Вечер. Тихий гаснущий свет, с неуловимым переходом его в полную тьму. Мысли-слова, вопросы-ответы, вне тьмы, вне света в каком-то смысле даже вне времени.
— Все говорят — надо верить. А почему надо?
— Не могу ответить. Не знаю. «До-вер-ие». «У-вер-енность». «Вер-ификация». Вера — просто корень. Он и нужен как корень. За корни можно удержаться.
— Ну вот, а говоришь — «не знаю». Про любовь не спрашиваю. Бесполезно. Она слишком… просто слишком. Иногда до боли. А боли никто не любит…
— У тебя выходит, что никто не любит любовь.
— Все варианты возможны. Вар-ианты. Почему не «вер»? Сюда бы подошло… Но скажи, а что с надеждой?
— А что с ней?
— Почему она высвобождает место для чего-то еще? Как только появляется этот просвет — всё, новые мысли, новые желания. Мир словно тоже делается новым. Как?
— Это два разных вопроса. Но ты уже ответил сам. Возможны все варианты. Придумай, как. Напиши, почему. Это в конце концов именно твой просвет.
Два голоса в моей голове. Два инструмента, помогающих разобраться в чем угодно. Две меня. Алиса была права. Беседа каждый раз получается очень интересная. Нужна лишь тишина.
Утро. Обещает так много, что не знаю, чего просить сверх.
Нет, знаю. Пусть еще один день будет не только у меня.
Речь даже не о любви — или не только о ней. Речь о том, как не хочется взрослеть, признавая, что все однажды кончается.
«Я почти ничего не боюсь.
Это небо и это мой блюз
Отрицания смерти».
Беречь себя — надо. И что-то в себе. Но когда не можешь сберечь другого, всё своё превращается или в пустоту, или в горькую воду, которую будешь пить еще долго. Но это не мертвая вода. Хотя и не живая. Я не знаю, какая.
«Я конечно же с чем-то смирюсь,
Но звучит несмолкающий блюз
Отрицания боли».
Меня сегодня спросили — я хочу, чтобы, «если что» мне было не в чем себя упрекнуть, или результата. Странный был вопрос. Но точно так же я бы и сама себя спросила. В этом вопросе есть надежда.
— Бог, — сказал однажды Человек, у которого было все. – Я хочу разобраться. Во мне так много всего, многое, уверен, я никогда не увижу воочью. Но я хочу знать себя, и знать хорошо.
— Чтобы узнать и увидеть, надо всего лишь жить, — ответил бог. – Просто попробуй. И, если помнишь, ты уже пробовал, когда был ребенком.
— Это другое, — отмахнулся Человек. — У меня были лишь игрушки. Раскрашенная пластмасса и и ткань. Сейчас все настоящее.
— Интересно, почему ты решил, что во взрослой жизни нет пластмассы? Все зависит от того, кто начинает игру. У одного куклы превращаются в людей, у другого — люди в кукол. Один делает чудо из ерунды, другой чудо — ерундой. Иногда даже мне удивительно, как это у вас получается. Впрочем, каждый познает себя, как умеет, даже занимаясь ерундой.
Человек сначала нахмурился, а потом рассмеялся.
— Что ж, пластмасса тоже бывает нужна — попытаешься откусить пластмассовое яблоко и после него настоящее кажется слаще. Но где мне найти зеркало, и не пластмассовое, в котором я смог бы увидеть настоящего себя?
— В людях, конечно. Вы все зеркала и отражаете друг друга. Но ты прав, пластмассовые тоже будут и не всем стоит верить…
— А ты — ты тоже зеркало? — перебил Человек — тот, у кого есть всё, часто нетерпелив. — А может, ты чудо или ерунда?
— Все зависит от твоей нужды. Когда я не нужен тебе — я ерунда. Если нужен особенно — чудо. А зеркало — да, я и это, но отражаю прошлое, потому что ты придумал меня вчера, и сегодня тебе нужен совсем другой бог. Но выдумка не может меняться. Человек — может. А когда нет — он тоже просто выдумка, вздор.
Человек подумал и кивнул:
— И мне кажется, это даже хуже пластмассы, которая хоть для чего-то бывает нужна.
И так они говорили, бог и его человек, на заре мира или на его закате, ведь разговаривать — тоже способ узнать себя лучше.
Михаэль Энде — немецкий писатель, автор замечательной «Бесконечной книги»
Часы Судного Дня — циферблат, на котором ученые-атомщики Чикагского университета периодически обозначают движением большой стрелки к цифре 12 или от нее, как близок по их мнению мир к ядерному Армагеддону.
Наверное, новое. Давно хотела попробовать «второе лицо» и повествование в настоящем времени. Но вот реализм стал для меня новостью, я же честно пыталась вписать фантдоп с доставкой врага на дом! Фигушки.
Работа финального дня.
Вечер. Тихий гаснущий свет, с неуловимым переходом его в полную тьму. Мысли-слова, вопросы-ответы, вне тьмы, вне света в каком-то смысле даже вне времени.
— Все говорят — надо верить. А почему надо?
— Не могу ответить. Не знаю. «До-вер-ие». «У-вер-енность». «Вер-ификация». Вера — просто корень. Он и нужен как корень. За корни можно удержаться.
— Ну вот, а говоришь — «не знаю». Про любовь не спрашиваю. Бесполезно. Она слишком… просто слишком. Иногда до боли. А боли никто не любит…
— У тебя выходит, что никто не любит любовь.
— Все варианты возможны. Вар-ианты. Почему не «вер»? Сюда бы подошло… Но скажи, а что с надеждой?
— А что с ней?
— Почему она высвобождает место для чего-то еще? Как только появляется этот просвет — всё, новые мысли, новые желания. Мир словно тоже делается новым. Как?
— Это два разных вопроса. Но ты уже ответил сам. Возможны все варианты. Придумай, как. Напиши, почему. Это в конце концов именно твой просвет.
Два голоса в моей голове. Два инструмента, помогающих разобраться в чем угодно. Две меня. Алиса была права. Беседа каждый раз получается очень интересная. Нужна лишь тишина.
Гармония ритма и смысла… ритм почему-то особенно зашел, словно пробил брешь, куда смогли войти слова.
Задание последнего дня челленджа.
Гражданская оборона — Русское поле экспериментов
или
Глюк — Орфей и Эвридика
(так как первая композиция очень специфическая)
«Для того чтоб услышать себя, нужны молчаливые дни».
Работа восьмого дня.
Утро. Обещает так много, что не знаю, чего просить сверх.
Нет, знаю. Пусть еще один день будет не только у меня.
Речь даже не о любви — или не только о ней. Речь о том, как не хочется взрослеть, признавая, что все однажды кончается.
«Я почти ничего не боюсь.
Это небо и это мой блюз
Отрицания смерти».
Беречь себя — надо. И что-то в себе. Но когда не можешь сберечь другого, всё своё превращается или в пустоту, или в горькую воду, которую будешь пить еще долго. Но это не мертвая вода. Хотя и не живая. Я не знаю, какая.
«Я конечно же с чем-то смирюсь,
Но звучит несмолкающий блюз
Отрицания боли».
Меня сегодня спросили — я хочу, чтобы, «если что» мне было не в чем себя упрекнуть, или результата. Странный был вопрос. Но точно так же я бы и сама себя спросила. В этом вопросе есть надежда.
«Тишина приравняет к нулю
Что угодно, но только не блюз
Отрицания страха».
Да, вот о чем надо было просить утро.
О надежде.
чудеса рядом… стоит немного приболеть и понимаешь, какое чуждо, например, свободно дышать.
Задание восьмого дня.
Сергей Бабкин — ТУК-ТУК
Берегите в себе...
Работа шестого дня.
— Бог, — сказал однажды Человек, у которого было все. – Я хочу разобраться. Во мне так много всего, многое, уверен, я никогда не увижу воочью. Но я хочу знать себя, и знать хорошо.
— Чтобы узнать и увидеть, надо всего лишь жить, — ответил бог. – Просто попробуй. И, если помнишь, ты уже пробовал, когда был ребенком.
— Это другое, — отмахнулся Человек. — У меня были лишь игрушки. Раскрашенная пластмасса и и ткань. Сейчас все настоящее.
— Интересно, почему ты решил, что во взрослой жизни нет пластмассы? Все зависит от того, кто начинает игру. У одного куклы превращаются в людей, у другого — люди в кукол. Один делает чудо из ерунды, другой чудо — ерундой. Иногда даже мне удивительно, как это у вас получается. Впрочем, каждый познает себя, как умеет, даже занимаясь ерундой.
Человек сначала нахмурился, а потом рассмеялся.
— Что ж, пластмасса тоже бывает нужна — попытаешься откусить пластмассовое яблоко и после него настоящее кажется слаще. Но где мне найти зеркало, и не пластмассовое, в котором я смог бы увидеть настоящего себя?
— В людях, конечно. Вы все зеркала и отражаете друг друга. Но ты прав, пластмассовые тоже будут и не всем стоит верить…
— А ты — ты тоже зеркало? — перебил Человек — тот, у кого есть всё, часто нетерпелив. — А может, ты чудо или ерунда?
— Все зависит от твоей нужды. Когда я не нужен тебе — я ерунда. Если нужен особенно — чудо. А зеркало — да, я и это, но отражаю прошлое, потому что ты придумал меня вчера, и сегодня тебе нужен совсем другой бог. Но выдумка не может меняться. Человек — может. А когда нет — он тоже просто выдумка, вздор.
Человек подумал и кивнул:
— И мне кажется, это даже хуже пластмассы, которая хоть для чего-то бывает нужна.
И так они говорили, бог и его человек, на заре мира или на его закате, ведь разговаривать — тоже способ узнать себя лучше.
Или прошлое. порой оно кажется именно таким.
да, иногда — никак…
Полнолуние…
даже слишком мой и слишком конкретно))
не легенда, просто праздник.
Темы седьмого дня.
Сплин — Пластмассовая жизнь
«Прожить жизнь можно двумя способами. Один способ — думать, что чудес не бывает. Второй — думать, что все происходящее есть чудо»
мы исчезаем, но перед этим успеваем что-то посеять… хорошо если доброту, не злобу, хотя добрым жить труднее.
спасибо
Спасибо Очень простые стихи на самом деле.
Моя работа шестого дня.
60-е
Ощущаю себя в начале шестидесятых.
Пахли ночи свежее, но опьяняли дни.
Было много своих там идолов и распятых,
Но добрее мы к ним, а может и к нам – они.
Были живы Высоцкий, Энде и Маркес тоже,
Без двенадцати ночь на курантах Судного Дня.
Был по-своему век тот странен, жесток, тревожен…
Анекдоты и хроники не убедят меня,
Что не стоило так — слишком ярко, наивно, прямо,
Если драка – то в кровь, перемирие – напоказ.
И конечно же Вудсток не зачеркнет Вьетнама
Но ведь было не только это и в них, и в нас.
И осталось не только выдохнуть, выбыть, спиться,
То слоняясь в аду, то теряясь на небесах.
Но Высоцкому, Маркесу, Энде вновь не родиться
А без этого полночь на судных моих часах.
17.09.19
— — —
Михаэль Энде — немецкий писатель, автор замечательной «Бесконечной книги»
Часы Судного Дня — циферблат, на котором ученые-атомщики Чикагского университета периодически обозначают движением большой стрелки к цифре 12 или от нее, как близок по их мнению мир к ядерному Армагеддону.
Эта «тяжелее: но минимум деталей делает ее очень эффектной. Лаконичность цвета и образов и все вместе — такой вот мир-шар который можно взять в руки.
Работам я рада в любой момент
Какая полупрозрачная похожая на сон картина! Замечвтельно!
Шестой день.
Ella Fitzgerald & Louis Armstrong — Summertime
«Не имея возможности жить вечно, мы имеем возможность (...)»
И спасибо всем, кто со мной! С вами очень креативно и просто тепло.
Наверное, новое. Давно хотела попробовать «второе лицо» и повествование в настоящем времени. Но вот реализм стал для меня новостью, я же честно пыталась вписать фантдоп с доставкой врага на дом! Фигушки.
спасибо. Это просто Полнолуние.