ОффтопикДоброго дня тебе, разлюбезнейшая моя бабулечка Ефросинья! С величайшим к тебе почтением — внучка Евдокея! У нас все хорошо, только больно уж работы в последнее время прибавилось. И, кажется, двадцать первый век — век высоких технологий, ан нет: все их в темноту потустороннюю гонит! Да сядь ты за монитор тот бесовский (хотя Ванька категорически отрицает свое к нему отношение!), пообщайся с миром, да успокойся! И тебе весело, и нечистикам работы поменьш будет! Нет! Прутся! Давеча Агрипинина смена была, так она такое понарассказывала! Кончики ушей краснеют, не то, что рожки! Собралось их восемь штук в бане и давай, говорит, куралесить! Ну, свечки жгли, то ладно. Но что чертовки удумали!!! (Хотя наш Иннокентий Афанасьевич категорически отрицает их причастность к их древнему роду!) Штаны свои джинсовые посдирали, да попы в окна повысовывали. Мол, коль погладит рука гладкая — муж будет тилегент, коль шершавая — работяга, значит! Как увидала Агрипина попы голыя с банных окон, живо их огладила хворостиной! От уж орали бесовки!!! (Ванька и тут категорически родство отрицает и ругает меня всякими словами, когда я так их называю).
Бабуля, ты у нас святочница опытная, так ответь нам — обучающимся — на один вопрос: чего им людям все неймется? Каникулы же у них, так устроили бы и нам каникулы! Или они думают, что нечистикам отдыхать не положено? Ванька уже четвертые сутки не спал. Все девкам через зеркала суженным является. Одну так чуть не приволок к нам позавчерась. Хорошо, что Агрипина среагировала, на девку «Чур тебя!» взвизгнула. Ванька, правда, дулся на нас часа три. Но потом ничего, отошел. Один раз даже меня в зеркала взял. Ой, бабуль! Как они забавно пищат, девки-то! Уж мы с Ванькой и хохотали!
А сегодня, бабуль, моя смена. Первая. Хоть бы в зеркала не полезли, я еще мало так о них знаю. Пусчай воском в воду капают — я им козюлек наверчу. Разбирают потом, кому чего повыпадало! Ванька вон настаивает, чтобы я им крестов наворотила. Только я супротив: чего зря девок на наш свет гнать, правда? Ой, волнуюсь. Скорее бы уж святки эти закончились. Там Иннокентий Афанасьевич итоги подведет и на следующий год нас переведет. А что там до Купалы нам делать останется? Теорию учить? Так то не накладно!
На сим, бабулечка милая, прощаюсь. Смена подходит. Желаю тихих полнолуний и веселых шабашей! Навеки твоя непутевая святочница — внучка Евдокея.
ОффтопикНаливайко натянул на правую ногу носок. Большой палец четко обозначил глобальную проблему в виде дыры, в которую он преспокойненько проскользнул, норовя захватить с собой соседний. Соседний влез в дыру наполовину.
— А огурцы у неё знаш какие? Оооо!!! Не чета твоим. Хрустящие! Закусвай да радувайся жизни! Чесночинка там. Водку, видно, добавлят. Чтоб хрустели. А ты…
Нюрка молчала.
Наливайко натянул второй носок. Тот оказался целым. Пошевелив правыми голыми пальцами и оглядевшись в поисках брюк, Андрюха продолжил:
— А перцы! За перцы я душу ей и тело в рабство на веки вечные продам! Тебе и не снились такие перцы! Ты за всю свою жисть таких не закатаешь!
Натянул брюки, сглотнул слюну и продолжил:
— Короче! Ухожу я от тебя. На развод подам сам. Могешь быть свободна!
Последнее резкое «а» потонуло в тишине. Только слышно было, как за окном кудахчут тихо наседки, да бьется в кухонное окно муха.
Нюрка молчала.
Наливайко выглянул в залу.
Нюрка, согнувшись в три погибели, драила пол за диваном. Из-за него выглядывала только супружеская корма, колыхающаяся в такт непонятным для его — Наливайкиного — сознания движениям. Он, осторожно ступая по мокрым доскам, заглянул за диван. Веселая Нюрка дергала не только кормой, но и головой, беззвучно подпевая звездам какой-то там эстрады и энергично махая дряхлой мешковиной в разные стороны.
Нюрка была в наушниках.
Наливайко стоял в нерешительности до тех пор, пока упругие Нюркины прелести не уткнулись в его естество…
— Чего тебе? — Нюрка сняла наушники. — Эээээ… День же! Отстань, Ирод окаянный!
…И снились в ту ночь Наливайко хрустящие соленые огурчики. С чесночком. И перчики. На тарелке уложенной свеженьким салатом. И текли слюни по бороде, и тянул к ним руки Андрюша, и почти дотянулся, да…
— Ээээ… Может хватит! Ночь глубокая. Спи уже! Завтра вставать рано…
Бабуля, ты у нас святочница опытная, так ответь нам — обучающимся — на один вопрос: чего им людям все неймется? Каникулы же у них, так устроили бы и нам каникулы! Или они думают, что нечистикам отдыхать не положено? Ванька уже четвертые сутки не спал. Все девкам через зеркала суженным является. Одну так чуть не приволок к нам позавчерась. Хорошо, что Агрипина среагировала, на девку «Чур тебя!» взвизгнула. Ванька, правда, дулся на нас часа три. Но потом ничего, отошел. Один раз даже меня в зеркала взял. Ой, бабуль! Как они забавно пищат, девки-то! Уж мы с Ванькой и хохотали!
А сегодня, бабуль, моя смена. Первая. Хоть бы в зеркала не полезли, я еще мало так о них знаю. Пусчай воском в воду капают — я им козюлек наверчу. Разбирают потом, кому чего повыпадало! Ванька вон настаивает, чтобы я им крестов наворотила. Только я супротив: чего зря девок на наш свет гнать, правда? Ой, волнуюсь. Скорее бы уж святки эти закончились. Там Иннокентий Афанасьевич итоги подведет и на следующий год нас переведет. А что там до Купалы нам делать останется? Теорию учить? Так то не накладно!
На сим, бабулечка милая, прощаюсь. Смена подходит. Желаю тихих полнолуний и веселых шабашей! Навеки твоя непутевая святочница — внучка Евдокея.
Символов с пробелами: 2363
— А огурцы у неё знаш какие? Оооо!!! Не чета твоим. Хрустящие! Закусвай да радувайся жизни! Чесночинка там. Водку, видно, добавлят. Чтоб хрустели. А ты…
Нюрка молчала.
Наливайко натянул второй носок. Тот оказался целым. Пошевелив правыми голыми пальцами и оглядевшись в поисках брюк, Андрюха продолжил:
— А перцы! За перцы я душу ей и тело в рабство на веки вечные продам! Тебе и не снились такие перцы! Ты за всю свою жисть таких не закатаешь!
Натянул брюки, сглотнул слюну и продолжил:
— Короче! Ухожу я от тебя. На развод подам сам. Могешь быть свободна!
Последнее резкое «а» потонуло в тишине. Только слышно было, как за окном кудахчут тихо наседки, да бьется в кухонное окно муха.
Нюрка молчала.
Наливайко выглянул в залу.
Нюрка, согнувшись в три погибели, драила пол за диваном. Из-за него выглядывала только супружеская корма, колыхающаяся в такт непонятным для его — Наливайкиного — сознания движениям. Он, осторожно ступая по мокрым доскам, заглянул за диван. Веселая Нюрка дергала не только кормой, но и головой, беззвучно подпевая звездам какой-то там эстрады и энергично махая дряхлой мешковиной в разные стороны.
Нюрка была в наушниках.
Наливайко стоял в нерешительности до тех пор, пока упругие Нюркины прелести не уткнулись в его естество…
— Чего тебе? — Нюрка сняла наушники. — Эээээ… День же! Отстань, Ирод окаянный!
…И снились в ту ночь Наливайко хрустящие соленые огурчики. С чесночком. И перчики. На тарелке уложенной свеженьким салатом. И текли слюни по бороде, и тянул к ним руки Андрюша, и почти дотянулся, да…
— Ээээ… Может хватит! Ночь глубокая. Спи уже! Завтра вставать рано…
Символов с пробелами: 1800