Игра длиною в жизнь

Отрывок из книжки

Волщебный холодильник

И была пятница. А выпить в пятницу, как говорится, дело святое. Особенно любил это "святое дело" Витя Спиртяшкин.

Поздним вечером с большим трудом полуалкаголик, мелкий дебошир и "кухоный боец" Витя Спиртяшкин ввалился в свою квартиру. Его жена, Манюня, впустив пьяного в драбадан мужа, тут же метнулась обратно в комнату, где вдавила себя в диван, да так, что жалобно заскрипели пружины

— Маню-юня-я-я! — противно пропел пьяным голосом Спиртяшкин. Он скинул с себя пальтецо. Теперь нужно было снять ботинки.

— Манюня! — снова проорал Спиртяшкин.

В ответ Манюня продолжала вдавливать себя в диван, а её загнанный взгляд потихоньку начинал бродить по комнате — искать пятый угол.

— Ну, хорошо, Манюня, — с угрозой сказал Спиртяшкин, — сейчас ты у меня отхватишь.

Он резко нагнулся и… бац! — въехал лбом в косяк холодильника, которому не нашлось места на крохотной кухне.

Древний холодильник до этого был уже изрядно помятый. Сколь раз в него "въежал" своим "роговым отсеком" Витя и ничего, крякнет бывало только и ничего. А тут — бац! и рухнул как подкошенный. Мало того — потерял сознание. Минут на пять. Потом очнулся… трезвым, повесил пальтецо на вешалку, поставил ботиночки куда положено и пошёл спать.

Спать лёг тоже как положено: раздетым, диван разложил, застелил. Манюня, вся в непонятках, легла рядом.

В течении часа она то и дело прислушивалась к мужу. Муж лежал на спине, держа руки по швам поверх одеяла и тихо-мирно спал.

— Да что это с тобой?! — наконец не выдержала Спиртяшкина и сильно ткнула благоверного в бок. Тот приоткрыл глаза.

— Тебе тесно, Манюнь? — спросил Витя без какого-либо раздражения, наоборот — даже ласково.

— Не то слово, скотина! — рявкнула Манюня.

Спиртяшкин безропотно отодвинулся на сколько смог и снова уснул.

Манюня приняла сидячее положение. Поразмыслив ещё с час она взяла и ущипнула мужа. От всей души. За ухо.

На этот раз тот даже не открыл глаза, а сразу спросил виновато:

— Я что, храплю?

— Не то слово, скотина! — опять рявкнула Манюня, хотя никакого храпа и в помине не было.

Витя молча отвернулся к стене, плотно прижал лицо к ковру (так что расплющился нос) и, прикрыв одеялом ноющее ухо, снова уснул. Будто умер.

— Да что же это такое?! — Спиртяшкина вскочила как ошпаренная.

— Сволочь! Скотина! Паразит! — посыпались из её сахарных уст громогласные оскорбления.

Спиртяшкин никак не реагировал.

— Ах, так? — Манюня растрепала свои волосы, отхлестала себя по щекам, рванула на себе ночную рубаху, и выскочив на лестничную площадку, заголосила что есть мочи:

— Лю-ю-юди! Убива-а-ю-ю-ют!!!

На её истошные крики вышли на площадку сонные соседи.

— Мань, опять тебя твой лупит? — вяло поинтересовались они. Затем пожалели: — Бедненькая ты наша, горемыка. — Затем пообещали: — Сейчас полицию вызовем.

— Не надо полицию, — шмыгая носом, попросила Спиртяшкина. Спасибо, дорогие соседи, за участие. Идите спать.

Соседи привычно послушались и, привычно причитая, разошлись по своим квартирам. Манюня тоже вернулась к себе домой.

Витя как ни в чём не бывало пускал слюни. Когда она легла к нему он повернул голову и с тревогой спросил:

— Что-то случилось? Ты плохо выглядишь, Маня.

— Всё хорошо, милый. Это у меня пятничный синдром. Пройдёт. Спи.

— А, ну смотри, — Витя сладко потянулся и опять впечатался носом в ковёр.

Манюня смачно зевнула, а затем сплюнула на ладонь выпавший зуб — результат хлестания себя по щекам.

— Нищего, мне кафедся что теперь у нас фсё будет ф порядке. — сказала она и погрузилась в сон.

Через месяц Спиртяшкины купили новый холодильник, а этот, древний, помятый, отдали другу Спиртяшкина — Бражкину, который в отличии от Вити никак не мог бросить пить.

Издержки профессии

Я не строгий отец. И вообще я человек мягкий, культурный, театральный. Меня жена так и кличет — ТЕАТРАЛ. "Театрал! Вынеси мусор! Театрал! Приготовь обед!" Нет, я к жене без претензий, ведь я люблю её, и сынишку нашего — двоечника...

Насчёт строгости к сыну — вот это по её части. К примеру вчера она поставила сына к стенке, мебельной, и как давай его таблицей умножения расстреливать. А я в одной комнате с ними находился, журнал "Театральная ой-лижизнь" читал, ну и полировку этой самой чёртовой стенки за одним начищал, так у меня сердце кровью стало обливаться. Короче, я не выдержал и давай сынишке подсказывать, благо жена моя немного глуховата.

Жена ему:

— Пятью семь?

Сынишка:

— Хны...

Я шёпотом:

— Тридцать пять.

Сынишка:

— Тридцать пять.

Жена удивлённо:

— А семью восемь?

Я шёпотом:

— Пятьдесят шесть.

Сынишка гордо:

— Пятьдесят шесть, мама!

Ну и так потихоньку-потихоньку дело-то у нас с сыном и пошло: жена спрашивает, я подсказываю, сын отвечает. И вдруг жена зырк на меня. ЗЫРК-ЗЫРК-ЗЫРК.

— Ясно! — закричала она. И как даст мне учебником по математики за второй класс по губам.

— Фаля, как ты мофеф?! — возразил я. — Меня, театрального челофека учебником по математики по губам?!

— Вот именно — по губам и надо. Театрал хре… Скажи спасибо, что здесь ребёнок, а то бы я ещё не так сказала тебе.

— Ну, Валечка, — заоправдывался я. — Ты же прекрасно знаешь, что у меня за профессия. Это издержки профессии, Валя. Поработай с моё — пятнадцать лет суфлёром в конце концов! Ну не могу, не могу я не подсказать, если человек забыл текст!

Космический бизнес Ползункова

Кто чем торгует, а Ползунков долгое время торговал НЛО. В жару ли, в холод стоял Ползунков в длинном ряду палаток и бойко рекламировал необычный товар двустишиями, типа:

Не бери китайское фуфло,

Лучше покупай НЛО!

И так далее в таком духе. Товар Ползункова состоял из тарелочек, которые, беспокойно мигая фарками даже днём, парили в огромной стогообразной клетке: одни, чуть слышно жужжа, другие — молчком и ждали своей участи.

Впрочем, не думайте, тарелочки казались безобидными лишь на незнающий взгляд, в самый неподходящий момент они могли сыграть злую шутку. Так, для примера протягивает Ползунков заезжему покупателю "игрушку", тот, дурак, естественно, разевает рот от удивления, и вдруг из тарелочки вываливается дверца, на дверцу выбегает дюжина инопланетян и начинает беспорядочно палить из маленьких бластеров. В таком случае Ползунков накидывал на НЛО зимнюю шапку и извинялся, смущённо улыбаясь. Часто покупатель всё равно покупал сногосшибательную в прямом смысле вещь. Но иной с несколько поведённой челюстью убегал куда-то жаловаться, а иной и бил Ползункова.

Особой популярностью товар пользовался у детишек. На заработанные на мойке машин деньги они покупали тарелочки стопками, а затем у себя в школе предлагали молоденьким училкам нажать на ту или иную кнопку. ( Кстати учительниц тогда катострафически стало не хватать в городе).

Дети про НЛО знали всё (разбирали — собирали) и поэтому отходили сразу на безопасное расстояние, а наивные по молодости училки давили, разинув рот, и ждали сюрприза. А сюрпризы получались ого-го!

То тарелочка взорвётся перед самым припудренным носиком (после чего носик бесполезно пудрить лет сто), то просто пукнет слезоточивым газом вроде "черёмухи". А то всё та же весёлая компания устраивала разборки при помощи бластеров. Иногда, правда, выкатывали и тяжёлую артиллерию, но опять же крохотную, чего там.

Хорошо покупали НЛО металлисты и панки. Вы только представьте этакого кожаного красавца с тарелочкой, оттягивающей ухо до земли или, наоборот, — до уровня первого этажа, ведь тарелочки тоже хотели свободы и пытались при любой возможности улететь в родной космос.

Была у Ползункова и постоянная клиентка — сухая, хромая бабка. Она нередко подходила к палатке Ползункова, минут пять приглядывалась к посуде (так она называла тарелочки), а потом понравившуюся обрызгивала дихлофосом. От отравы тарелочка падала на дно клетки и вытягивала шасси. Бабка выуживала умервщлённую посудину своим костылём и тщательно вытряхивала из неё содержимое. После бабки Ползунков сильно расстраивался и по несколько раз сбивался, пересчитывая деньги. Иногда плакал.

Однажды у Ползункова появились конкуренты с конкретной лажей, то есть с явной подделкой. Почему это были подделки? Ну во-первых, тарелочки у них не летали, во-вторых, не пукали, как на них не дави, и, в-третьих, кроме тараканов в этих псевдотарелочках никто не жил.

От конкурентов Ползункову помог избавиться сам рынок, то бишь покупатели, они просто не стали покупать тарелочки-лажу, и конкуренты исчезли, словно их и не было.

Долгое время успешно торговал Ползунков НЛО, но вот пропал мужик и никакая полиция его не может найти. И дело не в конкурентах, мне представляется, допрыгался Ползунков — с сачком в руках в аномальных зонах и сидит сечас где-нибудь на Альфе-Центавре в альфообразной клетке и жалобно скулит, с рук не ест, тоскует по Родине. Вот тут и призадумаешься, прежде чем в бизнес удариться.

Наконец-то! Этот отремонтирует...

Наконец-то мы, жильцы дома номер 37, что по улице Тимати рассудились со старой управляющей компанией ЖКХ и выбрали себе новую. И теперь она будет ремонтировать наш многострадальный дом. Прежняя жилуправа совсем не занималась ремонтом, а только брала с нас квартплату, но с этой всё будет не так. На эту мы очень даже надеемся, особенно на её директора.

Вы бы видели его — не директор, а конфетка! Молод, здоров! Дорогой костюм, блеск в глазах, активность в движениях. А как он говорит...

Тут было у нас собрание. "Я ваш дом ВО! как отремонтирую! — сказал он." Так сказал, что нас, жильцов аж в пот бросило. И мы ему поверили, этот отремонтирует.

Наконец-то!

Наконец-то трубы в наших квартирах перестанут течь, канализация вонять. батареи начнут (мать их) греть! Наконец-то наш дом преобразится: отштукатурят и побелят фасад, залатают крышу, поправят сливные трубы, кривые как турецкая сабля. Наконец-то!

— Наконец-то вы наш дом отремонтируете? — спросили мы как отца родного директора этой маленькой, но с очень шикарным офисом жилконторы.

— Я ваш дом ВО! как отремонтирую! — сказал он и похлопал некоторых из нас по вспотевшей спине. — Ещё бы, — добавил он и потрепал вспотевшие щёчки сухонькой старушки из 92-ой.

— Наконец-то! — радостно закричали мы, выпустив весь воздух из своих лёгких.

— Отремонтирую, дети мои! — положа руку на сердце, поклялся директор и сел в свой лимузин.

Не лимузин, а конфетка. И директор — конфетка. Мы махали платочками и умилённо сушили слёзы под глазами.

И только один человек нас немного расстроил — это пьяный сантехник из этой самой жилуправы. Грязный и дурно-пахнувший, он сплюнул папиросу нам под ноги и нехорошо оскалился.

— Хе! Дурачки! — сказал сантехник. — Не он ваш дом будет ремонтировать, а вы его особняк. Чё вылупились? Наш директор особняк себе купил — восемнадцатый век! Там ремонту: уууу! А где денежки на него взять как не у вас. Хе! Дурачки!

Сказал, закурил по-новой и пошёл. Гад. А мы, хотя и стояли в полной тишине часа два, всё равно не поверили ему. Вот.

Сказка с моралью

Надумал Иван-царевич жениться и отправился он себе невесту искать.

Вот идёт Иван-царевич лесом, вдруг видит — избушка с окошком на курьих ножках стоит, нет, вру, на хорошеньких ножках стоит, как говорится: от ушей ножках.

— Оппаньки! — заудивлялся Иван-царевич, рассматривая ножки. А они явно девичьи — не волосатые, без варикоза, в туфлях на высоком каблуке.

— Эт-то что за чудо?! — продолжает удивлятся Иванушка, шапшонку на затылок сдвинув. — Это, а где это, ну, что до ног?! А?! Избушка?! Не верю я в симбиоз дерева с дивичьими ножками на высоком каблуке. Избушка! Ты говорить можешь?!

— Могу, — отвечает избушка ангельским голоском.

— Ну?

— Гну! Здесь это, в избушке, что до.

— Хе. А зайти в тебя можно, избушка?!

— Это зачем?

— Как это зачем? Посмотреть! Такие ножки. Наверное и всё остальное, что до ног, тоже прелесть. Если так — женюсь, ей богу, женюсь.

— Точно женишься?

— Папой-царём клянусь!

— Тогда заходи.

Заходит Иван-царевич в избушку, а там… мать-перемать. А там баба-Яга по пояс своей дряхлостью в пол вросла. Низ, значит у неё хорошо сохранился, а вот верх...

Стоит руки — в— боки и улыбается своим беззубым ртом — ужас!

Иванушка метнулся было обратно к двери — фиг! Двери не открыть простому человеку, и окошко жалюзи алюминевые наглухо зашторили — сами, без чьей либо помощи.

— Оппаньки! — противным голосом проскрипела баба-Яга и захохотала как сумашедшая. — Обещал жениться? Папой-царём клялся? Теперь женишься, никуда не денешься. Понял?!

— Мама! — всхлипнул Иван-царевич-дурачок и по стеночке сполз сопелькой. Понял он. Понял, что влип по самое тридевятое царство. Во как бывает.

Мораль — не видись а ножки, Иванушка в шапшонке.

Страшный сон

Житель города Симепупинска — Тпрушкин что-то прибивал дома и, как это бывает, проглотил гвоздик. В животе резануло:

— Всё — помираю, — схватившись за живот, определил своё состояние Тпрушкин.

Его жена тут же вызвала "скорую".

"Скорая" приехала. Всю дорогу, держась за живот, Тпрушкин долбил одно и тоже:

— Всё — помираю, помираю я, жёнушка.

Жена как могла успокаивала мужа.

Наконец того привезли в единственную в городе Симепупинске больницу и положили на операционный стол. Да, перед этим ему, конечно, сделали ренген — баба Шура сделала. Елозя пол шваброй она ткнула нечайно другим концом Тпрушкина в живот, стонущего на стуле в предбаннике больницы. На что тот заорал:

— Ты что, старая делаешь?! У меня же в животе гвоздь!

Так был сделан ренген и Тпрушкин оказался на операционном столе.

Лёжа на больничном одре, Тпрушкин повторял одно и тоже:

— Всё — помираю, помираю я — всё.

Из-за боли он не замечал ничего и никого, но вдруг дали сильный свет. От неожиданности Тпрушкин зажмурился. Через некоторое время, открыв глаза, он снова хотел было ныть про своё, но слова застряли у него в горле. Он даже забыл о рези в животе, он пребывал в шоке. А всё потому что увидел операционную больницы во всём её "блеске".

Первое, что бросилось ему в глаза — это рампа, которая горела прямо над ним. Она была без защитных стёкол то есть лампочки торчали в голом виде. Выше, над рампой нависал облупленный потолок, в каких-то разводах непонятного происхождения. Затем Тпрушкин перевёл взгляд на обшарпанные стены, облепленные антисанитарной плесенью. Затем он увидел гнилой умывальник с капающей из ржавого крана водой, и наконец его внимание привлекли инструменты — их раскладывала перед его носом та самая баба Шура.

Итак — инструменты!

Молоток, ножовка по металлу, долото, и наконец двуручная пила "Дружба"— всё это зловеще, "сверкало" ржавчиной. Особого внимания заслуживал молоток, на его ручке было написано красной краской — НАРКОЗ.

— Мама! — пискнул Тпрушкин.

Тут в операционную вошёл изрядно шатающийся мужик в забрызганном кровью халате. Мужик закурил беламорину и с улыбкой извращенца-паталагаонатома склонился над Тпрушкином.

— Ну что, жить будем, али как? — пробасил коновал.

— Будем, — мяукнул Тпрушкин и покраснел, ему сильно захотелось в туалет по-большому.

— Баба Шура! — поняв что к чему, рявкнул изрядно шатающийся мужик. И приказал: — Больному — "утку", мне — спирта.

Через пару минут этот самый (совсем уже изрядно шатающийся ) мужик вышел к жене Тпрушкина.

— Жить будет, — спокойно констатировал факт мужик, обдав её смертельным перегаром. Затем он вынул из нагрудного кармана чуть гнутый гвоздик и, показывая его, добавил:

— Только вот проктолога надобно бы ещё посетить — острый, гад.

Житель города Симепупинска — Тпрушкин проснулся, что говориться, в холодном поту. С состраданием на него смотрела жена:

— Ты всю ночь кричал, дорогой.

— Мне приснился страшный сон; будто я проглотил гвоздь и меня привезли в единственную в нашем городе больницу.

— В твою больницу? Какой ужас! В ней же… она же… а персонал...

— Да-да. Вот дачи с мэром достроим и тогда уж… Кстати, надо из больницы инструмент забрать. А у меня действительно побаливает живот, пойду — ка я в туалет.

— А я говорила тебе, не надо было есть острое на ночь— это очень вредно. В конце концов ты сам врач

— Главврач, милая жёнушка, ГЛАВВРАЧ! — уже из туалета кричал Тпрушкин.

Тост, произнесённый шёпотом

— Тс-с, мужики! Вот женщины, что они говорят? А они говорят: Раз ты мужик, значит, обязан быть рыцарем. Хорошо, я согласен. Я согласен быть рыцарем, но, смотря чего. Поясню, объясню. Сейчас вам всё будет понятно.

Раньше какие были рыцари? Ну, в феодальные времена? Рыцари круглого стола — раз, рыцари квадратного стола — два, рыцари журнального столика… Да, короче, в те времена рыцарей какой только мебели не было. А в наши времена? Ладно, хотят женщины, чтобы мы(мужики) были рыцарями — мы согласны, по крайней мере я согласен. Но рыцарем какой мебели мне быть, тут уж позвольте мне выбрать самому.

Я тут вычитал одну ужасную историю тех самых феодальных времён и от неё на меня таким холодом повеяло — бр-р-р! Слушайте — поучительная история.

Значит. Встретились как-то рыцарь круглого стола с рыцарем квадратного стола, а потом к ним присоединился ещё рыцарь журнального столика. Съехались они, эти рыцари мебельные и ка-ак нажрались. Еле-еле добрались до своих замков. А дома, за то, что они припёрлись пьяными в дрова их… убили. И никто-нибудь, а собственные жёны.

Как? Да как-будто сговорились.

Жена рыцаря круглого стола схватила своего благоверного за железный его ворот и ка-ак жахнет его мордой об дубовый круглый стол. Насмерть! Жена рыцаря квадратного стола тоже своего мордой, соотвествено об квадратный дубовый стол. Насмерть! А жена рыцаря журнального столика вообще отчебучила: ка-ак даст бедолаге дубовым журнальным столиком по башке, у того аж забрало заклинило. На утро с кузнецом кое-как раскрыли, а толку-то. Насмерть!

Мужики, я к чему эту дикую историю кратко рассказал. Тс-с! Женщины — они с феодальных времён как были извергинями так ими и остались по сей день. Вы согласны со мной, мужики? Сделаем выводы. Хорошо, мы будем рыцарями, но только какой-нибудь мягкой мебели — дивана там скажем, или вообще… пуфика. В общем, мужики, моё дело предупредить. Лично я себя отныне считаю рыцарем пуховой падушки. Маленькой.

А теперь тост, только ничего если я произнесу его шёпотом. За нас, за мужиков! За мужиков-рыцарей! А уж чего — решайте сами. Тс-с!