А кто-то там…

А вечер плыл бокально-задушевно…

В момент лобзаний пешек и тузов, когда лягушка кажется царевной, а воробьи топорщатся в орлов, когда со всеми все на всё согласны и в каждом расцветает патриот, под общий хохот пьяный одноклассник всенепременно вспомнит анекдот как Ромка Ворон выдал на диктанте, по вечной теме «Кем хочу я быть», сказал — отрезал, быть хочу Атлантом, не до бабла, карьеры и женитьб, когда качает небо, едет крыша, кому-то надо свой подставить горб…

А сам шкильда шкильдой, в очках и рыжий, и чёлка по-смешному на пробор.

И кто-то выдрав морду из салата, толкнёт щербатой рюмкой небосклон, за чудиков, побривших лоб в солдаты, за «Ворона», за сбитых влёт ворон.

А вечер плыл под тосты и беседы. С нетрезвых глаз привиделось впотьмах, что кто-то там поддерживает небо и этот кто-то — рыжий и в очках.

Снежная стрекоза

Прилетай ко мне, милая стрекоза,

не смотри, что короток день, зима

и мороз, и от снега слепит глаза,

и красиво так, что нельзя сказать,

потому что слово — дитя ума,

это слёзы от чувств, да и то — не все.

Прилетай, мой ангел прозрачный. Суть

волшебства — ты знаешь: когда в росе

отразятся солнца лучи, присесть,

оттолкнуться — и крылья тебя несут

над сугробами, как над водой ручья.

По стеклу окнá бликов горсть рассыпь

Полыхни, как солнечная печать,

задрожи слезой на конце луча,

будь со мной, плевать, что хрипят часы…

Мир затихнет между «сейчас» и «здесь»,

Только блеск слюды твоего крыла —

Ты мечта, распятая на кресте,

Я ещё кричу — всё равно ты есть!

Я заплáчу — всё-таки ты была.

Ну, оно да… Опять же, это слова лирического героя, автор может иначе считать

в фа-диез миноре

— Ты понимаешь, она такая, что раз увидел — пропал навек…

А Ева ночью тайком вздыхает, и жалко Еву — ведь человек!

Старик, прости, что присел на уши, достал нелепым своим нытьём,

но кто ещё это станет слушать? В Раю нельзя вспоминать её.

Она, бывало, Отцу дерзила, ни в грош не ставя Его Закон,

но был огонь в ней… была в ней сила! За что её Он и выгнал вон.

Да, Ева мягче, добрей и лучше, я с ней спокоен — не рвётся нерв.

Ночные шторы, на всякий случай, пошила Ева «от разных стерв».

Но в темноте, как зарницы вспышка, сверкнёт улыбка, лукавый взгляд,

и я опять этим взглядом выжжен, и счастлив им же… и им распят.

Спасибо, брат, что молчишь, не споришь и не советуешь чёрт-те што,

мурлычешь мне в фа-диез миноре… Пушистый, мягкий. Ты, кстати, кто?

Кота пошлите!

Грипп, как чума! Пришёл на оба дома —

Болеют все и некому лечить.

А где же Ангелы, что были так готовы

Прийти на помощь, победить ковид?

— Держитесь там! — Кричали с поднебесья,

— Мы молимся не покладая крыл!

И мысленно мы с вами… Райской песней

Воздействуем на жар, чтоб он остыл!

У нас ведь дел, помимо вас, по горло,

В Эдеме посевная в полный ход,

Самим тут крыльев не хватает… сорри,

А грипп — фигня, он как-нибудь пройдёт.

Мы всесторонне и неперестанно

За вас болеем ангельской душой,

Но нам в аптеку бегать не пристало,

Кота пошлите — Кот же не больной!

в последний день

над озером взлетает королёк а там гляди и вечер недалёк

заваришь кофе чёрный словно дёготь

над горизонтом плешь голубизной и тучи нависая над тобой

протягивают к солнцу острый коготь

мой сад плывёт навстречу декабрю закатный диск подобен янтарю

висит над потемневшею рекою

пылает листьев пурпурный костёр они живут еще наперекор

мечтам зимы о снеге и покое

где расцветали лица хризантем теряет очертания эдем

иль просто заурядная квартира

смотри как осыпаются цветы и с ними вместе умираешь ты

в последний день от сотворенья мира

Иллюстрация автора: