Секрет

Секрет

Женщины, независимо от возраста и социального положения благоволили моему дяде. Да что там благоволили? Они его обожали. Всегда щегольски одетый, с безукоризненной осанкой и неизменной тростью в руке, он расточал улыбки, питая напрасные надежды дородных матрон и вызывая яркий румянец юных гимназисток. У нас в семье о его любвеобильности и успехах у противоположного пола ходили легенды. Поговаривали, что он соблазнил ни одну герцогиню и не раз стрелялся на дуэли с ревнивыми мужьями. Я скептически относился к этим домыслам. Чем еще заниматься в нашей глуши, как ни досужими разговорами? Я знал дядю в основном понаслышке. Он редко наносил нам визиты, что было вполне объяснимо. У нас было скучно самим домочадцам, ни говоря о столичных жителях. Каждый развлекался как мог. Женщины перемывали косточки друг другу и каждому, кто попадал на их острый язычок. Папенька увлекался охотой. Своему увлечению он отдавался со страстью одержимого, спуская весь небольшой доход с имения на собак, лошадей и прочие необходимые атрибуты. Дядя охоту не любил, поэтому откровенно скучал, развлекая дам столичными новостями, а детишек — байками. Я к детишкам в силу возраста уже не относился, да и вообще рос парнем замкнутым, хмурым и необщительным.

В свой последний визит дядя, чтобы заполнить образовавшуюся паузу в разговоре, обратился ко мне:

— Где собираетесь продолжать образование, молодой человек? — Дядя величал меня не иначе, как «молодой человек». То ли имени не помнил, то ли по какой другой, ему одному ведомой причине.

— Не определился еще, — буркнул я.

— А что вы можете порекомендовать, beau-frère? — встряла маман, кокетливо изогнув бровь.

От ее французского меня передернуло. Дядю, наверняка, тоже, но у него хватило такта этого не показать.

— Ну, в столице много образовательных учреждений, — промямлил он. Я физически ощущал его замешательство, и мне стало неловко за маман, затеявшую этот разговор.

Дядя ловко перешел на другую тему, но за ужином папа́ возобновил беседу на неприятную мне тему. Одинокий, в летах, один в огромном доме — у родителей не возникало сомнений по поводу того, где я буду жить. Мы с дядей не были особо близки, и я чувствовал неловкость, но родители отмели все мои робкие возражения.

— Денег нет, — отрезал отец. Мы с мамой переглянулись, отлично зная, куда уходят все деньги. Но, зная взрывной характер отца, мы промолчали.

Так я поселился у дяди в доме и стал свидетелем его тайной жизни. Наши спальни располагались напротив, и в течение дня я с изумлением сталкивался то с одной, то с другой прекрасной незнакомкой. Они, как мотыльки, выпархивали из его опочивальни, яркие, свежие, разрумянившиеся, лучились смущенными улыбками. Некоторые смотрели в упор, даже с вызовом, заставляя меня отводить взгляд. Другие прятали лица за густыми вуалями и спешили выскользнуть незамеченными. Дядя не гнушался никем. Они были молодыми и в летах, из «простых» и из дворянского сословия.

Я же, к своему стыду, все еще оставался девственником, без малейшей перспективы изменить ситуацию в ближайшем будущем. Дядины беспорядочные связи мне откровенно претили, но в глубине души меня снедала зависть. Я — молод, хорош собой, он же — почти старик. Что же находят в нем все эти женщины? С каждым днем я все сильнее убеждался в том, что у дяди есть секрет. Он вообще был загадкой, даже для своей семьи. Самый старший из четырех братьев, на целых двадцать лет старше моего отца, он рано «выпорхнул» из семейного гнезда, много путешествовал, пока не осел в столице, купив большой дом. За время своих путешествий дядя нажил немалое состояние. Сплетники шептали, что он был джентльменом удачи. В семье поговаривали, что дядя занимался контрабандой. Одна версия нелепее другой. Я, живя в его доме, тоже не мог пролить свет на род его деятельности. Его верным и единственным слугой был китаец, преданный дяде душой и телом.

— Он мне жизнь спас, — с гордостью отвечал китаец на все расспросы. Большего из него вытянуть не удавалось. По-русски он говорил плохо, да и вообще был неразговорчив от природы, отвечая на все расспросы прищуром загадочных азиатских глаз.

Во время моего первого приезда домой на каникулы, в наше имение слетелась вся многочисленная родня. Конечно, я догадывался, кто на самом деле был причиной такого интереса, но все же мне льстило внимание, которого я был лишен ранее. После плотного ужина с непременной дичью, по которой я успел соскучиться у дяди, принесли чай и все взгляды обратились ко мне.

— Ну-с, как учеба-с? — обратился ко мне отставной генерал Селищев, противный старикашка, глухой на оба уха. Его всегда сопровождала племянница — старая жеманница под пятьдесят с густым румянцем. Она доносила ему смысл разговора, крича прямо в генеральское ухо.

Я отвечал обстоятельно и подробно, испытывая терпение присутствующих и злорадно следя за признаками нетерпения, выказываемые практически каждым. Двоюродная тетка маман нервно хихикала и обмахивала веером покрытое испариной лицо, ее глаза лихорадочно блестели. Моя младшая кузина отстукивала носком изящной туфельки популярный мотив. Генерал Селищев собрался было вздремнуть, но его в самый неподходящий момент дернула за рукав племянница.

Я не спешил, купаясь в отблесках дядиной славы. Еще минут двадцать разговора было посвящено обсуждению последних мод и туалетов. Первым не выдержал дальний родственник папа́:

— А как поживает ваш глубокоуважаемый дядя? Не хворает-с?

Все превратились в слух, было слышно, как под потолком жужжит муха.

— Нет-с, здоров, — нехотя ответил я.

— А навещают ли его по-прежнему дамы-с? — встрял генерал, всегда предпочитавший называть вещи своими именами и славившийся полным отсутствием такта.

— Да-с, навещают-с, — произнес я, досадуя, что «мое время так быстро вышло».

— Вот сукин сын, — вскричал генерал, приведя в негодование дам. Моя старшая кузина, не отличавшаяся хорошим здоровьем, даже потеряла сознание. Началась паника, половина присутствующих бросилась на поиски нюхательных солей, пытаясь привести в чувство несчастную кузину.

— Воды, воды — кричала бедная маман нерасторопной прислуге.

Остальные, кто не был занят кузиной, пытались успокоить квохчущих женщин. Сам виновник сего конфуза и переполоха под шумок сбежал, прихватив племянницу. Ночью я дал себе зарок непременно выяснить дядин секрет.

Выждав момент, когда дядя пребывал в благодушном настроении, я решился обратиться к дяде за советом. Он попивал свой горький кофий, который предпочитал всем другим напиткам, и шуршал свежим номером газеты, комментируя вслух столичные новости.

— Дядя, — обратился я к нему, — поделись со мной своим секретом.

— Секретом? — он непонимающе уставился на меня, отложив газету. — Каким секретом, молодой человек?

К своему ужасу я густо покраснел.

— Ну, все эти женщины? — я опустил глаза долу.

— А, ты об этом, — он сделал глоток отвратительного пойла, к которому пристрастился заграницей и усмехнулся в роскошные усы.

К моему разочарованию, он начал излагать общеизвестные истины о хороших манерах, внешнем виде, способности поддержать разговор и в том же духе. Я заскучал, украдкой разглядывая свои обкусанные ногти и измятый костюм. На секрет это не тянуло.

Надо отдать дядя должное, он пытался наладить со мной контакт и не раз. Но все его попытки были обречены, натыкаясь на стену моего презрения. В моей дремучей душе росло предубеждение против дяди. Я заранее вынес ему приговор. Он звал меня в театр, но я оставался глух к ужимкам глупых людишек на сцене. Он приглашал меня на званые обеды, но я не умел поддержать разговор и лишь сидел в углу, таращась на представителей «голубых кровей».

Незнакомки вереницей проходили через дядино жилище, разжигая мое любопытство. Дядя был весьма осторожен, уходя, он всегда запирал дверь своей спальни на ключ. Но однажды… Его выезд стоял под окном, я приоткрыл свою дверь и прислушался — из холла доносился дядин голос. Убедившись, что он уехал, я осторожно выглянул в коридор — никого. Я выскользнул за дверь. Вот это удача. В замочной скважине дядиной спальни торчал ключ. Я ожидал увидеть уютное гнездышко, предназначенное для плотских утех: кровать с тяжелым балдахином, восточные ковры, статуи обнаженных гетер, быть может, фонтан. Но то, что я увидел, не укладывалось ни в какие рамки. Большая комната, очень светлая, была обставлена по-спартански, даже аскетично. Узкая кровать, накрытая белой простыней, небольшой, девственно чистый стол и большая ширма, перегораживающая комнату. Непохоже, чтобы дядя здесь спал. Я заглянул за ширму. На стене находился рукомойник, рядом располагался стол. На столе… о, Боже, я перекрестился. На столе лежали странные инструменты. «Господи, что он делает с бедняжками?» Я протянул руку, чтобы рассмотреть одну из бесовских штучек ближе. Но тут дверь медленно отворилась. На пороге, скрестив на груди руки, стоял китаец. Его бесстрастное лицо ничего не выражало, он даже рта не раскрыл, но внутри я похолодел. Я протиснулся мимо него и юркнул в свою комнату. Именно протиснулся, потому что китаец даже не посторонился, чтобы дать мне пройти. Всю ночь я ворочался в постели, ругая себя на чем свет стоит: «Вот болван, попался, как нашкодивший щенок». Утром я спустился к столу, полный решимости бросить дяде в лицо свои обвинения. Дядя, как всегда элегантный, сидел на своем месте, листая газету.

— Доброе утро, молодой человек.

Я буркнул нечто невразумительное в ответ, ожидая дальнейшего. Но… ничего не последовало. Китаец, как обычно, прислуживал. И у меня не хватило духа выступить против дяди открыто. Я промолчал, выдохнув с облегчением.

Дядя ложился поздно, засиживаясь допоздна с китайцем. Я зевал и тер глаза, но все же дождался, когда он поднимется и отправится в постель. Так я выяснил, где в действительности находится дядина спальня. Но ее изучение ничего мне не дало: обычная комната, кровать, комод, шкап. Сплошное разочарование.

Но своих попыток выяснить дядин секрет я не оставил, наблюдая за посетительницами через щель в двери. Одна девушка мне понравилась особо. Просто одетая, с открытым приятным лицом, она мелькала чаще других. К тому же, одна из немногих, кто приходил пешком. И я решился. Увидев, как она прошла к дяде в комнату, я выбежал из дома и спрятался за углом. Промаявшись где-то с полчаса, я увидел, что она вышла из дома и идет прямиком ко мне. Я выскочил из своего убежища, ухватив ее за руку. Девушка подняла на меня два огромных испуганных глаза.

— Он… он вас мучает? — выдавил я из себя.

— Что вы, — она вспыхнула до корней волос, — он весьма деликатен. — Она вырвала у меня руку и, подхватив юбки, бросилась бежать по мостовой. Я тупо таращился ей вслед.

Дядя был вне себя.

— Молодой человек, зачем вы напугали Марфушу? — он мерил ногами комнату. — Я надеюсь, этого больше не повторится. — Он вышел, оставив меня с моими невеселыми мыслями. Я снова не решился взбунтоваться, снова смалодушничал.

Но после произошел один случай, после которого я просто не мог больше терпеть. Я спускался по лестнице, направляясь на занятия, когда в дом вошла женщина… женщина в положении. Меня замутило. Я бросился в свою комнату, собрал нехитрый скарб и, не попрощавшись, покинул эту юдоль порока, чтобы никогда более не возвращаться. Я съехал, променяв дядин устроенный быт на дешевые меблированные комнаты на окраине. Зимой я страдал от холода, летом задыхался от жары, но зато был избавлен от необходимости наблюдать этих трепетных созданий, навещавших старого развратника.

Я окончил институт, сделал хорошую партию. Мы молодой с супругой поселились в очаровательном маленьком домике, завещанном ей покойной бабушкой. Мы жили душа в душу, я ходил на службу, супруга вела нехитрый быт. Иногда мыслями я возвращался к дяде и его секрету. Но не бился больше над разгадкой ночами, кусая от досады губы. Я был счастлив в браке и дядины успехи меня более не трогали. Каково же было мое удивление, когда мы получили от дяди приглашение. Я не посвящал жену во все перипетии наших взаимоотношений, поэтому мне, скрипя сердце, пришлось принять приглашение.

Дядя постарел, но держался по-прежнему безупречно. Он был весьма мил, развлекал жену разговором и угощением. Я же все больше отмалчивался, наблюдая за ним со стороны. «Интересно, эти бедняжки по-прежнему навещают старого паука?» Супруга была им очарована, всю дорогу домой она без умолку болтала о дядиных достоинствах, восхищаясь «старым джентльменом». «Знала бы ты», — усмехнулся я про себя. Я не чувствовал ни зависти, ни любопытства, только гадливость.

После смерти дяди я, к своему удивлению, получил письмо от его поверенного. В письме сообщалось, что дядя завещал мне некий пакет. Меня снедало любопытство. Разорвав нетерпеливыми руками заветный конверт, я впился глазами в письмо:

«Дорогой мальчик, полагаюсь на твою порядочность в сохранении моей тайны. Как ты знаешь, я много путешествовал. Я побывал у монахов в заснеженных горах и у диких племен людоедов в странах, где не знают слова «зима». Я постигал искусство врачевания, по крупицам собирая и накапливая знания. Мне далеко до ловеласа. Я лечу женские болезни».