Случайная неудачница

Вечер. Душно. Мне было скучно. Почти одной. В полупустой квартире. Обычно разговорчивая кошка лежала в солнечном пятне подоконника. Мерно подмигивала мне глазами: "Что ты, глупая? Ляг — поспи". Легла. Зевнула для порядочности. Закрыла глаза. Ложный зевок не обманул мозг — сон не шел ни в одну из красноногтих рук. За приоткрытым окном звонко стучал мяч, не менее громко звучали голоса — девочки играли в "бордюрчики". Стремительно нарастающий звук заставил поднять веки — настенные часы показывали 18:00. Шесть. Это ее личное время, честно известное всем. Мусорка.

— Глупая машина. Глупый мусор. И неимоверно тупой помощник мусорщика.

Заботливая кошка с ленью спрыгнула с насиженного места, глухо ударившись об пол. Вышла из комнаты. Я прислушалась — ни звука. Через пару секунд кошка вернулась, маленьким тигром вспрыгнув на кровать. В зубах — зеленая мышь-пищалка. Однако, вопреки всем законам кошачьей логики, брошенная на грудь игрушка не могла поднять мне настроение сколь-либо весомо.

— Спасибо, Там. Очень красивая мышка.

Тамея с чувством выполненного долга вновь удалилась на свое ложе. А я, бездумно положив зелёную тряпочку на тумбочку рядом, приподнялась на подушке и включила нетбук...

***

Интернет — место, где, даже при видимом наличии, времени, как такового, не существует. Нет, не так. Существует. Но все законы здесь теряют свою силу. Ты можешь покупать одежду и продукты, книги и обувь на одном сайте. Ты можешь побывать в странах, расположенных в совершенно разных частях света… и бла-бла-бла… (Все это давно уже обито-обмусолено). Проще говоря, следующие пара часов улетели в бесконечное "в никуда" практически незамеченными, словно муха в кексе с изюминками.

Вывески рекламы на сайтах все так же пестрели всевозможными темами, кричащими слоганами и яркими картинками. Невольно заглядевшись, бывает, нажмешь парочку и сразу же отшатнешься — громкая музыка с сайтов игр бьет по ушам, непристойные фотографии лезут нагло в глаза помимо воли человека.

В конце концов, устав от всего, я решила поддаться на рекламу бесплатной, как гласила вывеска, онлайн-игры. Позже я узнала, что вся несложная идея ее заключается в том, что перед тобой стоят в какой-то мрачноватой комнате люди, и каждого мне нужно было обслужить по определенному запросу. Ничего нового — таких игр много везде. Стоило мне нажать на кнопку — и понеслась. Незатейливая игра быстро втягивала в свой ограниченный мир людей, недовольных чем-то в собственной жизни. Она поглощала их. Так мир перестал существовать и для меня. Все, о чем я думала — как-бы заработать побольше медалей и виртуальных денег.

Потому, когда в дверь позвонили, мелодичный голос звонка, просящий "открыть дверь", застал меня врасплох. На мне была лишь старая домашняя майка и трусы.

Не зная, открыть дверь и осторожно выглянуть в щель или постараться найти какие-либо шорты, я теряла драгоценное время — звонок разрывался просьбами. В третий раз повторенная дежурная фраза показалась мне практически предсмертной мольбой. И окатила холодной водой. На бегу схватила с подлокотника джинсовые шорты, и, прыжками добираясь последние несколько шагов до двери, попыталась одеть. Удачно. Потому, когда я открывала в поспешности верхний замок, я уже была готова к встрече с кем-бы то ни было. Однако у судьбы было другое мнение на все происходящее.

Стоило замку издать победный "щелк", повествуя о новых возможностях, как дверь, повинуясь чьей-то чужой воле, начала резкое движение мне на встречу. Не успев сообразить, в чем, собственно, дело, огребла я по лбу. Причем, очень сильно. От резкой боли сознание помутилось — темные круги поплыли перед глазами, в ушах волнами накатывало глухое гудение. Сквозь эту пелену я слышала, как снова щелкнул дверной замок, на этот раз закрываясь, а за ним и второй. Я снова была летним знойным вечером в своей уютной небольшой квартирке. Закрыта замками от всего остального мира. Вот только уже не одна...

***

Очнулась я на своей софе. Потолок над головой был все такого же цвета. Обои на стене, все с таким же рисунком, как и прежде, внушали спокойствие и ощущение нереальности происходящего недавно. Воспоминания казались мутными, словно внушенными мне. Только слабая тупая боль, приятно холодимая чем-то в такую жару, не давала покоя, не хотела быть забытой. Осторожно потрогала лоб — чуть слева ощущалась довольно презентабельных размеров шишка.

— Ну, вот и рог растет.

— Дня через 2 пройдет.

Отвечающий чужой голос перекатывался в голове, казался глюком сотрясенного ушибом мозга. И только тело, похоже, было умнее меня самой — словно на иголках подскочила, замотала головой. И домоталась — от резких движений и без того слабая голова ударила болью в виски. Прислонилась к спинке, изможденная таким небольшим движением, прикрыла глаза и уже из-под полу-прикрытых век стала осматривать квартиру на предмет нахождения неопознанных личностей.

***

Я никогда не любила большие дома для одного человека — я не понимала этого. Потому долго выбирала квартиру себе под стать — входная дверь сразу же вела в единственную комнату мансардной квартиры на 9 этаже, но зато очень-очень большую. Своеобразные "комнаты" были разделены между собой лишь визуально: небольшой пятачок кухни был выложен плиткой на полу и над рабочим столом. Остальное пространство пола было устлано ковралином с таким коротким ворсом, словно это был вовсе и не ковралин, а рельефный теплый линолеум. Обои телесного цвета со светло-коричневым рисунком поддерживал теплую атмосферу в комнате. Днем света, просочившегося в большое четырех створчатое окно, было достаточно. А на более позднее время в каждом уголке моего убежища имелась какая-нибудь лампа — торшер, бра или что-то еще.

Небольшой стеллаж для книг и милых безделушек, шкаф для одежды и комод для учебников, тетрадей и прочей канцелярской мелочи. Стол-треножник для небольшого нетбука — единственной самой современной техники здесь, древняя табуретка и большое настенное зеркало, перенесенные еще со старой квартиры и собственноручно перекрашенные баллончиком в насыщенный синий цвет. Пара картин на стенах, гитара в углу, прикроватная тумба. Кухонный гарнитур. Обеденный стол с 4 стульями. Небольшой холодильник. Вешалка для курток и полка для обуви у двери. Вот, собственно, и все мое добро.

Из общей комнаты вела еще одна дверь — в ванную комнату. Там же находился, помимо самой ванной, совмещенной с душем, еще небольшое зеркало, туалет и стиральная машинка. Моей гордостью была шторка для ванной — с разными веселыми котами.

И, что самое интересное, имелся также летний балкончик, огороженный витыми перилами. Но единственным способом на него попасть было — перелезть через окно. Но немногие на это отваживались.

Не сказать, что была минималисткой, но без многих вещей легко обходилась. Не было ни кофеварки, ни пароварки, ни посудомойки и других нововведений кулинарного дела. Презирала сплит-генераторы, недолюбливала домашние проигрыватели. Друзья говорили, что в моем доме словно переносились на пару лет назад, до технической революции, до поднятия России как лучшей из сверх держав...

Да, я любила то время. Когда у людей было многое, но не все. Когда люди ели досыта, но не зажирались. Когда измена или пользование услугами куртизанки если и не считалось слишком вызывающим, но все же не одобрялось и не пропагандировалось правительством как сейчас. Я любила свой город в те мои девятнадцать. Я не могла привыкнуть ко многому. Что мир слишком быстро прогрессирует. Что я больше не учусь в школе. Что сама заведую всеми деньгами. Что мне 22...

Я все еще оставалась в том недалеком прошлом, что так любила. И не хотела что-либо менять.....

***

В самой комнате никого не было, зато зашумела вода. "Значит, в ванной", — здраво расценила я.

На первый взгляд ничего в комнате не изменилось. Словно у меня просто разыгралось воображение. Но я любила свое пристанище и знала до мельчайших подробностей, потому от меня не укрылись ни пар закипевшего не так давно, видимо, чайника, ни прохладная повязка на собственной голове, ни лишняя пара обуви у двери. Мужской обуви.

В легком приступе неловкости натянула свою широкую майку на колени — мне отчего-то стало неловко за небольшие ссадины и синяки на ногах. Впервые в жизни. Вспомнила, что не ложилась на диван. "Значит, меня кто-то сюда положил. Значит, это был мужчина, потому что даже обувь мужская. Значит, он меня поднимал. Значит, значит, значит..., — мозг работал тяжело, — Вот черт!"

На этот раз захотелось полностью закутаться в спасительную майку, и чтоб ни волоска не было видно. Потому что я тяжелая. Нет, не толстая, вполне нормальная — чуть полнее, чем все эти современные модели, изможденные диетами до состояния скелета с нашей кафедры. Маленькая, но аккуратная грудь (французская). О таких, как я, говорят: "Вполне гармонично сложена". И не подумаешь сразу, что я вешу как маленький слон.

Еще секунд 30 я ругала себя на чем свет стоит, а потом успокоилась и подумала: "Хотя, кто его, собственно, просил меня нести? Да и к тому же это именно из-за него. Кто ему вообще разрешал вламываться в чужой дом?!"

Полная храбрости и рвения во всем разобраться, я аккуратно встала и направилась в ванную комнату. Но чем ближе я подходила к двери, тем быстрее таяла во мне моя решимость, все страшнее становилось. В голову лезли кошмарные мысли, факты уголовных дел, о которых постоянно рассказывали в дневных новостях. К тому моменту, как я взялась за ручку так зазывно приоткрытой двери, казалось, я вся трепещу, как осиновый лист на ветру. Но рука уже словно намертво приклеилась, и мне ничего не оставалось, кроме как потянуть дверь на себя. Ведь не ждать же, чтобы мне опять по лбу съездили. На всякий случай я даже набрала побольше воздуха в легкие и задержала дыхание. Казалось, весь мир остановился в предвкушении...

Первое, что бросилось в глаза — окровавленная тряпка на полу. От нее по плитке тянулась дорожка из маленьких бардовых капель. Она заканчивалась у ванной, где на холодном краю сидела, свесившись головой вниз, фигура. Лица совсем не было видно. Только черные прядки волос, выбившиеся из толстого хвоста, свисали словно в никуда. Шум воды, мощной струей вырывающейся из крана, заглушал все остальные звуки: он не слышал меня; я не слышала его. Несколько томительных секунд я, словно в вакууме, смотрела на возникшую картину. Все страхи разом покинули меня, будто одна лишь спина внушала мне полное доверие. Вопреки всем предосторожностям, хотелось просто смотреть.

Почувствовав мой взгляд, незваный гость обернулся — мыслей не было. Просто молча стояла, облокотившись на косяк, и жадно пожирала глазами это лицо. Достаточно высокие скулы и бледноватая кожа. Острый подбородок был чисто выбрит. Тонкие сухие губы плотно сомкнуты. Нос с небольшой горбинкой. Смолисто-черные брови и ресницы. Тонкий светлый, но все же очень заметный шрам через всю левую щеку протянулся от самого уха и до уголка рта. И глаза… льдисто-серые, темнеющие к зрачку. Словно желающие заморозить и поглотить в свои глубины. Из правой ноздри быстрым ручейком прокладывала себе дорогу темно-алая струйка. По губам, по подбородку...

Он не отворачивался. Словно признавал за мной право полностью осмотреть его. Его, ворвавшегося в чужой дом. Тем временем первая капля сорвалась с лица и, через секунду полета, разбилась о бортик ванны. А я, поддавшись какому-то спонтанному порыву, схватила с батареи кухонное полотенце, что сушилось там после стирки, сунула под струю. Вода показалась обжигающе холодной. Как лед. Как глаза.

В спешке, пытаясь отжать, сжала пальцы — стремительно теплеющий ручеек плодожил путь по моей руке. С какой-то странной нежностью приложила холодную ткань к чужому лицу. К чужим губам. И стала медленно вытирать. За все это время не отвели взглядов. Даже сейчас, словно лаская холодной тканью чужую кожу, смотрела в глаза. И он, возможно не осознавший ничего, тоже смотрел. То ли задавая вопрос, то ли просто удивляясь. Мне казалось, нет сейчас ничего важнее...

Через несколько секунд гость поднял руку и, дотронувшись до полотенца, остановил мои движения. Продолжал удерживать мою ладонь у себя на губах. Не принуждая. Спустя пару секунд я в спешности отдернула руку, сразу же безвольным хлыстом повисшую вдоль тела. Глупая голова моя, наконец, осознала, в каком положении находится — с незнакомым человеком, в запертой квартире на 9 этаже. И еще неизвестно...

Непроизвольно начав пятиться, наткнулась спиной на стиральную машинку. Остановилась. Казалось, любое необдуманное движение, неосторожная мысль может привести к тому, что через пару секунд я останусь без головы. Заметив это, человек сказал, снова поспешно отворачиваясь к воде:

— Иди. Налей пока чаю.

Повинуясь чужим словам, с неясным страхом повернулась к двери. Вышла. Чтобы затем достать 2 чашки и, налив немного заварки в каждую из них, заполнить до краев кипятком, не пролив ни капли. И остаться стаять, не решаясь обернуться на звук шагов и притворяемой двери.

***

Не зная, о чем говорить, молча пили чай. Не смела даже притронуться к столь любимому мной сладкому — только беззвучно подносила почти опустевшую чашку к губам. Мысль о том, что напиток скоро кончится, и нужно будет что-то предпринять, пугала. Тело было скованно чужой волей последних слов, ограничено ею. Тогда, в ванной. Дурные мысли метались в голове, не давая возможности здраво рассуждать. Язык окостенел. Чай кончался.

— Вкусный. Мне нравится.

Он не извинился. Не представился. Не объяснился. Только констатировал факт. Все, что смогла сделать в ответ — лишь судорожно и громко сглотнуть.

Встал — не шелохнулась. Неспешно прошел к двери, обулся — не шелохнулась. Выйдя, плотно закрыл дверь, прощально щелкнув замком. А я так и осталась сидеть, иступлено глядя на то место, где еще недавно в пестром свете закатного солнца сидел человек со шрамом на лице. Тонкими длинными губами. И ледяными глазами.

Лишь поздней ночью, когда даже сверчки замолкают, перебралась на диван. Высохшая повязка сползала на глаза. Лунный свет лился мягкими струями из окна, освещая две кружки, оставленные на столе. А где-то в темноте лежало окровавленное кухонное полотенце — невольный свидетель и участник того, что предполагалось забыть по негласному договору. Договору без имен, объяснений и обязательств.

***

За ночь повязка совершенно развязалась и лежала теперь на полу. Тамея жалобно терлась об руки, прося еды. В компьютере находилась статья для следующего выпуска, которую, наверняка, вот уже несколько часов ожидали в редакции, каждые пять минут обновляя страничку сообщений. Солнечные лучи прокладывали свои собственные дорожки. Начинался новый день, а потолок за ночь так и не изменился. Чашки не сдвинулись с места — их притяжение было условным. Чисто теоретическим.

Стоило налить Там молока, все ее назойливое внимание кончилось, словно вода в старом колодце. На подоконнике лежали сигареты, кем-то забытые. Взяв их в руки, вздрогнула. "Черный молот №3". В народе говорили, что это самые крепкие сигареты, какие видел мир. Мои друзья такого не курили. Понимание нахлынуло удушающей волной: "Это были Его сигареты". Выронила пачку; из приоткрывшейся крышки выскользнула головка зажигалки. Осторожно, словно у модернизированной спички могла быть своя воля, боясь обжечься во всех возможных смыслах, аккуратно вытащила ее. На одном боку большими черными буквами по белому было написано "Забудь", а на обратной стороне на этот раз красными "Тебя уже забыли". Но сколько бы раз я ни вчитывалась, слова эти так и не возымели для меня смысла. Убрав все обратно, по неясной причине бросила упаковку в сумку. Словно я знала владельца и хотела вернуть забытое. Смешно...

Забытье не решало проблемы, не отвечало на вопросы. Оно только все откладывало. Я никому не могла рассказать о случившемся — попахивало сумасшествием. Слабые доказательства в виде забытого никотина и окровавленного куска тряпки не имели весомости. А значит, что друзья и знакомые мне здесь не советчики. Расчет на себя. И только.

Теплый душ, как и раньше, не изменял произошедшего, ничего не объяснял, но помогал мыслить вдумчиво, неспешно перебирая камушки-воспоминания в руках.

"1. Звонил настойчиво, нетерпеливо. В последнюю дверь, на самом высоком этаже. Значит, убегал.

2. Кровь шла из носа. И еще был порван рукав. Дрался. Но Такой не стал бы убегать просто так, только из-за одного планируемого мордобоя. Значит, силы были неравны.

3. Курит дорогие сигареты — в средствах не обделен. И эта манера говорить, этот тон. Значит, человек властный.

4. Ушел, не представившись, не объяснив. Значит, не хотел втягивать..."

Картина медленно, но верно вырисовывалась. Пазл складывался, но я не знала ни причин, приведших к этому, ни того, что стало с Ним потом, после ухода. Мысль, что этот странный молодой человек мог погибнуть, что его могли снова подкараулить, и на этот раз удачно, казалась невыносимой. И не столько потому, что я могла быть виновата — нужно было удержать, позвонить куда-то, кому-то… Нет. Я просто не хотела верить, что Такой человек мог погибнуть. Не хотела его смерти. Но почему мне было дело до его проблем, до Него самого, ворвавшегося ураганом в размеренное и тихое течение моей жизни? Или слишком тихое?

Я подняла лицо, подставив упругим струям воды кожу, решив отложить все эти тревоги на потом. Статья была отправлена. Завтра была назначена важная встреча — мне нужно было хорошо выспаться...

Поздним вечером, засыпая под легкой простыней, мне вспомнились слова из старой песни. Что-то они значили, я что-то должна была понять… Я не успела, я почти совсем пала в объятия Морфея, а на задворках сознания… "Не должны умирать красивые, не должны умирать храбрые. Не должны.., не должны..." На утро я уже об этом не помнила.

***

Шишка, оставшаяся от удара дверью, прошла на третий день. Чашки тоже были вымыты, сигареты спрятаны в самый дальний кармашек рюкзака. Дни тянулись полу безликой чередой, и с момента той встречи прошло уже больше трех недель… А произошедшее упорно не хотело оставлять меня в покое. То забываясь, давало мне расслабиться, и снова возвращалось в каких-то мелких случайностях. Каждый такой "приход" я отмечала в маленьком календаре, хранящемся в кошельке.

Первый случай застал меня врасплох в одном из небольших уютных кафе, масса которых затеряны по разным закоулочкам города. После удачной покупки кофточки, с которой, как показалось тогда, мне ужасно повезло, мы с подругой заглянули в одно из таких мест перекусить.

Мы прекрасно пообедали, и в завершение каждая заказала себе по чашечке чая на свой вкус. По середине легкомысленнейшей беседы о намечающихся планах на выходные, собеседница, немного отклоняясь от намеченной темы, сказала:

— Чай прекрасен. Такой вкусный! Мне нравится. Нужно будет...

Конец фразы я не расслышала. Холодный ком встал в горле. Через пару минут меня выворачивало только что съеденной едой в местном туалете. А ту кофту я потом вернула в магазин.

***

Второй и, слава Богам, последний раз накрыл меня в одном из скверов центральных улиц города. К фонтану, напротив которого я сидела и ела столь вкусное в жару мороженное, шел мальчик. Запыленная одежда наводила на мысль о футболе. С пальцев руки, закрывавшей нос и рот, тугими каплями срывалась кровь. Перегнувшись через край фонтана, ребенок стал обильно и с фырканьем умываться. Мороженное выпало у меня из рук, на лету испачкав собой мою майку и подол юбки. Ничего не замечающими глазами я брела домой. Сладкие пятна расползались по ткани. Если бы кто-нибудь ограбил меня в тот момент, я бы даже этого не заметила. Из последних сил захлопнув за собой дверь собственной квартиры, шумно упала на диван и больше не поднималась. Кошка, словно все почувствовав, не просила есть. Благодарная, я провалилась в тяжелый тягучий сон.

Утром сняла с сушилки белье, постиранное еще позавчера. Полотенце так и не отстиралось от страшных багровых пятен. Даже после седьмой стирки.

***

На следующей неделе у Оли, секретарши нашего начальника, намечался день рождения, но как-то так само собой вышло, что сей грандиозный праздник был перенесен на пару дней раньше — на эти выходные. Сама Оля была девушкой милой и немного застенчивой, носила очки старого фасона (зато они прекрасно шли ей) и деловые строгие костюмы. Не знаю, как и где праздновался бы день рождения, но за его создание и воплощение в жизнь взялся Костя из отдела фотографий и прочих иллюстраций, и потому гулянка сулила удастся на славу, ибо не было в редакции нашего журнала человека более веселого и разбитного нрава, чем он.

До последнего дня почти никто, кроме узкого круга помогавших нашему массовику-затейнику, не знал, что, собственно, затевается. Добрые начальники сжалились и устроили по такому случаю короткий день, что всех безмерно обрадовало. А так как завтра была суббота, все радовались еще больше, ожидая обещанный праздник, на которой скидывались все без малейших неудовольствий. В воздухе попахивало пьянкой...

В три часа, окончив свои дела и благополучно забыв об отложенных, народ собрался в большой фойе у выхода, где светящиеся от счастья парни объявили, что "мероприятие состоится… (тут была драматическая пауза, чтоб пощекотать всем нервы) в "Мартовских котах"!" В зале тихо перешептывались и не могли поверить словам. Именинница была в тихом ужасе… Потому как "Мартовские коты" было одним из самых дорогих заведений в городе. Туда частенько стягивались темные личности, но НИКТО НИКОГДА НИКОГО НЕ ТРОГАЛ! Там могли собраться мафиозные группировки всего города, но все ограничатся лишь дружной попойкой наспор до полного состояния невесомости. Это заведение считалось мирной территорией. И потому было ЖУТКО дорогим, хоть и было за что.

Как народ собрал такую немереную сумму, не понимал никто. Предупреждая все возможные вопросы, ребята снова повергли всех в шок — это шеф выделил денег, сказав, что "празднуйте так, чтоб только в понедельник оклемались; особенно именинница". Так же добавили, что встречаемся все в 8 на площади рядом со знаменитым заведением. По всему зданию разнеслись развеселые крики и свист. Я подумала, что шеф, наверно, там наверху слышит это и улыбается...

***

Предоставленные каждому пять часов никто не провел даром — кто-то просто освежился и передохнул, а другие… Откровенные разрезы и глухие воротники, шорты и юбки до пола — оделись на свой вкус. Парни надели то, что нравилось им самим, девушки же — то, что нравилось другим. Конечно, с каждой стороны были исключения, но ведь они только подтверждают наличие правил, не так ли?

Сама я предпочла одеться практично и красиво одновременно — короткие шортики в облипочку и слегка прозрачная кофточка-разлетайка не стесняли движений, располагали к общению, но не были чрезмерно вызывающими. Честно говоря, и выбирать мне больно не из чего было, потому как одежду выбираю по практически единственному стандарту — удобству. Ну, еще плюс-минус красота и все остальное… По той же причине в моем гардеробе не имелось ни одной пары каблуков — лишь кеды, балетки и босоножки на плоской подошве. Я ж не мазохистка...

***

В огромном зале, до отвала забитом людьми, на удивление, не было душно и жарко. Стены, разрисованные различными психоделическими рисунками, вызывали интерес даже у трезвых людей, что уж говорить о подвыпивших. Громкая, но не оглушающая музыка, цветные огни — все это нравилось людям, пытающимся получить максимум удовольствия от каждой минуты жизни.

Огромные неоновые часы на стене показывали половину двенадцатого — почти полночь. Народ все прибывал, но теснее от этого не становилось. Изрядно выпившие сослуживцы разбрелись кто куда, однако из-за общего стола с методичностью часовой кукушки постоянно доносились поздравительные тосты в честь именинницы. Решив немного передохнуть от давки и запахов спиртных напитков, я направилась в туалет, плотно прижимая рюкзак к себе и с некоторым усилием протискиваясь через толпу. Толпу, которой не было до меня никакого дела, и в тоже время радостные лица попеременно звали потанцевать или выпить с ними. Вежливо отказываясь, продолжала свой путь к заветной цели.

Когда до двери в царство зеркал и керамики оставалось всего пара-тройка метров, меня в очередной раз дернули за рукав. Думая о том, не оторвут ли мне его сегодня, медленно обернулась. Как и много раз до этого, красный от выпитых коктейлей парень что-то говорил. И все эти слова летели мимо, мимо — в пустоту. Потому что у него за спиной за небольшим столиком сидела развязного вида компания. И высокий парень одной рукой обнимал девушку за талию, а другой пытался заправить за ухо выбившуюся из небрежно перевязанного тесемкой хвоста прядь черных волос. Через секунду я смерчем рванула в сторону туалета, не обращая внимания на неудавшегося кавалера.

Не помню, какой крутила кран. Знаю лишь, что вода обжигала и немилосердно драла лицо. А потом все такой же чистой стекала в трубу — я была не накрашена.

***

Посетительницы, желающие "припудрить носик", сменяли друг друга. Шумно спускалась вода в унитазах, веселый треп не утихал ни на секунду, а мое отражение в зеркале не менялось — спокойствие не возвращалось. Все отступившие раньше мысли нахлынули в новом приступе — казалось, я вот-вот захлебнусь.

"Черт, как он мог здесь оказаться? Почему именно сегодня? Или может это не он? Нет, я не могла ошибиться. Точно он. Хотя, и что с того? Я что, весь оставшийся вечер просижу в туалете только потому, что за одним из столиков сидит парень, имени которого я даже не знаю. О котором я ничего не знаю! К тому же, он с девушкой, да и мало вероятно, будто ему вообще есть до меня дело".

Успокоив, наконец, себя такими мыслями, еще раз ополоснула лицо водой. И сломала без того не слишком длинный ноготь. Негромко матюгнувшись, полезла в рюкзак за кусачками. И остолбенела — в руку легла темная пачка с золотой надписью на боку. "Черный молот". Тошнота подкатила к горлу. Усилием воли оставила свой поздний ужин в желудке. Пальцы мелко подрагивали, и это проявление слабости вдруг привело меня в ярость.

"Нет, ну, сколько ж можно?! Сколько я еще буду так трястись из-за какого-то нелепого случая?! Хватит! Вот сейчас пойду, отдам ему эти дурацкие сигареты — и дело с концом. Забуду все, как страшный сон".

Подгоняемая осознанием, что вся моя смелость скоро улетучится, я поспешно вышла из ярко освещенной уборной в сумрак клуба. Глаза не давали сбоев — я отчетливо видела вожделенный столик в мельканье огней и тел. Но, уже достигнув цели, потерпела фиаско — на диванчиках сидели лишь девушка и трое парней — ни один из них не был моим незваным гостем. Сжав быстро слабеющие руки в кулак, я громко спросила:

— Тут был еще один парень с девушкой. Где он?

Головы медленно обернулись (или это мне так показалось?). На лицах троих человек отобразилась такая странная смесь удивления и неудовольствия, словно посреди дискуссии о боге с ними стул заговорил. И только один парень, который и так казался старше всех остальных на тройку лет, с бесстрастным, как и прежде, лицом ответил мне:

— А что тебе с него? — и выдохнул облачко дыма.

Секунду я молчала, раздумывая над дилеммой: может оставить пачку им? Но тут же отвергла этот вариант, потому что это не выход. Если я так сделаю, воспоминания никогда меня не покинут.

— Где он? — не хотела размениваться на объяснения, да и что я могла сказать?

Собеседник оказался не настойчив — просто указал тлеющим огоньком сигареты в танцующую толпу. Кивнув в благодарность, я рыбкой скользнула меж чужих тел — прямо в гущу дергающейся в собственных ритмах толпы, чтобы найти Его. А заодно спрятаться от чужих взоров.

***

Едва я оказалась в общей массе людей, как быстрая ритмичная мелодия сменилась тихой и спокойной. Чей-то тонкий женский голос пел о нещадной тоске. Все разбились по парам, а кто-то и просто ушел с танцпола. Не умея танцевать настоящий вальс, пары просто топтались на месте, плотно прижавшись друг к другу — передвигаться стало проще.

Я нашла их достаточно быстро — высокого парня и девушку, едва достающую партнеру до подбородка… Рука сдавила пачку дорогих чужих сигарет. Фольга упаковки громко надрывно зашуршала и тут же стихла. Мне нужно было еще немного времени, еще совсем чуть-чуть, чтобы собраться с мыслями и остатками смелости. Но его не было — песня должна была вот-вот закончится. И тогда снова набежит толпа, и я снова их потеряю… Решилась. Шаг, второй… Девушка подняла взгляд мутных глаз, а затем громко и звонко икнула. Танец оборвался — партнер больше не удерживал партнершу за талию, ее лоб больше не лежал у него на плече — Он обернулся...

И тут же, словно копьем, пронизана взглядом льдисто-серых глаз. И мороз продирает по коже в душный летний вечер, и срывается искрами с пальцев нежность. А люди все куда-то деваются, отходят в стороны. Посреди зала стоим лишь мы трое — музыка кончилась. Люди же вокруг смотрят, и каждый их взгляд как ножом по коже, но сделать ничего нельзя. Только...

— Это ваше. Забыли..., — на протянутой руке помятая пачка.

Он опускает глаза-ледники, смотрит на черную коробочку (как она только инеем не покрылась?) и неожиданно улыбается. И что-то во всем этом кроется, но я не успеваю понять, критически не успеваю...

— Давайте потанцуем, — был ли это вопрос, или же нет?

Но я непростительно долго думала.

Не успела и оглянуться, как… Раз — злополучный "Черный молот" и мой рюкзак перекачивали в руки подвыпившей удивленной девицы. Два — щелчок пальцами, и через секунду из колонок полилась мелодия настоящего вальса, наигрываемая далеким пианистом. Три — чья-то рука лежит у меня на талии, вторая сжимает мою ладонь. И вот уже начинается первый шаг...

"Боги, как же давно я вот так не танцевала..."

***

Я плохо помнила свое детство. Даже не так — до восьмого класса вся моя жизнь состояла из цветных лоскутков: ярких и не очень, счастливых и печальных. Дружба прежде ничем хорошим не заканчивалась — они уходили или предавали. Или, быть может, до того времени я была скучной. Как знать. Единственное, в чем я уверена, что летом, после окончания восьмого класса, мне повезло. Тогда моя жизнь началась поновой, с новыми людьми.

Я стала меняться, выходила из своей замкнутости и закостенелости. Конечно, попытки снова научиться наивно верить людям, как тогда, до первого предательства, не увенчались полным успехом. Но мир вокруг меня сдвинулся с мертвой точки.

В многообразии открывшихся возможностей я теряла голову, меня кружило в водоворотах радости и событий. В непрестанных попытках открыться миру я натыкалась на стены, но могла быть приласкана в самых неожиданный местах, бывала оправдана в самых странных и наглых проделках. Мне это нравилось.

За тройку лет я сделала такой громадный прыжок во времени, во взглядах и мировоззрениях, что даже одноклассники порой удивлялись. Я перестала постоянно сидеть дома и, вопреки здравому смыслу, ужасно пристрастилась к чтению. Я полюбила цветную гамму, не отказываясь от любимого многими годами черного. В моем гардеробе поселились в большом количестве доселе невиданные гости — юбки и платья, при чем постепенно длинна их укорачивалась. Хотя еще пару лет назад открытые колени были для меня невиданным чудом. Я щеголяла по улицам в ярких нарядах, ощущая на себе чужие взгляды — и мне это нравилось. Красила челку в невообразимые цвета, отрезала волосы. Перепробовав различные макияжи, отказалась от них в пользу естественности, и лишь иногда по редкой прихоти красилась вновь.

С того времени произошло много всякого, и все это останется со мной навсегда...

***

Не будучи от рождения великой танцовщицей, я все же сносно исполняла вальс. И пусть иногда оступалась, пусть не умела выговорить ни слова, сосредотачиваясь на теле, — но все же я танцевала. Казалось, будто с каждой следующей неровной поступью тело мое автоматизируется. Наверно, он был настолько совершенным партнером, что впервые в жизни движения не нужно было совершать по заверенному ранее маршруту, больше не требовалось считать в такт. Этот странный человек единственный смог держать меня так, что я больше не боялась упасть, сорваться на пике прекрасного.

Я осмотрела его всего — резкие ключицы и тонкие длинные пальцы, темную рубашку, источавшую чуть уловимый запах табачного дыма, и чуть потертые темные джинсы, острый подбородок. Невозможно было поднять взгляд выше, не выдав при том самою себя. Отчего-то это казалось простым ребячеством, детскими глупостями. "Неужели ты, взрослый человек, не можешь вести себя смело?" — спрашивала себя, и тут же отвечала, — Неужто я так стара?"

А потом снова… "Щелк!", "щелк!", "щелк!" — мир выбивает ритм пальцами. "Щелк!" — музыка кончилась, люди вокруг. "Щелк!" — еду в такси, рядом рюкзак. "Щелк!" — звучно закрылся замок, упала на кровать. (Что-то в последнее время у меня входит в привычку спать в чем попало...) "Бабах!" — это меня сном накрыло.

***

( Статья одного из выпусков еженедельной газеты «Завтрашний день». Раздел «Отстраненные мысли»).

Мутации: превращение мухи в слона.

Можно сколько угодно говорить «мы не сошлись характерами», «он не понимал моих убеждений/увлечений/чаяний». С надрывом «я не чувствовала его душой», скупо «он не удовлетворял меня как личность/мужчина» (тут уже зависит от вашей испорченности). «Он был совершенным неряхой», «он дискредитировал моего кота», «не нравился моей маме», «похотливый кобель — сделал из нашего ложа бордель»… и еще многое, многое. Да, да, да! Это, без сомнения, веский повод. Ага, но только если рассматривать с чисто психолого-теоретической точки зрения. А вот в действительности....

Одна моя подруга как-то призналась, что после разрыва со своим очередным парнем не может чувствовать себя совершенно комфортно на улице, или, допустим, в автобусе. «Понимаешь, у нас ведь вроде было все хорошо. Мы… он… я теперь не знаю, куда руки девать — раньше-то он меня держал, а теперь, — говорит и печально вздыхает, — а теперь сама хожу, пальцы в замок переплету и вроде ничего, но все равно что-то неправильно». Казалось бы, это не самое важное, что должно ее беспокоить, а вот поди ж ты!

Так в моей небогатой личной жизни тоже имели место подобные инциденты. Был у меня как-то по весне маленький заворот в жизни, подающий большие надежды. И вроде все почти хорошо (а что не очень — так и потерпеть можно), Вот только если бы не кое-что. От него пахло. Вареными пельменями. Или макаронами. В общем, тестом. Пахло постоянно. Нет, не так. ПОСТОЯННО! Ты к нему целоваться, глаза закроешь, а в мысленном образе перед тобой не парень — здоровенный шмат вареного теста. Долго я не продержалась — меня это доконало (конечно, были еще некоторые «но», однако они относятся к тем самым «теоретическим»). А еще, знаете, когда за руки держат… не люблю я, когда просто схватят и все, как в оковах, — мне нравится, когда пальца постоянно разминают, теребят, поглаживают. Не знаю, что такая привычка могла бы значить для высокопарного психолога, да и, честно говоря, знать не хочу.

Странно. И эта странность постоянна среди людей, и не только в женщинах. Знакомец со школьной скамьи недолюбливал девушек в линзах — считал это показной натуральностью. Да что уж там недолюбливал — откровенно ненавидел. Только замечал — бежал на другой конец зала, ничего не мог с собой поделать.

Вот так и живем со своими маленькими недомолвками. Тратим года, чтобы их распознать. И расстаемся — «нет, меня в нем все устраивало, но он преступно любил горчицу»...)

***

Три года назад мы стали первыми в мире. "Россия воспряла ото сна!" — писали газеты наперебой. Для меня лично это был колоссальный сюрприз. Казалось, что в одно мгновение все в стране поднялись и сказали: "Что ж вы нас, ироды заморские, за людей-то не считаете. А ну-ка, ребята, грахнем, чтобы у них уши-то и позакладывало!" И понеслась… Мир резко изменился. Изменились люди. Я, кажется, даже не успела заметить этого, или, по крайней мере, не сразу.

Один безумный ученый создал концентрат спирта — "Трастин". Крепость данного вещества превышала 150˚! И знаете что? Оказалось, что это лучшее топливо в мире. Так что Россию теперь совершенно точно невозможно представить без водки — на ней ездит вся страна.

Старые многолетние стройки с подъемными кранами, экскаваторами и полуголыми загорелыми рабочими ушли в прошлое. При помощи "Трилобитов" — небольших портативных устройств — люди перемещают дома, скульптуры (и т.п.) в реальный мир прямиком из сознания. Конечно, тут, как и во сякой профессии, требовались особые умения — в частности, пространственное мышление, но отбоя от людей не было.

В числе первых поправок была узаконена проституция, являвшаяся теперь одним из видов услуг. Конечно, это значительно улучшало качество нового общества — уменьшение количества зараженных венерическими болезнями, легальное трудоустройство для тружеников данной профессии ( ибо ими являются не только девушки) с последующим выходом на пенсию, меньшее порицание обществом. Но и минусы тоже были: повсеместная пропаганда и реклама данного "продукта", снижение моральных устоев. В каждом районе города было не менее 2 борделей — мужской и женский.

Мораторий был отменен — потому высшей мерой наказания могло стать как пожизненное заключение, так и смертный приговор.

Но люди, что ни делай, все же остаются в конечном счете самими собой: коррупция и наркомания, алкоголизм и терроризм, грабежи, убийства и обманы — всего этого наше общество не смогло бы лишиться и через сотню лет.

***

Во сне я, кажется, стояла, но только совершенно изначально. Мне было скучно, потому носком кеда ковыряла асфальт. И, что удивительно для меня сейчас, но не тогда, он легко поддавался, да еще и студенисто подергивался, словно желе или пудинг. А потом вдруг где-то истошно-надрывно завопил кот, и было в этом "МУЯУ!" столько невысказанного желания и томления, что становилось плохо. Уши все туже сворачивались в трубочку, а к нашему солисту добавились новые голоса. Бредилось, будто они обступили меня со всех сторон, сжимая кольцо… Это сейчас мне смешно, а тогда… Тогда опасность быть изнасилованной стаей бешеных котов показалась мне вполне реальной. И я рванула, да так, что, вероятно, передавила меховых маньяков всех до одного. Но это меня не остановило!

Продолжала бежать: асфальт под ногами не слушался, ветер забивал легкие — становилось тяжело дышать. И тут я поскользнулась… на полотенце. Упала, хорошенько приложившись затылком о что-то твердое — теперь всем телом ощущала под собой нечто прочное и холодное. Приподнялась и огляделась: вокруг не было ничего — просто белое пространство, сама я сидела на самом краю какой-то железной платформы. Свесилась вниз и с ужасом поняла — наковальня… Стоило пронестись в голове этому слову, как сверху со свистом полетело вниз что-то черное, и прямо на меня! Только и успела перекатиться вправо, гигантский молоток с оглушающим звоном обрушился на то место, где я прежде была. ( О, бедные мои ушки!) Следующий снова не достал меня, но сие оружие плотника было уже в разы больше предыдущего. Дыхание срывалось с губ хрипами и улетало в неясность. Но стоило заметить третий, как оно и вовсе оборвалось — мне было не увернуться. Секунды до встречи таяли: раз, два, три...

Кажется, я зажмурилась. Последнее, что я помнила, это ярко алая капля, разбивающаяся о белую поверхность.

А потом я проснулась. Заозиралась, судорожно соображая, куда угодила на этот раз моя многострадальная личность. Дышалось тяжело — на груди спала Тамея. В открытое окно лился лунный свет пополам с ветром. Переложив податливую сонную кошку на соседнюю подушку, перевернулась на живот и уснула. Кажется, в этот раз мне ничего не снилось. Только смутное подозрение, что кто-то кормил меня мороженным, как маленькую. Но это так, левое. А впереди было еще утро...

***

Сказки — это самое замечательное и доброе, что есть в мире. Их нужно читать и слушать, смотреть нужно. А я что..? Я не сказка, потому на меня лучше НЕ СМОТРЕТЬ. Особенно сейчас...

Сказать, что утро было тяжелое — это как назвать ночной горшок священным сосудом для возлияний — вроде и верно, но с прицелом проблемы. Да и на утро это тянуло, собственно, с не менее вызывающими натяжками. Время было около 12, и лежать бы мне в нежно-сонной задумчивости еще пару-тройку часов, но эффект неожиданности потому так знаменит и велик, что не оставит наши грешные души без своего внимания и заботы. И на этот раз его воплощение нашло меня в лице Вини.

"Будь проклят тот день и тот час, когда я дала ему ключи", — думать о чем-то другом под аритмичное грубо-мужланское расталкивание моего тела на диване было невозможно. Сие действие сопровождалось выкриками типа "вставай, детка, я тебя хочу!" и "я больше не могу терпеть". Не поймите меня неправильно, но при всей двойственности этой фразы, смысл в ней заключался совершенно пушистый. "Я хочу сесть своей поджарой попкой тебе на уши и загрузить мозг!" — вот так, мои дорогие, и даже в тяжелейшие времена (порой к величайшему сожалению, но все-таки последующему осознанию и облегчению) ничего более. Мне с ним просто гигантски повезло: это неземной красоты существо обладало сильнейшей принципиальностью в плане отношений — если ты для него друг, то только друг, и, поэтому, никакого секса.

Минуты через две после такой качки мое величество сумело разлепить свои глазенки для того, чтобы потом их немощно сомкнуть — яркий солнечный свет, струящийся в незадёрнутое окно, лишал зрения не хуже перцового баллончика.

— Винисерий, оставь безвольный труп бедной женщины в покое, — если у этого загорелого, атлетично сложенного молодого породистого жеребца с двумя высшими образованиями и были минусы, то одним из них было его полное имя. Точнее, непереносимость этого самого имени самим субъектом. Естественно, по причине неконтролируемого смеха со стороны остальных людей при его произношении. Как говорится, детская травма...

— Да какая ты женщина, а?! Тьфу, девка нецелованная! Вставай давай!

— Не-не, ну это ты, конечно, загнууул...

Потом был душ, и сладкий некрепкий кофе, и чуть подгоревшая глазунья (к слову сказать, она была еще и подбита на левый глаз, потому как растекшийся желток более походил на фингал). И все это происходило под аккомпанемент моего утреннего экзекутора. Зато голова не болела. Потому что не думала. Вообще. Совершенно. Абсолютно. Я даже поначалу чуть не начала есть яишенку чайной ложкой, но вовремя была остановлена. Предупреждая все вопросы, замечу: нет, дебилом себя не чувствовала; да, мылась я сама; нет, так не каждое утро. Честное слово.

***

— Ой! Ой, мамочки! Оооооооо...., — под вечер голова заработала, но лучше бы она этого не делала. Мысли казались скопищем уличных торговок, одновременно и вразнобой рекламирующих каждая что-то свое. К сожалению, даже будучи современным и урбанизированным обществом, свой менталитет мы сохранили. И вместе с ним всех этих кликуш, ну и других колоритных персонажей. Но что-то я не в то поле учухала...

— О, будьте вы прокляты, полуночные гульбища! — если у меня так болела голова только от музыки, я не могу даже нафантазировать то, что сейчас творится с теми, кто пил. Еще, небось, и с фаянсовым другом в обнимку сидят. Хочется вывернуть себя наизнанку и простирнуть.., но боюсь, что замутит.

Настенные часы в виде совы показывали 17.03. Вини ушел больше часа назад. И, кажется, даже довольный. Значит, я ему что-то там посоветовала. Но что? Так, он говорил о… Эээээ… Мда, как все тяжело...

В холодильнике было мороженное, и самое правильное, что я могла сделать сейчас, — это не утруждать свой многострадальный верхний отросток всякими болезненно-бесполезными мыслями, а с внеземным умиротворением съесть прохладную шоколадную радость, разглядывая город с балкона. Да, это было, несомненно, именно тем, что я и сделала бы раньше, но теперь, по-видимому, ад замерз, а я получила туда турпутевку. Ибо как еще объяснить то, что я собралась (читай, впихнула свою тушку в шорты и футболку) и, бросив "я ненадолго" дремлющей кошке, полетела вниз по пролетам? Как еще объяснить то, что я так сильно жажду увидеть снова этого странного персонажа, внезапно затесавшегося в мою жизнь, похожую на книжку-раскраску?

Но, как говорится, проблемы надо решать по мере их поступления, и потому, перешагивая порог подъездной двери, меня волновал только один вопрос: "Куда идти?"

***

Три часа пеших мотаний по городу вымотали меня не хуже полного рабочего дня. Не знаю, было ли тому виной нервное напряжение или просто я запыхалась от непривычно долгой быстрой ходьбы, но когда я села на старую, но все еще красивую скамейку около пруда в скромном прогулочном сквере, тело мое сладко распласталось по предмету мебели, намекая на то, что в ближайшее время не намерено двигаться куда-либо. Доски, отполированные сотнями задниц до меня и нагретые солнечными лучами за день, источали приятное тепло. В накатившей стихийно расслабленности я сидела и думала спинным мозгом всякие глупые и медленные мысли. Не помню как, но в какой-то момент я поймала себя на идее, что я полная идиотка, и, если бы я умерла, то каким-нибудь совершенно нелепым случаем. Например, от закиси азота (веселящий газ). Ну, или от кровавого поноса...

Все эти великолепные в своем абсурдном виде мысли были феерично сметены из моего сознания, словно вся посуда со стола при неудачном фокусе со скатертью, всего одной фразой:

— Что, решила и сама прогуляться?

Утренний инквизитор подкрался к маленькой глупой повелительнице метелки и возвысился громадой улыбчивой с левой стороны. Под руку его держала пойманная тройку месяцев назад новая-относительно-не-юзаная подружка. Терзаясь мутными сомнениями, я подозревала, что имя ей — Лика.

— Эммм… Да, есть такое. Сижу вот, думу думаю, а вы что?

— Так мы уток ходили кормить на пруд, как ты и советовала.., — в глазах Вини повис немой вопрос, не отшибло ли мне чего? "А, так это вот что я ему сказанула с невменяемости..."

— До последнего думала, что ты не последуешь моему "киношному" предложению, — я улыбнулась. Всегда ведь легче свести все на шутку, чтобы не опростоволоситься.

— О, так это была вовсе не твоя идея, мой милый Вини-пу? — удивления в этом приторно-сладком голосе было чуть ли не больше, чем оголодавших студентов в буфете института.

— Ээээ..., — глаза столь неудачно раскушенного ухажера забегали в тщетных попытках сгладить этот малюсенький инцидент, — что-то я не припомню. Да и думаю, нам пора, правда, лапуль? Не будем мешать человеку наслаждаться спокойствием и уединением...

"Лапуля", не сопротивляясь, позволила увести себя дальше по прогулочной дорожке, но тема еще явно не опущена — я видела это по ее тонким нахмуренным бровкам. С немалым удовольствием представила, как сейчас мой горемыка-друг будет оправдываться и пытаться загладить свою вину. "Вот она, расплата за мучения мои!" — подумала я с улыбкой. Но, зная Вини, могу совершенно точно сказать, что в ближайшие 30 минут эта девушка уже размякнет пред его речами, как неподатливое тесто в руках хорошего пекаря.

Не успело еще последние из видений моего умишки относительно всей этой белиберды исчезнуть, как на меня снова пала тень, отброшенная чьим-то телом под предпоследними лучами вгрызающегося в землю солнца. "Кого еще нелегкая дер...", — готовилась я озвучить свою мысль, поднимая глаза… и немедленно онемела.

(Дорогие мои, если вы не догадались, что я там увидела, могу вас поздравить, ибо вы просто человек и ни разу не экстрасенс. А жаль.)

Передо мной стояла, неловко переступая с ноги на ногу, большущая сова. Даже не так… ОГРОМНАЯ сова! Естественно, это был всего лишь какой-то несчастный человек, которого возможность заработка впихнула это немыслимо нелепое "помещение" (назвать это костюмом у меня язык не повернется), но сути данной странной ситуации это не придавало.

"Так, либо я дурак, либо лыжи не едут", — мелькнуло в пустой голове.

— У-ху! — сказало явление и, подпрыгнув немного, хлопнуло крыльями по бокам.

"Здравствуй, белая палата-а-а...", — пропелось все там же.

— Девушка, посетите нашу прекрасную выставку птиц! Колибри, фламинго, 10 видов сов! Вы будете поражены их красотой и вели...

Работник "видимого фронта" что-то еще говорил-говорил, заливался щебетанием не хуже рекламируемых звезд, а я сидела и думала, что пора обзаводиться более устойчивой психикой, а то скоро мой состав успешно тронется, а я и не замечу.

— Парень, иди дальше. Заняты мы.

"Да, соловушка, не ту ты себе жертву нашел. Ежу ведь даже понятно, тем более сове, что раз я тут не одна, значит… Эээээ, стоп. А кто..?"

Глаза, все еще прикованные к неудачливому промоутеру, смотрели, как шаткой неровной походкой, что-то бурча себе под нос, удаляется громоздкий силуэт. Тихо скрипнула рядом скамейка под чьим-то опустившимся на сидение телом. "Кончится это реалити-шоу <<угадай, кто пришел>> сегодня или нет?"

"Так, быстро сказала что-нибудь остроумное! Пусть уста твои немедленно изрекут нечто саркастично-приветливое! Порази этого незванного гостя, детка!" — вот как-то так мысли звучали в моей голове.

— Ээммм… Здрасьте, — вот так это звучало в реальности. О, да, я же еще пяткой продавливала в рыхлой, податливой земле ямку, желая, вероятно, докопаться до нефти, дабы в ней же захлебнуться со стыда.

Ответом мне было молчание.

Вы когда-нибудь пробовали сесть задницей в пустое ведро? Сначала вроде ничего, но позже начинаешь неминуемо проваливаться; кажется, словно еще чуть-чуть, и ты так крепко застрянешь булочками в этом чуде садоводческого промысла, что вылезти уж и не получится. Так вот, в тот момент, когда я уже представляла, как мою бренную заднюю выпукость будут хирургическим путем вынимать из парковой лавочки, раздался щелчок. Скосив глаза в бок увидела на границе зрения немного размытое бледное лицо. В губах человек плотно сжимал длинную толстую черную сигарету и прикуривал от голубого пламени зажигалки. Надпись на боку дитя спички гласила "Тебя уже забыли".

Думаю, если бы в данный момент патрулю вздумалось проверить меня на наркотики, с такими зрачками посадили бы, не раздумывая, в кутузку.

— Чего ради ты меня искала? — тихий властный голос громом влетел в мои уши и, казалось, разорвав перепонку и плюнув на все условности анатомии, обрушился прямиком на неподготовленный мозг. Если серое вещество не расплескало по всей черепушке, то аллилуя.

— Ну, хотела сказать "спасибо"..., — не, ну просто гениально; вторая фраза подряд, а ты все также превосходно поддерживаешь амплуа параноидального шизофреника. Это талант, детка.

Снова тягостное молчание с последующим шумным выдохом. Тут же запах дыма ударил в нос, въелся в глаза практически до слез.

— Другие варианты.

Мысли обезумевшими мультяшными мышками заметались в голове. "Как убедить кого-то в том, что ты вменяем и не сталкер какой-то, если даже сам не уверен?" Собеседник терпеливо ждал ответа, а я с упорством партизана молчала и нервно ерзала на своем краю лавки. Язык прилип к нёбу, а нижняя челюсть отвалилась. Но знаете, что самое великолепное? В тот момент, когда я только было открыла рот, чтобы попытаться сказать нечто связное, лавка под моей невротической задницей как-то неожиданно кончилась. Но можно отдать мне должное.Шлепнувшись, будто двухлетний карапуз, прямо на зад, даже не матюкнулась, вообще ни члова не сказала. Только в голове одна такая ясная-ясная фраза бегущей строкой мелькнула: "Сто пудов, моя смерть будет настолько нелепой, что все будут плакать от смеха".

Так бы я и сидела (молча и никого не трогая) на остывающей вечерней земле, но вот настречу протянулась рука и меня прорвало: я рассказала про окровавленое полотенце и мороженное на юбке, про его лицо и то такси, что совершенно не помню, про чертовы гонки по городу и все-все-все. Сосед по скамье терпелво ждал, не отнимая руки, простертой ко мне, а потом просто потянул, поднял и вновь усадил на лавку.

В немом иступлении я сидела и ждала, что в любой момент он встанет и, смеясь, а может и молча, уйдет. Шли секунды.

— Красиво сегодня, — снова чиркнула зажигалка, подпаляя новую сигарету. Какая уже по счету? 5? 7? Кажется, я сбилась со счета. Глубокая затяжка и шумный выдох.

— Знаешь, как-нибудь пригласи меня снова на чай.