Тонкое искусство самообмана

Тонкое искусство самообмана

Способность сопереживать, даже зная, что всё не взаправду, удивительна. Когнитивная ошибка или эмпатическая фича человеческого ума превращает очевидный обман в увлекательное путешествие. За исключением нескольких однокадровых шедевров, фильм смонтирован из абсолютно разных частей, которые превращаются в связанный нарратив непосредственно у тебя в голове, хотя довольно странно поверить, что только вот герою было 10 лет, и вдруг он усатый с винтовкой на войне; только что спортсмен позорился на тренировочной базе, и вот он уже в четвертьфинале мирового первенства на другом конце света; а тут скучающая домохозяйка попросила специалиста почистить бассейн и вдруг…

Но есть вещи в мировом кинематографе, которые вместо доверия и принятия вызывают лишь недоумение и всё новые вопросы:

Почему среди великих и признанных режиссеров полно политически активных левых и ультралевых, но нет ни одного правого (не считать же Михалкова за режиссера)?

Почему единственного культового истинно религиозного режиссера (Тарковского) взрастили в насквозь атеистическом Советском Союзе (не считать же Мела Гибсона за режиссера)?

Как один и тот же человек может снять «Упражнения в прекрасном» и «Непосредственно Каха» теми же руками, с теми же глазами; а другой странный парень сразу после вдохновенного «Джокера» позорный «Джокер 2»? Да почти у каждого в фильмографии найдется такой невнятный провал, что испанский стыд прожигает виски именно тебе, а автор самовлюбленно отмахивается от всех неудобных вопросов и разгромных рецензий.

Почему фильм, который показывает правду жизни, обзывают «чернухой» (и его никто не смотрит), а тот, что льет сивушную патоку в глаза и уши, любовно нарекли «романтикой» и «мело(дичной) драмой» и облизывают дружно всем человечеством?

Герой фильма «Я, робот» часто чихал, потому что у него была аллергия на чушь. Видимо, в особых случаях это заразно прямо через экран. И избавиться от навязчивой реакции можно только одним способом: въедливым анализом сюжета прямо до надуманной концовки и дальше, складывать заброшенную мозаику самостоятельно: что случится после титров.

Роберт Земекис «Назад в будущее»

Пресловутая машина времени — идеальный и единственный инструмент для решения сразу двух заветных желаний: заглянуть в будущее и изменить прошлое.

Относительно первого: до сих пор умиляет наивная вера авторов, что за 30 лет человечество шагнет в новую технологическую эпоху, когда на деле за этот срок меняется только мощность компьютеров и дизайн телефонов.

Касательно же второго: слепое доверие тому, что ты определяешься своим прошлым, делает невозможным сознательное взращивание будущего. Ум постоянно находится в пространстве собственного готового нарратива, который чертит простую, но строго взаимосвязанную, линию событий, где предыдущие ивенты полностью детерминируют последующие. Более того, даже только один старый поступок может полностью поменять твою личность и окончательно перенаправить судьбу. И не надо каждый день биться за свое будущее — нить уже сплетена, решающий выбор сделан, а новенький джип отполирован дважды.

Одна проблема — умственных способностей человека не хватает, чтобы заранее просчитать последствия жесткого вмешательства в свой незавидный удел. В первой же сцене мы видим, как человек не может совладать даже с собственной техникой и простейшими изобретениями, когда автоматы Дока завалили пса консервами, а Марти рвет колонки с усилителем; это и станет основным лейтмотивом франшизы.

Сквозь неисчислимое количество логических нестыковок герои уверенно скачут из века в век, но только убеждаются в очевидном. Итоговый вывод: адскую машину необходимо уничтожить! Сделано! Но что это? Шлагбаум закрывается, колокольчик «динь-динь» и возникает киберпанковый паровоз времени, а у Дока уже пара детей. Э-э-э, хэппи-энд?

Что случилось после титров

Не совсем. Герои лукавят. Всё, что они говорят, дескать, нельзя принудительно менять свою судьбу; но всё, что они делают, это подгоняют будущее под себя.

Но если в твоем роду одни чмошники, стоит ли мотаться по трем столетиям и решать их вопросы за них самих? Ведь даже если ты спас кого-то один раз, ты же не можешь прожить за него всю жизнь. И не сегодня так завтра этот неудачник снова всё запорет. Так, может, каждое поколение само в ответе за свои невзгоды, и не стоит отсылать всех к Ярославу Мудрому за советом?

Да и Клара таки должна была умереть в этом ущелье, названном в ее честь, когда она вернулась туда во второй раз и почти сверзилась с паровоза. В этом была бы своеобразная кармическая красота.

Но нет. Никакой изящной петли, никакой согласованности. Попытки переписать свое прошлое как наркотик — герои не могут остановиться. Даже после титров мечутся по столетьям, вмешиваются во все возможные ивенты. Конечно, из благих намерений — искоренить несправедливость, спасти от гибели. Но ком необратимых изменений нарастает, противоречия множатся, параллельные реальности плодятся и отпочковываются.

Док предупреждал о глобальном парадоксе, способном уничтожить вселенную. Вот и доигрались. Но всё обошлось, схлопнулась лишь одна галактика. В оставшихся миллиардах никто ничего и не заметил.

Возможно, чудом выжила одна из параллельных вселенных, созданных этой вакханалией. Например та, где Биф создал империю зла на ставках (она так похожа на нашу, где ошарашивающий успех подонков типа Трампа можно объяснить только машиной времени либо иным фантастическим абузом). Ставки — это вообще большое зло. Или та, где Марти разошелся с Дженнифер (ее слишком сильно напугали прыжки по столетиям и встречи с самой собой морщинистой и пожухлой), со зла основал «Нирвану» вместо Курта Кобейна, а затем на пике карьеры вышиб себе мозги из винтажного ружья 19-го века.

Но больше вопросов вызывает не продолжение, а неизвестная предыстория: как получилось, что странный дед трется со школьником, и ни у кого это не вызывает никаких сомнений? Допустим, в те времена и не слыхали о педофилах; допустим, что всё это вовсе невинно, но тем не менее: как они познакомились? Как подружились? Марти не тихий, забитый нерд, зубрящий физику — такой бы заинтересовался локальным загадочным ученым. Нет, он самоуверенный музыкант, задиристый лихач, успешный в общении с девушками. Но почему-то тянется к полоумному деду. Может быть, это уже не оригинальная история? А Док изменил время, чтобы жить в мире, где у него есть доступ к смазливым подросткам? Или он хочет основать свою секту пожирателей времени, чтобы уничтожить Вселенную, в которой его научный гений не был признан, и заманивает в нее наивных юных адептов?

Но это была бы уже совсем другая, совсем недетская история.

А.Серый, Г.Данелия «Джентльмены удачи»

В основе сюжета легко читается наивная левацкая идея о перевоспитании преступников (по оригинальной задумке править должен был кондовый милиционер). Соцреализм как единственно разрешенный жанр в советском искусстве был глашатаем антинаучной концепции «чистой доски/tabula rasa», отрицающей генетику как «буржуазную» науку и утверждающей, что только среда формирует человека, и каждого можно перекроить как угодно, было бы время, желание и достаточный ресурс.

Трошкин — идеальный кандидат для такой операции: в далеком прошлом ветеран войны, а сейчас: кризис позднесреднего возраста, жизнь вдвоем с мамой, ни жены, ни детей, унылая однообразная работа, что его вообще могло удержать от авантюры? Год за годом одно и то же: приплелся из детсада, мамка накормила ужином, сел смотреть телик, опять какой-то дурацкий фильм про шпионов, ночью от недостатка движения и нагрузки на нервную систему сплошные кошмары, которые всё равно интереснее резкого пробуждения в холодное хмурое утро и всех возможных продолжений в течение дня.

Упорядоченный минималистический советский быт, бесперспективность, единообразие и скука VS блатная романтика, приключения, круглосуточный выживач, самоутверждение в агрессивной среде. Может сложиться впечатление, что это противостояние шуточное («Украл, выпил — в тюрьму!»), но на самом деле это и есть главный конфликт не только фильма, но и авторов: благопристойного Данелии и совершенно отбитого, неприкаянного Серого.

Режиссер сам отсидел за безобразную драку, в результате которой превратил невинного человека в инвалида, и по сценарию понятно, с кем из двойников он отождествлял себя (режиссер Александр Серый — «Доцент» Александр Белый). В реальности он может только усмехаться наивности и чистоте своих эпизодических персонажей, обычных советских людей: сейчас на вопрос «а ты кто?», заданный мужику в бабских шмотках, очевидным ответом будет не «вор он», а кое-что созвучное и еще более обидное, а за «петух гамбургский!» на зоне расплатиться можно только кровью.

Что случилось после титров

Ничего из того, что наобещали менты простодушному герою, конечно, на суде не учли: сбежавшие зэки получили на полную катушку. Что несчастный Трошкин мог поделать? Кто он такой, чтобы оспаривать решения карательного аппарата государства? Выгораживал подельников на суде, срок скостили каждому на полгода, но всё равно по совокупности набежало прилично. Ошибкой стало вернуть их отсиживать на ту же зону в Узбекистане (бюрократический аппарат вообще несколько прямолинеен). Хмырь и Косой хорошо знали местное окружение и распорядок и успешно дернули буквально через пару месяцев. Больше их никто не видел, возможно, они действительно решили завязать.

Трошкин возвращается в детский сад, в старую привычную жизнь. Но выясняется, что контраст пережитых невероятных приключений и повседневной рутины запускает отложенный до поры экзистенциальный кризис на полную катушку. В то же самое время новоприобретенные под прикрытием привычки и блатные выражения не вытравливаются из поведенческих паттернов по щелчку. Дети и персонал и так уже разболтали кому ни попадя про странную встречу с заведующим, в компании мутных типов убегающих от бдительной дворничихи. Плюс свежие странности, агрессия какая-то глубинная, годами репрессированная, в общем, поползли слухи. Социально активные родители принялись строчить доносы, пришлось в итоге увольняться.

Обретя нежданную свободу, Трошкин начал путешествовать по Союзу, по странному совпадению посетил Узбекистан ровно в те дни, когда сбежали Хмырь и Косой (про стог сена с неиспользованными одеждой и деньгами на левые документы он помнил хорошо); менты долго тягали его на допросы, но доказать причастность к побегу подопечных так и не смогли. В последний раз его видели где-то на Камчатке уходящим в сторону красивейших сопок всего Дальнего Востока.

P.S.

Да, настоящему Доценту за все его подвиги дали вышку и споро расстреляли. Василий Алибабаевич отсидел еще 12 лет.

М. Найт Шьямалан «Таинственный лес/The Village»

Бедственное положение секты любого размера вплоть до Северной Кореи обусловлено в первую очередь не самоизоляцией непосредственно, а, скорее, набором идей, загнавших людей в эту ловушку. Практически всегда ими будут отрицание прогресса, достижений цивилизации и научного метода познания мира. Устойчивость такого оторванного социума базируется на тотальной лжи через массовую пропаганду, где главные концепции — «мы в кольце врагов», «только сплотившись можно выжить» и, любимая, «коней на переправе не меняют». Способность осознавать те факты, что пресловутых врагов вживую никто никогда не видел (а если и видел, то никакого вреда от них не получил), а переправа длится уже лет 30, в оболваненных умах сектантов почти не вызревает. А самые абсурдные табу типа запрещения красного цвета или преследования геев помогают непрерывно мониторить каждого сомневающегося на предмет абсолютной лояльности.

И каких же сыкливых овец таким макаром вырастили в этой секте, что не нашлось ни одного добровольца для путешествия в город за лекарствами кроме незрячей девушки? Которая никогда не бывала за пределами деревни и представления не имеет об устройстве внешнего мира! Отправить слепую одну через нехоженый лес, зная о высочайшей ограде, через которую ей как-то придется перелезать, нет, что-то явно не так с этими закрытыми сообществами. Обиженный на весь мир и зашуганный собственными демонами, патриархальный авторитаризм не может предложить ничего кроме массовой тупости, позорного конформизма и прогрессирующей деградации.

Что случилось после титров

Айви теперь знает, что нет никаких чудовищ в лесах, что достойные люди живут и за железным занавесом, что опасаться нечего, прятаться не от кого. У старейшин теперь задача заткнуть рот слепой героине, которая больше не испугается ничего. И главный вопрос: выживет ли порезанный жених Айви.

Если нет, то терять ей нечего: вся деревня узнает правду в тот же день. Даже если лидеры продолжат врать, ее история будет выглядеть более привлекательной для молодежи, да и доказательств у нее предостаточно. В результате многие смогут преодолеть навязанные страхи и уйти во внешний мир, там кто-нибудь обязательно проболтается, и в деревню зачастят сначала журналисты, а потом и ФБР с налоговой службой, занавес рухнет, секта распадется.

Альтернативная версия: Люциус выжил, у Айви свадьба на носу, старейшины начинают ездить по ушам, что необходимо сохранить тайну, угрожают разрушить брак, умоляют уберечь их образ жизни, обещают отдать власть в будущем ей и мужу, пугают вымышленными и всамделишными ужасами внешнего мира. Она решает подождать, пока архонты доживут в мире и спокойствии, и только после смерти последнего раскрыть правду остальным. Годы идут, мировоззренческий разрыв с цивилизацией увеличивается, деградация продолжается. Знакомая картина.

Алекс Гарленд «Civilwar/Падение империи»

Очередной конфуз отечественных локализаторов, правда, здесь вполне объяснимый: твердости яиц не хватило им перевести название аутентично «Гражданская война» по понятным причинам, но «Падение (Америки как) империи» — это просто сказка, это злорадный аншлаг.

Действительно считается, что американское общество разделено как никогда. Но пока осуществляется мирный переход власти после честных открытых выборов и большую часть общества такое положение вещей устраивает, радикального (фатального) разрыва пока нет. А вот если Трамп откажется уступать президентское кресло и отменит, перенесет или заморозит выборы, вот тогда начнется.

Любой антивоенный фильм является предупреждением, окриком: не поступать так, одуматься; ни одно из этих напутствий не работает, они как омерзительные картинки на сигаретной пачке: могут вызвать отторжение, тошноту, но не переубедят ни одного курильщика. Будто бы человечество за сотни тысяч лет своего существования не придумало ничего более интересного, чем убивать себе подобных и оправдывать это пропагандистской мерзостью. А любая война — это массовые расстрелы, этнические чистки, раздолье для садистов и насильников: «война всё спишет», «победителей не судят», «можем повторить».

Что случилось после титров

В войне нет победителей: есть только выжившие жертвы и невыжившие жертвы. И еще неизвестно, кому не повезло больше.

Казнь американского Чаушеску/Каддафи/Трампа принесет моральное удовлетворение комбатантам и иным глубоко вовлеченным в конфликт, но не разрешит накопившиеся противоречия в обществе. Вместо ККК появится РРР — расисты, рэднеки, республиканцы, и начнется следующая фаза войны, которую просто назовут «спецоперацией», чтобы не пугать приободренные яркой победой массы.

Джесси, переступив буквально через труп своего кумира, спасавшего ей жизнь несколько раз, получила кадры своей мечты, но что произойдет с ее психикой, когда адреналин от окружающего экстрима схлынет? Преодолев фазу острого проживания ужаса, когда каждодневное насилие, кровь, смерть приелись, стали рутиной, она понимает, что не представляет свою жизнь без этого наркотика (им считают адреналин по ошибке, на самом деле вместе с ним организм выделяет лошадиную дозу обезболивающих про запас — на случай возможного ранения). Прославившийся последним (очень коротким и невнятным) интервью с президентом, Джо возьмет ее напарницей вместо погибшей и быстро забытой Ли; будто одержимые, они продолжат свои рискованные практики как верные супруги, как Бонни и Клайд — пока смерть не разлучит их, что произойдет, учитывая специфику, довольно скоро.

Федерико Феллини «8 ½»

Насколько свободным может быть творчество, если оно уже сразу ограничено рамками твоего ума, который, увы, не беспределен и замусорен всякой дрянью? Индивидуальный опыт, уникальные страхи, незакрытые гештальты ограничивают тебя или, наоборот, гарантируют оригинальность? Всё, что ты можешь, это оставить беспрецедентный слепок аберраций своего сознания в той или иной творческой форме, только вот кому на самом деле нужен твой замечательный внутренний мир, если ты официально не канонизирован как гений и голос целого поколения? А если тебя еще при жизни причислили к лику святых (художников, творцов), как до твоих эмпиреев теперь донести, что все эти больные, как будто чахоточные, сны на хрен никому не нужны? Да, чужие бредни не интересны, от своих не знаешь как отмахаться.

Но Гвидо не внимает дружеским советам, не для этого он выходит к людям. Герой — зависимый нарцисс, ему необходима постоянная подпитка чужим вниманием, без этого он ссохнется и скукожится, поэтому он упивается своим статусом, ведь во власти режиссера оказываются все участники съемочного процесса, а он сам может постоянно отвлекаться на баб, ничем при этом не рискуя. И сколько ему нужно женщин в умозрительный (уморительный?) гарем, чтоб уж успокоиться, перестать думать только членом и заняться, наконец, съемками фильма? Вундеркинду уже 43 года, что это за приступ сатириаза?

Нет, Гвидо понимает, что что-то явно не так, поэтому он и сбежал в этот сказочный санаторий: переосмыслить, перезагрузиться. Но лечить творческий кризис «целебной» водой, термо— и грязевыми ваннами — как гомеопатия против Эболы или аспирин при лихорадке Денге: успокоит и обманет, не поможет ни черта.

Тем более алкать совета у высших иерархов церкви. Католичество очень странный отпечаток оставляет даже на самых прогрессивных своих чадах. И уж вряд ли кардинал объяснит тебе, как снимать кино, даже с религиозными коннотациями, ведь кроме как травить невнятные байки, взращивать и выдавливать повсеместный стыд и страх, эти манипуляторы ни на что не способны.

Что случилось после титров

Гвидо в отличие от большинства других пограничных киногероев не в апатии и не в запое, он упорно ищет выход из творческого тупика, а значит рано или поздно найдет.

Ключевым становится именно кризис веры: с отречением, выходом из лона церкви Гвидо освобождается от чувства вины и стыда за свою «порочную» природу.

/Недаром актеров не хоронили на церковном кладбище: театр, кино, искусство вообще — вызывающе греховная практика созидать в том мире, где это прерогатива бога, поэтому творчество ведет к свободомыслию, ереси, гордыне, что несовместимо с покорностью и скромностью «рабов божьих»./

И в форме протеста против оков религии, в сублимации невозможности разобраться со своими бабами, Гвидо первым наснимает и «Калигулу», и «Последнее танго в Париже» и даже «Нимфоманку» Фон Триера, став предтечей и наставником Тинто Брасса, Бертолуччи и Пазолини; в этом эротическом авангарде реализует все свои интимные фантазии и расколошматит десяток табу, сорвет мировой хайп, будет забанен во всех католических странах и привлечен к суду десятки раз, но с честью пройдет через все процессы, победит и явит миру неслыханную сексуальную революцию в мировом кинематографе. (Не зря его засыпали вопросами о порнографии на расстрельной пресс-конференции у непригодившихся гротескных конструкций в фантасмагорической концовке — что-то явно уже назревало).

Будет убит при невыясненных обстоятельствах, защитив П.П. Пазолини на том проклятом пустыре, позволив последнему дожить интенсивно и счастливо вплоть до легализации однополых браков. А многочисленные вдовы вместо гарема воздвигнут вакхический мавзолей и станут проводить мистерии и сатурналии в честь своего властного кумира.

В незаконченных мемуарах Гвидо писал:

«Рано или поздно каждого настигает и хлестко нокаутирует творческий, семейный или экзистенциальный кризис. Ты бредешь как слепая девушка через лес, ожидая, что деморализующее состояние грогги пройдет само собой, но это тянется, зачастую, целые годы, и лишь волевое решение радикально изменить свою жизнь, переродиться, отречься от заскорузлых иллюзий действительно может помочь».

Главное, при этом случайно не уничтожить Вселенную.