосы.
В глазах чернеет. Нет времени даже на вой — он сворачивается в груди, сжимая обезумевшее сердце.
Рядом слышен шум — Джаред и Мэллин, но счет идет на мгновения, лихо отнятые им у человеческих магов, и Мидир видит только Этайн. «Друиды сказали: ты убьешь ее!» — из дальнего далека кричит Эохайд.
Как бы не так!
Мидир, задыхаясь от муки, вкладывает всего себя, пробуждая мощь древнего бога.
Древко истлевает дымом, острие стрелы рвется в ладонь, Мидир сжимает его, и металл крошится в пыль. Рана затягивается на глазах, но…
— Она не дышит, мой король, — шепчет советник
— Сердце не бьется, — всхлипывает Мэллин, держа Этайн за руку, размазывая по лицу ее кровь и свои слезы. — Почему, ну почему, Мидир? Почему сердце не бьется?!
— Стрела заговорена на отнятие жизни, — слова Советника ледяным клинком пронзают сердце волчьего короля. — Мне жаль, Мидир. Ты знаешь, ее уже не вернуть.
Правда. Правда. Прав-да! Словно капли клепсидры, что отсчитывают жизнь без Этайн.
— Мой король, вы же помните, чем это все закончилось в тот раз. Через павшего волка, настоящего, не самого слабого ши, проглянул сам мир теней! При всей вашей любви, королева — человек! Мы не знаем, там ли ее душа, и можно ли будет вернуться даже вам после всех этих воронок… И на горизонте опять движение! У нас вторая волна нашествия. Видимо, друиды подняли всех. Кому-то нужно управлять механесами!
Джаред упирается всеми лапами. А время уходит, истончается связь тела и души.
— Я справлюсь, брат! Я уплавлял механесами! — почти молит Мэллин. — Поверь мне! Спаси человечку! Вытащи ее, вытащи!
— Добро, — торопливый стук каблуков по ступеням возвещает об уходе брата. — Джаред! — рычит Мидир.
Узкая прохладная рука опускается на его грудь, ледяные иглы пронзают сердце. Холодно телу, но все также больно. Сердце замедляет удар, вдох рвет горло…
Тело бьется в судорогах, пока душа не покидает его.
Не удержать падение. Все ниже и ниже, быстрее и быстрее, через все этажи Черного замка, через воздух, землю и корни…
В иной мир.
Привычное мельтешение точек перехода сменяется кучей огоньков в черной мгле без конца и края.
Холод хватает за ноги и руки, Мидир поспешно поднимается. Огоньки, словно комары на болоте неблагих, откусывают часть магии. Одни, более светлые, отгоняют других, с черной сердцевиной, давая время пришедшему.
Мидир отмахивается от надоед, выискивая розовый.
Его нет.
Этайн не должна, не должны была далеко упасть! Но среди светящихся комочков всех цветов радуги он все никак не может рассмотреть ее.
А время уходит быстро. Очень быстро.
Становится все холоднее, от него забирают не тепло — саму жизнь. Джаред что-то тревожно бормочет над ухом, в том мире, которому еще немного принадлежит Мидир. Слов не понять, приходит одно слитное знание — надо возвращаться.
Куда? В Черный замок, к мертвой Этайн? К Этайн, закрывшей его собой?
Мидир упрямо идет вперед, хотя передвигать ноги становится все тяжелее и тяжелее. Даже голову поворачивать трудно. И очень скользко. Цвета огоньков сливаются… На момент они все видятся одинаково серыми на фоне черноты темнее любой ночи. Мидир встряхивается, смотрит, с усилием вглядываясь. Все одно — того, родного, тут нет.
Не позвать, не поговорить. Почему он так мало говорил с ней? Почему так мало говорил о своей любви?
Мидир, теряя равновесие, валится наземь. Ударяется коленом о черноту, как об лед. Это больно, это радует.
Пока есть боль, есть жизнь.
Пытается встать, не выходит: мешает один из пыльных огней. Пыльные опасны, они, растерявшие при жизни сердцевину, злы и быстро тухнут здесь, а потому с особой страстью стараются выгрызть эту сердцевину у других.
Власть он брату так и не передал… Но есть Джаред, он поможет.
Тишина оглушает. Тишина выгрызает мясо с костей, сдирает мысли, глупые ненужные мысли — оставляя лишь главное.
«Этайн, я, узнавая тебя, узнавал себя. А ты… ты так хотела, чтобы мы старились вместе! И умерли в один день. Я сделал то, что ты не простишь. Я обманул тебя вначале. И не смог защитить потом. Но хоть что-то выполню из обещанного».
Потом гаснут и эти мысли.
Невозможно вздохнуть. Может, потому что в мире теней нет воздуха? Глаза закрываются, гаснут даже огоньки.
Руки движутся невыносимо медленно. Кинжал прорезает одежду и режет кожу. Нет ни холода, ни боли, а кровь не течет вниз — она летит вперед, огоньки вспыхивают, жадно принимая жертву…
Что-то мешает и тревожит, и дергает, как младший за штанину или Джаред за рукав, и тянет наверх. Кто-то очень не хочет, чтобы он оставался здесь, в вечном мраке и холоде. Глупость какая, тут вовсе не холодно! Мидир с усилием приоткрывает веки. Перед глазами пульсирует розовый огонек — и рядом с ним синий, совсем маленький, но очень яркий. Они дают свет и тепло, Джаред что-то кричит и тянет за ворот, тянет куда-то…
Мидир не помнит, зачем он здесь, желание вернуться пропадает.
Зачем, когда тут так хорошо и уже не холодно, можно лежать и не беспокоиться ни о чем? Но розовый огонек сердится. Как будто топает ножкой и плачет, и подается ближе, обняв синюю искорку. Огонек забавный — требовать что-то у Мидира! — но его грусть непонятно почему расстраивает бессердечного волчьего короля.
Огонек подлезает под сжатые пальцы.
И Мидир, зажав его в руке, позволяет вытянуть себя…
Не, героиня не оборачивалась. Она шагнула вперед, и тем самым закрыла. Не специально, так вышло. «Уродливое железо» — потому что не место даже самому красивому наконечнику в женской груди. А повествование ведется от лица героя — для него оно, это железо, отвратительно.
Роман — в прошлом почти весь, я играю со временем. Во многом это связано с сюжетом о его скачках, во многом — некоторые, особо острые и яркие моменты перевожу в настоящее. Пока нравится)))
С именами — это ворд, заменивший не совсем точно, арры. И раззява автор. Надеюсь, если ты до этого отрывка дойдешь, все выглядит куда эмоциональнее. А кто был под подозрением?
Я таскаю время
Фигушки, на романах не разбогатеешь!
Не, все верно — не додала в отрывке. Страдать, так до потери пульса
читателя, ага!Я посчитала, раз в восемь вышло. Кинула ниже, под ответом Ксении.
— Мидир! — раздался звонкий от радости и беспокойства голос Этайн.
— Тебе нельзя сюда, Этайн! — рявкнул, оборачиваясь, Мидир. — Уходи немедленно!
— Мне сообщили, на башне безопасно, это же четвертая стена из восьми, а я должна тебе сказать! — хризолитовые глаза переливались какими-то новыми синеватыми оттенками. — Я знаю, как только ши поймут это, они должны сразу порадовать близких… Мидир! Я беременна!
Никто из волков не удивился, хотя Джаред вежливо приподнял брови, словно досадуя на себя — присутствие при таком семейном моменте посторонних! Мидир не собирался даже пытаться понять, отчего Джаред считал тут посторонним себя.
Мэллин встал, не так грациозно, как обычно, все еще держась за голову, очаровательно улыбнулся Этайн, подошел к стене и перевесился за зубец, разглядывая поле боя. Мидир обернулся за ним, страшась протянуть руку или подойти — а ну как они не совпадут в жестах и брат рухнет? У волков крыльев не водится…
Мэллин спокойно вернулся на площадку полностью, не схватив даже стрелу или камень из пращи, пусть появление тут любого снаряда невозможно, но это же брат!
Мидир выдохнул. Здесь и правда безопасно, но Этайн нужно срочно увести.
— Мое сердце, скажи слово, и я уйду, — подошла, встала рядом, вытянулась, заглядывая обеспокоенно, с затаенным ужасом в глаза. — Ты же не п…
Она делает еще шаг вперед становится прямо напротив Мидира, глядя прямо, ожидая и побаиваясь ответа.
— Я очень счастлив, моя любовь, — Мидир прихватывает ее локотки, поднимается, оглаживая плечи, к шее. Успокаивает, отстраняется на момент от битвы. — А теперь…
Вот только битва от Мидира не отстраняется. Приникает с особой страстью, как ревнивая женщина. Свист приходит после, сначала волчий король видит распахнувшиеся глаза Этайн и окровавленный наконечник, выскочивший из ее груди уродливым железом.
Шальная стрела прилетела, откуда просто не могло долететь ничего.
— Человечка! — отчаянно кричит Мэллин.
Вроде бы рядом, но звук доносится откуда-то из невероятного далека, из того счастливого мира, который вот-вот исчезнет навсегда.
Этайн, подхваченная за спину, обмякает у Мидира на руках, и все равно продолжает смотреть. Глаза становятся совсем прозрачными и безмерно удивленными. Голова откидывается вниз и вбок.
— Ми-дир… — шепчет Этайн камням пола, утягивая его своим падением вниз.
Черное оперение торчит из спины. Густая и очень темная кровь течет по серебристому блио, пачкает рыжие волосы.
В глазах чернеет. Нет времени даже на вой — он сворачивается в груди, сжимая обезумевшее сердце.
Рядом слышен шум — Джаред и Мэллин, но счет идет на мгновения, лихо отнятые им у человеческих магов, и Мидир видит только Этайн. «Друиды сказали: ты убьешь ее!» — из дальнего далека кричит Эохайд.
Как бы не так!
Мидир, задыхаясь от муки, вкладывает всего себя, пробуждая мощь древнего бога.
Древко истлевает дымом, острие стрелы рвется в ладонь, Мидир сжимает его, и металл крошится в пыль. Рана затягивается на глазах, но…
— Она не дышит, мой король, — шепчет советник
— Сердце не бьется, — всхлипывает Мэллин, держа Этайн за руку, размазывая по лицу ее кровь и свои слезы. — Почему, ну почему, Мидир? Почему сердце не бьется?!
— Стрела заговорена на отнятие жизни, — слова Советника ледяным клинком пронзают сердце волчьего короля. — Мне жаль, Мидир. Ты знаешь, ее уже не вернуть.
Правда. Правда. Прав-да! Словно капли клепсидры, что отсчитывают жизнь без Этайн.
Джаред всегда говорит истину.
А Мидир часто отвечает ему «нет».
— Джаред, — сквозь зубы выплевывает Мидир, — по-мо-ги.
— Мой король, вы же помните, чем это все закончилось в тот раз. Через павшего волка, настоящего, не самого слабого ши, проглянул сам мир теней! При всей вашей любви, королева — человек! Мы не знаем, там ли ее душа, и можно ли будет вернуться даже вам после всех этих воронок… И на горизонте опять движение! У нас вторая волна нашествия. Видимо, друиды подняли всех. Кому-то нужно управлять механесами!
Джаред упирается всеми лапами. А время уходит, истончается связь тела и души.
— Я справлюсь, брат! Я уплавлял механесами! — почти молит Мэллин. — Поверь мне! Спаси человечку! Вытащи ее, вытащи!
— Добро, — торопливый стук каблуков по ступеням возвещает об уходе брата. — Джаред! — рычит Мидир.
Узкая прохладная рука опускается на его грудь, ледяные иглы пронзают сердце. Холодно телу, но все также больно. Сердце замедляет удар, вдох рвет горло…
Тело бьется в судорогах, пока душа не покидает его.
Не удержать падение. Все ниже и ниже, быстрее и быстрее, через все этажи Черного замка, через воздух, землю и корни…
В иной мир.
Привычное мельтешение точек перехода сменяется кучей огоньков в черной мгле без конца и края.
Холод хватает за ноги и руки, Мидир поспешно поднимается. Огоньки, словно комары на болоте неблагих, откусывают часть магии. Одни, более светлые, отгоняют других, с черной сердцевиной, давая время пришедшему.
Мидир отмахивается от надоед, выискивая розовый.
Его нет.
Этайн не должна, не должны была далеко упасть! Но среди светящихся комочков всех цветов радуги он все никак не может рассмотреть ее.
А время уходит быстро. Очень быстро.
Становится все холоднее, от него забирают не тепло — саму жизнь. Джаред что-то тревожно бормочет над ухом, в том мире, которому еще немного принадлежит Мидир. Слов не понять, приходит одно слитное знание — надо возвращаться.
Куда? В Черный замок, к мертвой Этайн? К Этайн, закрывшей его собой?
Мидир упрямо идет вперед, хотя передвигать ноги становится все тяжелее и тяжелее. Даже голову поворачивать трудно. И очень скользко. Цвета огоньков сливаются… На момент они все видятся одинаково серыми на фоне черноты темнее любой ночи. Мидир встряхивается, смотрит, с усилием вглядываясь. Все одно — того, родного, тут нет.
Не позвать, не поговорить. Почему он так мало говорил с ней? Почему так мало говорил о своей любви?
Мидир, теряя равновесие, валится наземь. Ударяется коленом о черноту, как об лед. Это больно, это радует.
Пока есть боль, есть жизнь.
Пытается встать, не выходит: мешает один из пыльных огней. Пыльные опасны, они, растерявшие при жизни сердцевину, злы и быстро тухнут здесь, а потому с особой страстью стараются выгрызть эту сердцевину у других.
Власть он брату так и не передал… Но есть Джаред, он поможет.
Тишина оглушает. Тишина выгрызает мясо с костей, сдирает мысли, глупые ненужные мысли — оставляя лишь главное.
«Этайн, я, узнавая тебя, узнавал себя. А ты… ты так хотела, чтобы мы старились вместе! И умерли в один день. Я сделал то, что ты не простишь. Я обманул тебя вначале. И не смог защитить потом. Но хоть что-то выполню из обещанного».
Потом гаснут и эти мысли.
Невозможно вздохнуть. Может, потому что в мире теней нет воздуха? Глаза закрываются, гаснут даже огоньки.
Руки движутся невыносимо медленно. Кинжал прорезает одежду и режет кожу. Нет ни холода, ни боли, а кровь не течет вниз — она летит вперед, огоньки вспыхивают, жадно принимая жертву…
Что-то мешает и тревожит, и дергает, как младший за штанину или Джаред за рукав, и тянет наверх. Кто-то очень не хочет, чтобы он оставался здесь, в вечном мраке и холоде. Глупость какая, тут вовсе не холодно! Мидир с усилием приоткрывает веки. Перед глазами пульсирует розовый огонек — и рядом с ним синий, совсем маленький, но очень яркий. Они дают свет и тепло, Джаред что-то кричит и тянет за ворот, тянет куда-то…
Мидир не помнит, зачем он здесь, желание вернуться пропадает.
Зачем, когда тут так хорошо и уже не холодно, можно лежать и не беспокоиться ни о чем? Но розовый огонек сердится. Как будто топает ножкой и плачет, и подается ближе, обняв синюю искорку. Огонек забавный — требовать что-то у Мидира! — но его грусть непонятно почему расстраивает бессердечного волчьего короля.
Огонек подлезает под сжатые пальцы.
И Мидир, зажав его в руке, позволяет вытянуть себя…
С удовольствием. Счас! (У меня все выложено, я редактирую)
Очень сложно. Где-то прямо в яблочко выходит, где-то правлю прямо по абзацу туда-сюда.
Спасибо, Нея. Автор балуется со временами. Весь роман — в прошедшем, самые яркие и драматические события — в настоящем.
Не, героиня не оборачивалась. Она шагнула вперед, и тем самым закрыла. Не специально, так вышло. «Уродливое железо» — потому что не место даже самому красивому наконечнику в женской груди. А повествование ведется от лица героя — для него оно, это железо, отвратительно.
«Оперенное древко» точнее, согласна. Спасибо, поправлю!
Понятно, что ничего не понятно. Только по-этому ты должен был меня раскусить!
Пасиб!
Мне тоже кажется, что ты моя ЦА, муррр
Буду учиться!
Роман — в прошлом почти весь, я играю со временем. Во многом это связано с сюжетом о его скачках, во многом — некоторые, особо острые и яркие моменты перевожу в настоящее. Пока нравится)))
В этот раз удалось. Спасибоо!
Рада слышать. Вот чего дразнишь? Я же возьму и кину эту сцену
Кусок такой. Меня радует только то, что начало тебе уже нравится
Еще раз благодарю, отложила в закладки.
Мурр
Я рада!
А то! Хнык, надо было меньше, да лучше
Спасибо, «неплохо», это уже здорово!
Угууу, бей меня за пафос, авось повыведется. Спасииибооо!!!
А что откликнулось, Кира? Твой отзыв, как всегда, очень и очень интересен!
С именами — это ворд, заменивший не совсем точно, арры. И раззява автор. Надеюсь, если ты до этого отрывка дойдешь, все выглядит куда эмоциональнее. А кто был под подозрением?
Эх, еще бы. Полгавы утрамбовала!