«Фирма «Враг твой» создаст и доставит копию любого человека! Доставка быстро и бесплатно!»

Кнопка пульта едва слышно щелкает и развязного вида знаменитость с большим ртом умолкает.

Глупая реклама, — говоришь ты. Глупая, отвечаю, хотя внутри не соглашаюсь, но многим понравится.

Многим это кому? Мне? Тебе? Это тебе предчувствие так нашептало?

Жалею что рассказала о своих предчувствиях, но теперь ничего не поправишь.

Нет, никаких предчувствий. Мы же давно друзья.

Ну во-о-от, тянешь ты разочарованно, а разве не наоборот – чем дольше дружба, тем больше должно быть знаков?

С этим я тоже не соглашаюсь, зная, что все устроено немного иначе, но как – объяснить не могу. Может дело в том что пять лет дружбы это все же не очень много.

Когда я в первый раз падаю на трассе – и трасса-то тьфу, культурно проложенная по сопкам лыжня и круг по озеру – тебе делается смешно. Мне тоже надо бы посмеяться, но почему-то никак. Зато сразу приходит в голову, что я старше на семь лет и мой путь к увяданию уже начат – мышцы не так гибки, сил меньше, усталость приходит раньше. Она и свалила меня носом в снег.

А в снегу – хищное полосатое перо. Очень красивое. Нахожу повод улыбнуться – если б не падение, осталась бы без трофея. Цепляю его на шапку и езжу так остаток дня. И было много всего, кроме новых падений – заснеженный пенек – сердитый лесной дед, пес Дружок, протянувший лапу – не за кусок котлеты, а так, внезапная в заснеженной тишине музыка Морриконе. Синее небо на снимках, но это потом. Дружба – как зима. Ее скупость дает больше места красоте.

Лето. Мы валяемся на диване в домике при саде и болтаем всю ночь до утра обо всем и ни о чем. Не знала что это не миф и правда можно столько проболтать. Мне приятно, но очень хочется спать.

И вдруг ты говоришь: а интересно что люди делают с теми резиновыми врагами.

Я удивляюсь – почему резиновыми?

Ну искусственными же. А резина дешевая.

Я невольно смеюсь – что можно сделать с таким врагом? Набить чем-то, если пустой. Если нет подвесить и колошматить как боксерскую грушу.

Ты говоришь – как грушу это первое в голову приходит. Так банально. Я бы… не знаю… лицо раскрасила или вообще всё. А ты?

А я не знаю. Мне было б жалко денег даже на дешевого врага.

Ты вздыхаешь: сегодня с тобой скучно. Давай уже спать.

Хотя в окно просится рассвет и конечно войдет. Но я рада твоему предложению.

У меня есть красивые пляжные пледы. У тебя – интересные друзья. Сложить все это – и вот мы валяемся на моих пледах на травке у Тёплого Канала. Он где-то кончается и начинается, но я не знаю, где. Мне и без этого хорошо.

Все плавают туда-сюда, с берега на берег – я болтаюсь у берега.

Не умеешь плавать? – спрашиваешь ты. Давай научу.

И для меня, оставив шумных веселых друзей показываешь и рассказываешь так, что я завидую себе за то, что ты мой друг.

И я правда плыву – ты рядом и страхуешь, и страх — он весь твой а не мой, поэтому мне не страшно.

Переплываем канал.

Но на там берегу ты кидаешься в воду снова и возвращаешься на противоположный берег. Машешь мне рукой и предлагаешь – ну же, плыви!

Но я не могу. Никто не страхует и от страха я забыла, как плыть.

Смотри, если не переплывешь, мы сейчас уйдем.

И правда, они сворачивают мои пледы и идут куда-то.

Я не понимаю. Стою босиком на траве – вокруг все тоже в основном босые, но моя одежда на той стороне Канала.

Не понимаю. Поворачиваюсь в одну сторону, в другую. Где кончается Канал? Есть ли мост? Выбираю направление вверх по течению. Иду.

Оказалось – не мост, а дамба. По ней перехожу на другой берег, одеваюсь. Тебя нигде нет. Ну ладно. Может, встретимся во дворе.

Вода разная как дружба. Канал медлительный, почти сонный. Море большое, оно вне каких-то определений. По крайней мере ночью. Луна создает дорожку на воде и тишину. Море дает шумную ноту. Мы с другими людьми, которых не знаем, сидим на горе памяти Цоя и поем его песни. Это красиво. Ничто не может нам помешать. Я тоже пою. Ты забываешь слова и я вместе с тобой.

Потом кто-то решивший спустится с горы не замечает меня и сильно пинает в бок. Больно. Я сгибаюсь, охватывая ребра руками. Тот извиняется, уходит. Ты словно не видишь – теребишь меня. Пой. Мне одной скучно.

Я пережидаю боль и пою. В конце концов ребра же не сломаны.

Но потом мне хочется напомнить тебе тот случай на Канале. Рассказать о том что быть брошенным – больно, ведь я-то не резиновая. Но ладно. Та боль почти прошла, а бок все еще болит.

Иногда мы обсуждаем книги и фильмы. Любим разное. Ну, я никогда не хотела, чтоб нам нравилось одно. Это неправильно. Скучно, да.

Но однажды ты говоришь — у тебя же есть видеокамера? А у меня есть идея.

Мне твоя идея не нравится – идти и снимать чью-то свадьбу. Я не профи.

Но ты же хорошо снимаешь!

Может быть. Но мне не десять лет чтоб попасться на похвалу.

Или ты просто боишься?

…или на «слабо».

Ну если хочешь, тебе даже заплатят!

Почему даже? За работу должны платить всегда.

Ты начинаешь дуться.

С тобой опять скучно. Пойду к друзьям. А передумаешь – звони, свадьба тридцать первого.

Уходишь. И мне вдруг думается что тебя не очень интересуют не только мои книги, но и я сама. Или твое понятие дружбы вмещает другие вещи. Почему-то они кажутся мне большими и угловатыми.

Неприятная реклама снова звучит. Мне уже не неприятно. Правда интересно, что можно сделать с искусственным врагом. Может и не резиновый, но даже резина – прочный материал. Почти вечный. Вот купишь себе такого врага, и будет он в доме стоять и мешаться. Если сразу не порвешь, порежешь, раскромсаешь, выкинешь. В итоге же ополчишься не на человека, чье лицо у куклы, а на куклу.

Но может так и лучше.

Мы сидим в компании твоих друзей. Твои – они же и мои. Всего двое. За окнами метет, мы накатались по лыжне до упада. Правда, я все же старалась больше не падать.

Всем весело. Тем для разговора много. Вот например – а пойдемте играть в бильярд?

Все хотят этого бильярда, но не я. Вы идите, я отдохну.

Ну ладно, дверь стулом запри, замок же выломан.

Слегка не повезло с гостевым домиком. Когда мы приехали, остальные были заняты. Но стулом и правда можно запереться, вставив его в ручки-скобы.

Но вот предчувствие… мне хотелось кричать тебе вслед, просить остаться.

Не попросила.

Я так устала, что забыла о них, этих трех людях… Тройка скучных мужчин с женами, которые, в отсутствии жен, пытались обратить на нас свое внимание. Разными способами. Ты смеялась, твои друзья тоже. Я не могла. Совсем не смешные намёки и пошлости.

И вот сейчас кто-то из них или все трое пришли и стучат. А в двери стул. Это надежно.

Надёжно? Я слышу как падает стул и успеваю запереться в одной из комнат и даже выключить свет. Дверь на шпингалете ходит ходуном – кто-то дергает с той стороны. Держу ее руками. Мне страшно.

И еще страшнее от голосов снаружи, которые обсуждают то, за чем пришли. И как получить это и только это, без наказания. Думала, мне не может быть страшнее.

Но я резина. Черная и растяжимая. В меня поместится много всего и найдется место для еще большего.

Они знают, что кто-то тут есть, ведь стул висел на дверях изнутри.

Но они не знают, где. И кажется, недостаточно пьяны чтобы быть слишком целеустремленными. Или недостаточно трезвы.

Они уходят.

Я выхожу не сразу. Но выхожу. Подбираю стул, уже меня предавший, и запираюсь. Всё.

Нет, не всё. Возвращаешься ты с друзьями. Вы весело провели время.

Что с тобой?

Пока вас не было, приходили эти.

Рассказываю.

Ты возмущаешься: сейчас пойду ругаться к начальнику дома отдыха!

Я благодарна. Тебе не все равно.

Чтобы исключить повторение визита, мы идем ночевать в домик к еще одному твоему другу. Он замечательный. С ним тепло. Он отвлекает меня разговорами и я даже соглашаюсь отвлекаться.

О, тебе лучше, радуешься ты. Слушай, скучно. У тебя же есть с собой всякие прикольные тесты типа «какое у вас было бы прозвище в средние века»?

И вот именно тут почему-то все падает, падает, падает. Нет, я все еще сижу и даже не говорю грубостей. Просто не отвечаю. Делаюсь еще скучнее. Бесполезнее. И тем заслуживаю право пойти на свою койку и отвернувшись от всех сделать вид что сплю.

Попытки уснуть – резина, которую можно тянуть до бесконечности. До утра.

А утром твой друг сажает нас в машину и мы едем домой. Звучит красивая попса. Мы больше не разговариваем. Что-то резиново поскрипывает, может, обивка сидений. Я думаю об искусственном враге. Как легко и естественно им стать, если дружба – ненастоящая. Или если ты допускаешь искусственное, хоть для того чтобы порадовать друга. Или если он не понимает, что слово «нет» не резина и не растянется и не вместит в себя ничего больше.

Нет — это нет и для меня. Я отказываюсь искать виноватого, но потакаю новому предчувствию: мы с тобой больше не увидимся.

Ах да, враг оказался не резиновым и не врагом. И доставка действительно бесплатная.

16.09.19