Будет, называется «Великое путешествие» (рабочее называние) — пролог выложен, но текст сырой, я правлю после написания всего романа, может и пролог потом сменю. Выше был отрывок из первой главы, которую пишу. Так, потихоньку, буду работать… Дописываю я всегда и все.
Спасибо огромное за разбор, я уберу потом мальчиков, юношей и мужчин — уже не впервой мне говорят, но вот теперь дошло . С именами пока сама путаюсь, я это в порядок привожу после завершения текста… Постараюсь количество имен сократить, просто не хочется местоимения плодить, героев то много пока.
Глаза у Сеара черные, не карие и не темно-карие, а именно черные, будто без зрачков — такие в его этносе редкость, а в сочетание с уродствами так и подавно. Исправлю отрывок, вы правы, там что-то не то, я не планировала изнутри того проходящего персонажа на Сеара смотреть.
Штаны вяленые))) — это вот izhevsk.ru/forummessage/144/2953068.html, но и тут вы правы, может штаны это не практично, можно вполне на кожаные сменить, оно логичнее будет.
Спасибо всем, я просто в новом для себя море плаваю, потому неуверенна…
Кусок выкладываю… уж простите, ошибки будут и объем не малый, но зато понято, о чем я, собственно, спрашивала.
кусок главы. большой кусок...«Высокий пожилой мужчина, поджарый и жилистый, как морской канат, расправил широкие костлявые плечи и молча указал куда-то вдаль. Проследив за его рукой, Сеар разглядел далеко внизу маленькую фигурку. Казалась, она хаотично сновала туда-сюда между невысокими деревьями сада, но присмотревшись, юноша понял, что во движениях сестры прослеживалась какая-то система.
-Что она делает? — с любопытством спросил он, невольно щурясь. Его зрение с каждым годом все больше ухудшалось, и если вблизи он видел еще сносно, то далекие предметы уже теряли четкость.
-Запутывает следы. Через четверть часа я спущу собак и мы от души повеселимся. Не думаю, что ей удастся одурачить мою свору.
-А что ответила мать на наше предложение? — снова спросил Сеар, меняя тему — отношение дяди к Кейм его раздражало.
-Одобрила. Но не раньше зимы. Мы решили, что в тяжелой амуниции твоя сестра будет чувствовать себя увереннее. Ей пригодится этот опыт.
Одобрительно покачав головой, Сеар вдруг замер и, медленно развернувшись к жадно слушающему их мальчику, поймал его взгляд.
-Что ж, — растянув красные губы в насмешливой улыбке, медленно протянул принц, — давай-ка попрощаемся, дружок, тебе пора нас покинуть.
Неуклюже взмахнув руками, словно пытаясь отгородится от страшных нечеловеческих глаз, проникающих в его душу, мальчик вскрикнул и словно подкошенный упал на гранитный пол.
Не обращая внимания на испуганный возглас наставника, Сеар подкатил свою деревянную тележку к бесчувственному телу и взял мальчика за руку. Его взгляд вдруг застыл, подернулся серебристым туманом и вновь стал глубоким и черным, как безлунная ночь.
-Просто обморок… Похоже, я его напугал, — устало и будто с облегчением выдохнул он, откидываясь на спинку жесткого сиденья. — Не будите, пока сам не проснется, и обращайтесь как положено — так он быстрее привыкнет к новой роли. — Сеар помедлил, словно сомневаясь говорить ли наставнику о том, о чем тот знал и без него, но тревога пересилила: — И постарайтесь, чтобы Кейм не увидела, мне страшно представить, что она может подумать…
Старик кивнул, жестом подозвал неподвижно стоявших у запертых дверей слуг и приказал позвать лекаря. Не смотря на то, что он сам был одним из лучших в Палине врачевателей, искусство свое Ллитон применял только тогда, когда речь шла о чьей-то жизни или смерти — и, чаще всего, подобное случалось с людьми известными и не бедными.
Впрочем, придворные лекари знали свое дело вполне сносно.
-Уже уходишь? — заметив, что племянник развернул свою тележку к двери, быстро спросил старик. — Ты отписал матери?
Юноша неопределенно пожал плечами и, улыбнувшись, молча покатил прочь. Когда он не хотел отвечать, то всегда прикрывался милой улыбкой — Ллитон уже привык.
Провожая племянника внимательным взглядом, управитель Гасы вновь и вновь перебирал в памяти все, что могло пролить свет на череду совпадений в центре которых неизменно находился Сеар. Странности начались около полутора лет назад и не прекращались по сей день. Нынешний гость стал очередным звеном…
Ллитон хорошо помнил разговор между матерью и сыном, когда Мирами впервые заговорила о двойнике. Она убедила их обоих, что это необходимая мера для защиты Кеймн… Только вот от кого или чего прояснить отказалась.
-Я нарисую несколько портретов, — почти сразу же предложил тогда Сеар. И нарисовал.
Четыре холста, каждый в две ладони — все одинаковые, будто печатались в типографии, а не писались от руки. Кейм была на них словно живая, только глаза отливали явной голубизной, а одежда… Красная туника из тонкой шерсти и узкие вяленые штаны носили только жители северных провинций, в основном — крестьяне.
-Чтобы люди не задавали лишних вопросов, — скупо и коротко пояснил юноша, когда Ллитон спросил его, почему портреты столь далеки в деталях от оригинала.
Ответ племянника получился двусмысленным, а последствия — и подавно. Найденный малец выглядел так, словно сошел с той самой картинки. Единственное, чем он отличался от принцессы, так это полом, цветом глаз и возрастом — юноша был на три года младше, ему только-только исполнилось тринадцать.
Раздавшиеся в коридоре крики, отвлекли правителя Гасы от размышлений. Недовольно поджав и без того тонкие губы, он выпрямился и приосанился. Голос, который слышался из-за дверей звучал настолько взволнованно, что сомнения растаяли прежде, чем запыхавшийся слуга на выдохе сообщил:
-Скорее, сир!
Это «скорее» всегда означало только две вещи — или с одним из королевских отпрысков случилась очередная неприятность, или в Гасу пожаловала его сестра, королева Мирами — старая хитрая дрянь, которая успешно правила Палином вот уже пятнадцать лет. Поскольку Сеар явно пребывал в добром здравии, а Кеймн тренировалась в эти минуты под окнами башни, вариантов не оставалось.
Не смотря на то, что слуга, уведомивший его о визите королевы заметно нервничал, Ллитон не спешил. Мирами примчалась не просто так, видимо ей стало известно обо всем задолго до того, как мальчишку доставили в замок. Сестрица всегда любила полагаться только на собственное мнение, поэтому желала лично убедится, что парнишка им подходит. Кроме того, для нее это был хороший предлог увидеть сына — королева души не чаяла в своем уродце. О дочери того же сказать было нельзя, хотя Кейм старалась для матери как никто другой — за все ее годы, никто в замке даже не заподозрил, что она девица, Кеймн настолько вжилась в роль, что и сама об этом порой забывала.
Уверенный в том, что королева захочет вначале переговорить с Сеаром, управитель Гасы небрежным жестом отпустил побледневшего слугу и, велев, пригласить ее величество самой подняться к нему чуть позже, неспешно направился к окну.
Как он и ожидал, Кейм все еще бегала вокруг низеньких искривленных стволов, уже на половину сбросивших осенний наряд. Ее зигзаги и петли копировали траектории лесных зверей безупречно, но девушка упускала из виду, что собаки больше обращали внимание на запах, а не отпечатки чьих-то лап и ног. Она снова четко выполнила его инструкции, не потрудившись проявить инициативу и знания.
Ллитон нахмурился. Его собственные сыновья давно имели семьи и жили далеко от отчего дома, чему он был вполне рад. Предложение сестры позаботиться о племянниках застало врасплох, но ради благополучия родных детей, пришлось исполнить ее приказ. Мирами сдержала слово — мальчики получили лучшие должности и земли, о которых было можно мечтать. Свое слово он тоже сдержал — в Кейм не осталось ничего от той девушки, которой она могла бы стать, унаследовав лицо отца и фигуру матери. Худая и ровная, как лезвие меча, принцесса ни у кого не вызывала сомнений. Долгие тренировки сделали ее сильной и выносливой. Она раздалась в плечах, а бесконечные утягивания не дали ее груди и бедрам принять женские очертания. Только походка — легкая и быстрая — это было все, что осталось у нее от самой себя. И еще глаза. На обрамленном короткими черными кудрями лице, их зелень смотрелась очень необычно, особенно, когда она злилась.
В глубине души Ллитон был привязан к Кейм. Любить он ее не любил, но уважал за упорство и твердость, равно как и ее брата — за ум. Впрочем, даже его уважение было не настолько глубоким, чтобы вставать на пути королевы, хотя ее действия в последнее время вызывали немалую тревогу. Что именно задумала Мирами, управитель Гасы пока не понимал, но для ее детей это явно не несло ни выгода, ни счастья.
Словно почувствовав взгляд дяди, Кейм остановилась и, прикрыв ладонью глаза, щурясь посмотрела вверх. Солнце неподвижно зависло над замком и казалось забыло, в какую сторону желало катиться. Постояв так с минуту, девушка наклонилась и, поправив полы плаща, решительным шагом направилась к воротам. Она порядком устала и была полностью уверена, что справилась с заданием. О подвохе Ллитона она прекрасно знала, но разочаровывать дядю не хотела — он редко улыбался, а ее промахи явно доставляли ему радость. Оценка ничего не значила и ничего не решала, самым главным были знания, а их она усваивала быстро и прочно.
Услышав дробь подъезжающего экипажа, девушка вздрогнула и поспешила прижаться к стене. Лошади несли так быстро, что на какое-то мгновение она испугалась, что возница не справится с ними, и потом облегченно вздохнула, когда карета омываясь в облаках пыли, пронеслась мимо.
-Кейм! — донесся испуганный возглас, как только смолк шум колес.
-Я в порядке, — громко и немного раздраженно ответила она, отряхивая с плаща песок. — Кто это к нам пожаловал?
С трудом волоча деревянную тележку, колеса которой заедали на каждом камне, человек, позвавший ее, хмуро взглянул из-под черных бровей, послав ей один из тех взглядов, которые лучше слов говорили, что кто не нагрянул к ним среди бела дня, следовало ждать неприятностей.
Подойдя к другу ближе, Кеймн выбила из под правого колеса довольно крупный булыжник и помогла Сеару развернуть свою тележку в сторону тротуара.
-Ты за мной? — как бы невзначай спросила она, внутренне напрягаясь. — Надеюсь, это не то, что я думаю?
Юноша улыбнулся и кивнул. На его лице — единственно нормальным, что было в покалеченном теле, улыбка смотрелась настолько завораживающее, что на пару секунд собеседник забывал, с кем говорит. Даже Кейм, знавшая его почти с рождения, каждый раз поддавалась этим чарам.
-Тебе придется с ней встретиться. На этот раз.
Кеймн недовольно поджала губы — привычка, которую она переняла от Ллитона. Видеть мать девушка не хотела, а вернее сказать, боялась. В отличие от Сеара и всех, кто ее знал, Кеймн понимала, почему королева так редко снисходит до разговора со своим единственным наследником. Дочь была для матери самым большим разочарованием и проблемой. И Кеймн не могла ее судить. Трон Палина наследовался исключительно по мужской линии и в случае, если бы у почившего короля Калина не оказалось наследника, жребий перешел бы к его двоюродному брату — человеку алчному и развратному. Королева прекрасно понимала, что первым приказом, который отдал бы этот человек, было повеление казнить ее и всех, кто был связан кровными узами с Калином. Именно поэтому в ту ночь, когда родилась Кеймн, все славили не ее, а нового принца Палина — наследника, которым она стала от первого вдоха и которым должна была оставаться до последнего.
Бог видел, как старалась девушка сделать все, что было в ее силах, но чтобы угодить матери. Но, увы, Мирами за пятнадцать лет правления так сроднилась со своей ролью, что в каждом видела угрозу. Если бы не возраст, королева вполне могла придумать что-нибудь по радикальнее, чем двойник дочери, которым можно было легко управлять и при этом держать саму Кейм подальше от власти… Вряд ли Мирами осознавала, что видит в девушке соперницу, но на деле так оно и было. С того самого первого дня, когда она родила ее на свет, сердце не лежало к дочери — вначале потому что та слишком походила на покойного мужа, затем из-за рвения, которое Кейм выказывала в своем обучении. Это был замкнутый круг, разорвать который не было под силу уже никому.
Сеар, который заметно нервничал, несколько раз просил девушку ускорить шаг. Королева никогда не задерживалась надолго и очень не любила, когда у нее отнимали время. Но сегодня, похоже, Кеймн была не в духе и не хотела идти навстречу даже своему другу. Иногда Сеар очень жалел, что мать запретила рассказывать принцессе, что между ними есть связь куда более глубокая, нежели детская привязанность. Но иметь ребенка-калеку в Палине считалось сродни проклятию, а потому королева не могла позволить, чтобы кто-нибудь узнал правду. Среди двора Гасы считалось, что Сеара взяли в младенчестве у какой-то нищей крестьянки в качестве игрушки для наследника, придворного шута. Но с возрастом уродец стал проявлять недюжинный ум и его решили обучать вместе с Кеймном — в качестве наглядного примера усердия и прилежания для последнего. Приближенные Ллиграна замечали, с какой симпатией их управитель относится к приблудышу, видели они и то, как привязан к уродцу наследный принц — юношу стали если не уважать, то издеваться и пренебрегать не смели.
Когда брат и сестра проходили мимо высокой наблюдательной башни, нелепо торчавшей из земли напротив невысокого коренастого дворца Гасы, высокий седой старик, просившей подаяния возле раскрошившихся от времени каменных ступенях, слепо вытянул руки и что-то неразборчиво замычал. Не долго думая, Кейм бросила в его протянутые ладони пару мелких монет и размашистым шагом продолжила путь. Сеар останавливаться не стал: дорога шла под уклон и его тележка только-только сумела попасть двумя левыми колесами в колею — ехать так было значительно удобнее.
Некоторые прохожие, знавшие Кеймн приветственно кивали, слегка кланяясь при этом в знак уважения. Мало кто из них действительно был в курсе, что худенький юноша не просто воспитанник их управителя, а единственный наследник Палина, но что-то внутри подсказывало людям, что этого паренька и его странного изуродованного природой друга ждет непростая судьба. На самого Сеара люди старались не смотреть, исключая приезжих, для которых шут-калека был в диковинку.
Тем временем, в Северной башне, в малом зале, где зимними вечерами управитель Урсы любил чаевничать перед огромным жарким камином, другие брат и сестра, уже преклонных лет, вели тихую беседу наедине. Оба они были явно встревожены, время от времени оглядывались на дверь.»
Потому что скучно и жалко людей вокруг. Если не читаю и не пишу, потребность давать пинка этому миру реализуется на практике. Поэтому мне с детства покупали книги — пока было, что читать, мир мог жить спокойно без Насти. Со временем я научилась покупать их себе сама, а потом и писать — второе помогает даже лучше
-Что она делает? — с любопытством спросил он, невольно щурясь. Его зрение с каждым годом все больше ухудшалось, и если вблизи он видел еще сносно, то далекие предметы уже теряли четкость.
-Запутывает следы. Через четверть часа я спущу собак и мы от души повеселимся. Не думаю, что ей удастся одурачить мою свору.
-А что ответила мать на наше предложение? — снова спросил Сеар, меняя тему — отношение дяди к Кейм его раздражало.
-Одобрила. Но не раньше зимы. Мы решили, что в тяжелой амуниции твоя сестра будет чувствовать себя увереннее. Ей пригодится этот опыт.
Одобрительно покачав головой, Сеар вдруг замер и, медленно развернувшись к жадно слушающему их мальчику, поймал его взгляд.
-Что ж, — растянув красные губы в насмешливой улыбке, медленно протянул принц, — давай-ка попрощаемся, дружок, тебе пора нас покинуть.
Неуклюже взмахнув руками, словно пытаясь отгородится от страшных нечеловеческих глаз, проникающих в его душу, мальчик вскрикнул и словно подкошенный упал на гранитный пол.
Не обращая внимания на испуганный возглас наставника, Сеар подкатил свою деревянную тележку к бесчувственному телу и взял мальчика за руку. Его взгляд вдруг застыл, подернулся серебристым туманом и вновь стал глубоким и черным, как безлунная ночь.
-Просто обморок… Похоже, я его напугал, — устало и будто с облегчением выдохнул он, откидываясь на спинку жесткого сиденья. — Не будите, пока сам не проснется, и обращайтесь как положено — так он быстрее привыкнет к новой роли. — Сеар помедлил, словно сомневаясь говорить ли наставнику о том, о чем тот знал и без него, но тревога пересилила: — И постарайтесь, чтобы Кейм не увидела, мне страшно представить, что она может подумать…
Старик кивнул, жестом подозвал неподвижно стоявших у запертых дверей слуг и приказал позвать лекаря. Не смотря на то, что он сам был одним из лучших в Палине врачевателей, искусство свое Ллитон применял только тогда, когда речь шла о чьей-то жизни или смерти — и, чаще всего, подобное случалось с людьми известными и не бедными.
Впрочем, придворные лекари знали свое дело вполне сносно.
-Уже уходишь? — заметив, что племянник развернул свою тележку к двери, быстро спросил старик. — Ты отписал матери?
Юноша неопределенно пожал плечами и, улыбнувшись, молча покатил прочь. Когда он не хотел отвечать, то всегда прикрывался милой улыбкой — Ллитон уже привык.
Провожая племянника внимательным взглядом, управитель Гасы вновь и вновь перебирал в памяти все, что могло пролить свет на череду совпадений в центре которых неизменно находился Сеар. Странности начались около полутора лет назад и не прекращались по сей день. Нынешний гость стал очередным звеном…
Ллитон хорошо помнил разговор между матерью и сыном, когда Мирами впервые заговорила о двойнике. Она убедила их обоих, что это необходимая мера для защиты Кеймн… Только вот от кого или чего прояснить отказалась.
-Я нарисую несколько портретов, — почти сразу же предложил тогда Сеар. И нарисовал.
Четыре холста, каждый в две ладони — все одинаковые, будто печатались в типографии, а не писались от руки. Кейм была на них словно живая, только глаза отливали явной голубизной, а одежда… Красная туника из тонкой шерсти и узкие вяленые штаны носили только жители северных провинций, в основном — крестьяне.
-Чтобы люди не задавали лишних вопросов, — скупо и коротко пояснил юноша, когда Ллитон спросил его, почему портреты столь далеки в деталях от оригинала.
Ответ племянника получился двусмысленным, а последствия — и подавно. Найденный малец выглядел так, словно сошел с той самой картинки. Единственное, чем он отличался от принцессы, так это полом, цветом глаз и возрастом — юноша был на три года младше, ему только-только исполнилось тринадцать.
Раздавшиеся в коридоре крики, отвлекли правителя Гасы от размышлений. Недовольно поджав и без того тонкие губы, он выпрямился и приосанился. Голос, который слышался из-за дверей звучал настолько взволнованно, что сомнения растаяли прежде, чем запыхавшийся слуга на выдохе сообщил:
-Скорее, сир!
Это «скорее» всегда означало только две вещи — или с одним из королевских отпрысков случилась очередная неприятность, или в Гасу пожаловала его сестра, королева Мирами — старая хитрая дрянь, которая успешно правила Палином вот уже пятнадцать лет. Поскольку Сеар явно пребывал в добром здравии, а Кеймн тренировалась в эти минуты под окнами башни, вариантов не оставалось.
Не смотря на то, что слуга, уведомивший его о визите королевы заметно нервничал, Ллитон не спешил. Мирами примчалась не просто так, видимо ей стало известно обо всем задолго до того, как мальчишку доставили в замок. Сестрица всегда любила полагаться только на собственное мнение, поэтому желала лично убедится, что парнишка им подходит. Кроме того, для нее это был хороший предлог увидеть сына — королева души не чаяла в своем уродце. О дочери того же сказать было нельзя, хотя Кейм старалась для матери как никто другой — за все ее годы, никто в замке даже не заподозрил, что она девица, Кеймн настолько вжилась в роль, что и сама об этом порой забывала.
Уверенный в том, что королева захочет вначале переговорить с Сеаром, управитель Гасы небрежным жестом отпустил побледневшего слугу и, велев, пригласить ее величество самой подняться к нему чуть позже, неспешно направился к окну.
Как он и ожидал, Кейм все еще бегала вокруг низеньких искривленных стволов, уже на половину сбросивших осенний наряд. Ее зигзаги и петли копировали траектории лесных зверей безупречно, но девушка упускала из виду, что собаки больше обращали внимание на запах, а не отпечатки чьих-то лап и ног. Она снова четко выполнила его инструкции, не потрудившись проявить инициативу и знания.
Ллитон нахмурился. Его собственные сыновья давно имели семьи и жили далеко от отчего дома, чему он был вполне рад. Предложение сестры позаботиться о племянниках застало врасплох, но ради благополучия родных детей, пришлось исполнить ее приказ. Мирами сдержала слово — мальчики получили лучшие должности и земли, о которых было можно мечтать. Свое слово он тоже сдержал — в Кейм не осталось ничего от той девушки, которой она могла бы стать, унаследовав лицо отца и фигуру матери. Худая и ровная, как лезвие меча, принцесса ни у кого не вызывала сомнений. Долгие тренировки сделали ее сильной и выносливой. Она раздалась в плечах, а бесконечные утягивания не дали ее груди и бедрам принять женские очертания. Только походка — легкая и быстрая — это было все, что осталось у нее от самой себя. И еще глаза. На обрамленном короткими черными кудрями лице, их зелень смотрелась очень необычно, особенно, когда она злилась.
В глубине души Ллитон был привязан к Кейм. Любить он ее не любил, но уважал за упорство и твердость, равно как и ее брата — за ум. Впрочем, даже его уважение было не настолько глубоким, чтобы вставать на пути королевы, хотя ее действия в последнее время вызывали немалую тревогу. Что именно задумала Мирами, управитель Гасы пока не понимал, но для ее детей это явно не несло ни выгода, ни счастья.
Словно почувствовав взгляд дяди, Кейм остановилась и, прикрыв ладонью глаза, щурясь посмотрела вверх. Солнце неподвижно зависло над замком и казалось забыло, в какую сторону желало катиться. Постояв так с минуту, девушка наклонилась и, поправив полы плаща, решительным шагом направилась к воротам. Она порядком устала и была полностью уверена, что справилась с заданием. О подвохе Ллитона она прекрасно знала, но разочаровывать дядю не хотела — он редко улыбался, а ее промахи явно доставляли ему радость. Оценка ничего не значила и ничего не решала, самым главным были знания, а их она усваивала быстро и прочно.
Услышав дробь подъезжающего экипажа, девушка вздрогнула и поспешила прижаться к стене. Лошади несли так быстро, что на какое-то мгновение она испугалась, что возница не справится с ними, и потом облегченно вздохнула, когда карета омываясь в облаках пыли, пронеслась мимо.
-Кейм! — донесся испуганный возглас, как только смолк шум колес.
-Я в порядке, — громко и немного раздраженно ответила она, отряхивая с плаща песок. — Кто это к нам пожаловал?
С трудом волоча деревянную тележку, колеса которой заедали на каждом камне, человек, позвавший ее, хмуро взглянул из-под черных бровей, послав ей один из тех взглядов, которые лучше слов говорили, что кто не нагрянул к ним среди бела дня, следовало ждать неприятностей.
Подойдя к другу ближе, Кеймн выбила из под правого колеса довольно крупный булыжник и помогла Сеару развернуть свою тележку в сторону тротуара.
-Ты за мной? — как бы невзначай спросила она, внутренне напрягаясь. — Надеюсь, это не то, что я думаю?
Юноша улыбнулся и кивнул. На его лице — единственно нормальным, что было в покалеченном теле, улыбка смотрелась настолько завораживающее, что на пару секунд собеседник забывал, с кем говорит. Даже Кейм, знавшая его почти с рождения, каждый раз поддавалась этим чарам.
-Тебе придется с ней встретиться. На этот раз.
Кеймн недовольно поджала губы — привычка, которую она переняла от Ллитона. Видеть мать девушка не хотела, а вернее сказать, боялась. В отличие от Сеара и всех, кто ее знал, Кеймн понимала, почему королева так редко снисходит до разговора со своим единственным наследником. Дочь была для матери самым большим разочарованием и проблемой. И Кеймн не могла ее судить. Трон Палина наследовался исключительно по мужской линии и в случае, если бы у почившего короля Калина не оказалось наследника, жребий перешел бы к его двоюродному брату — человеку алчному и развратному. Королева прекрасно понимала, что первым приказом, который отдал бы этот человек, было повеление казнить ее и всех, кто был связан кровными узами с Калином. Именно поэтому в ту ночь, когда родилась Кеймн, все славили не ее, а нового принца Палина — наследника, которым она стала от первого вдоха и которым должна была оставаться до последнего.
Бог видел, как старалась девушка сделать все, что было в ее силах, но чтобы угодить матери. Но, увы, Мирами за пятнадцать лет правления так сроднилась со своей ролью, что в каждом видела угрозу. Если бы не возраст, королева вполне могла придумать что-нибудь по радикальнее, чем двойник дочери, которым можно было легко управлять и при этом держать саму Кейм подальше от власти… Вряд ли Мирами осознавала, что видит в девушке соперницу, но на деле так оно и было. С того самого первого дня, когда она родила ее на свет, сердце не лежало к дочери — вначале потому что та слишком походила на покойного мужа, затем из-за рвения, которое Кейм выказывала в своем обучении. Это был замкнутый круг, разорвать который не было под силу уже никому.
Сеар, который заметно нервничал, несколько раз просил девушку ускорить шаг. Королева никогда не задерживалась надолго и очень не любила, когда у нее отнимали время. Но сегодня, похоже, Кеймн была не в духе и не хотела идти навстречу даже своему другу. Иногда Сеар очень жалел, что мать запретила рассказывать принцессе, что между ними есть связь куда более глубокая, нежели детская привязанность. Но иметь ребенка-калеку в Палине считалось сродни проклятию, а потому королева не могла позволить, чтобы кто-нибудь узнал правду. Среди двора Гасы считалось, что Сеара взяли в младенчестве у какой-то нищей крестьянки в качестве игрушки для наследника, придворного шута. Но с возрастом уродец стал проявлять недюжинный ум и его решили обучать вместе с Кеймном — в качестве наглядного примера усердия и прилежания для последнего. Приближенные Ллиграна замечали, с какой симпатией их управитель относится к приблудышу, видели они и то, как привязан к уродцу наследный принц — юношу стали если не уважать, то издеваться и пренебрегать не смели.
Когда брат и сестра проходили мимо высокой наблюдательной башни, нелепо торчавшей из земли напротив невысокого коренастого дворца Гасы, высокий седой старик, просившей подаяния возле раскрошившихся от времени каменных ступенях, слепо вытянул руки и что-то неразборчиво замычал. Не долго думая, Кейм бросила в его протянутые ладони пару мелких монет и размашистым шагом продолжила путь. Сеар останавливаться не стал: дорога шла под уклон и его тележка только-только сумела попасть двумя левыми колесами в колею — ехать так было значительно удобнее.
Некоторые прохожие, знавшие Кеймн приветственно кивали, слегка кланяясь при этом в знак уважения. Мало кто из них действительно был в курсе, что худенький юноша не просто воспитанник их управителя, а единственный наследник Палина, но что-то внутри подсказывало людям, что этого паренька и его странного изуродованного природой друга ждет непростая судьба. На самого Сеара люди старались не смотреть, исключая приезжих, для которых шут-калека был в диковинку.
Тем временем, в Северной башне, в малом зале, где зимними вечерами управитель Урсы любил чаевничать перед огромным жарким камином, другие брат и сестра, уже преклонных лет, вели тихую беседу наедине. Оба они были явно встревожены, время от времени оглядывались на дверь.»