Он бал героем, а как же иначе. И как герой – нужен всем, ближним и дальним, потому что, как у героя, у него была Ответственность, и свойство оказываться в нужное время в нужном месте.

Именно так он и познакомился с волшебницей. Юная, она попала в беду по неопытности, впрочем, беда оказалась не столь уж велика – герою даже не понадобилось доставать меч, хватило и слова. Волшебница поблагодарила его и предложила чаю. И он, который всегда спешил и не принимал подарков, согласился и остался. Ни разу не пожалел – чай был вкусным, а хозяйка милой.

— Не уходи! – попросила она, когда гость поднялся.

— Я не могу остаться, — он застегнул пояс с мечом и поправил застежку плаща. – Где-то там плачут дети.

Волшебница вздохнула. Она не любила, когда дети плачут, она сама делала все возможное и невозможное, чтобы это исправить. Вот, например, вчера, дочка мельника…

— Возвращайся, когда сможешь, — попросила она.

И он пообещал.

Герой был из тех, кто всегда выполняет обещания. Так что, конечно, он вернулся, пусть и нескоро. Но волшебница ждала и обрадовалась ему.

— Ты изменилась, — сказал он.

Она просто кивнула – Герой изменился тоже, хотя на нем, как и на ней, сказалось не время, а чужие беды. Главное – в его глазах она все еще видела то же, что и в первую их встречу.

Конечно, он снова пил чай и рассказывал. Она тоже – совсем немного. Не потому, что было нечем похвалиться, просто ему внимание требовалось больше.

— Устаешь быть героем, — сказал он еще в первую встречу. – Когда нужен всем, может оказаться, что никому не нужен по-настоящему.

Волшебница понимала и это. Она лечила и помогала, но еще никто, никогда не пришел к ней в гости просто так. Кроме героя.

— Но бросить все это – значит перестать быть собой. Сделаться чудовищем. Ведь только чудовище может жить лишь для себя.

А потом, конечно, он снова ушел, и ей осталось только помыть посуду и снова начать ждать его.

…Однажды он принес ей подарок, и увидев, как обрадовалась волшебница, с тех пор каждое возвращение приносил ей что-нибудь. В последний раз – свою, почти смертельную рану, которую пришлось долго лечить.

И все же не так долго, как ей бы хотелось – потому что все это время он был с ней, принадлежал только ей. Непривычное чувство, но очень приятное, хотя оно и горчило тоже. И когда в конце концов герой встал и снова потянулся к мечу, волшебница попросила, как всегда, надеясь на другой ответ, ведь не может же быть, чтобы он сам этого не хотел:

— Останься!

— Где-то там плачут дети, — привычно ответил он.

В голосе усталость, словно вылечиться он успел, а отдохнуть – нет.

И, разочарованная, она бросила с упреком:

— А тут заплачу я!

Он вздохнул, приблизился и обнял. И хотя обоим хотелось, чтобы объятие длилось долго-долго, Герой выпустил ее и снова ушел.

И когда к волшебнице пришли за советом и помощью, она просто не открыла двери и весь день горевала о том, кого теряет так часто.

Могли пройти дни, могли – тысячелетия. Но скорее всего, прошли всего лишь годы. Время по-настоящему ничего не меняет, если мы не хотим меняться.

Герой и волшебница – не хотели. Все, что приносило им время – еще больше усталости и обиды. Даже причина была одна: одиночество. Герой давно хотел передать свою Ответственность кому-то другому, но герои перестали рождаться. Он больше не выглядел так браво, хотя оставался силен и умел. Волшебница давно бы забросила волшебную практику и жила тем, кто рождает земля и приносит лес, но люди продолжали приходить, хотя теперь она чаще отказывала, чем соглашалась помочь. Их уже и звали иначе, не героем и волшебницей. Впрочем, дело и не в именах.

И все же однажды он вернулся так, как возвращаются навсегда, сбросил прямо у порога пропыленный залатанный плащ, не спасавший больше от ветра или дождя, расстегнул пояс, и отбросив меч в дальний угол, сел прямо на пол, обняв колени руками.

Волшебница поняла и обрадовалась. Он больше не уйдет, потому что сам не хочет. Он теперь будет только ее!

Она села радом с ним и молчала столько, сколько было нужно им обоим. А потом они встали и начали жить.

Это оказалось и проще, и сложнее. У этих двоих никогда не было ничего общего, кроме уходов, возвращений и симпатии, которая родится от невозможности что-то сохранить. Медленно, очень медленно, из мелочей, эта симпатия выросла в большее.

— Хочешь, я помою посуду?

— Хочу. А что ты хочешь на завтрак?

— Вкусное. И может быть, заведем собаку?

— Конечно, а какую?

И хотя волшебница не любила собак, а герой – возиться в мыльной воде, они привыкли и полюбили и это, и многое другое. И все было хорошо.

…Пока однажды в ним в дом не постучались снова люди в беде. Одни из тех, кто больше не называли волшебницу волшебницей и на кого она была в большой обиде. Ее давно не беспокоили, и вот – снова. Это оказалась та самая дочка мельника, которую волшебница когда-то вылечила. Теперь болели ее дети, а может, внуки. Умоляя, она обещала все что угодно за спасение их жизней, просила пойти с ней. Волшебница не хотела идти – шел дождь, и потом разве эта женщина не называла ее так же, как и все, коротко и зло? Теперь, когда пришел желанный покой, она не хотела его терять. И все же…

Наверное, она просто скучала по своей работе, потому согласилась. Помочь оказалось не так сложно, но это словно прорвало какую-то плотину. Люди стали приходить снова, один за другим и волшебница уже не отказывала… А потом поняла, что с нетерпением ждет следующего просителя. Наконец, она поняла.

За завтраком, просила своего мужа, героя:

— Как это у тебя получается? Как выходит оставаться?

— Я просто больше не слышу, как плачут дети, — сказал он. – Наверное, родился новый герой.

Она кивнула. И когда пришел следующий посетитель, пошла с ним в соседнюю деревню. А в следующий раз еще дальше. А герой оставался ждать.

Каждый раз она уходила все дальше и дальше, и не возвращалась дольше. Но муж ни разу не попросил ее остаться, наверное, потому, что еще помнил, как плачут дети.

Или просто потому, что, живущий для себя, так и не стал чудовищем.

21.05.19