Приколы нашей школы

1

ПАВЛИН

Директор нашей школы – Павлин. Хвост у него великолепнейший. Не то, что у меня… Тоненький, серенький. Тьфу! Просто срам, а не хвост! А тут как распустит веером! И каких там только цветов нет! И всё это горит, переливается! Узоры всякие, орнаменты начинают двигаться, переливаться, оживают на глазах! Глаз невозможно оторвать!

Само собой, Павлин ведет у нас риторику, то есть учит нас красиво говорить. Ой! Я оговорилась! Не говорить, а излагать!

«Любую, самую простую мысль,- внушает он нам,- можно изложить красиво. Как говорили наши достоуважаемые предки, велеречиво».

Павлин оглядывает нас своим цыганским взглядом с паволокой и продолжает:

— Позволю себе привести маленький пример, чтобы мой тезис выглядел более убедительным. Представьте себе, что вы захотели кушать. Что вы говорите в данной ситуации своей маме?

— Мам! Жрать давай! – вопим мы хором.

— Вот именно. Фу! Как это грубо и брутально! По-настоящему же интеллигентный человек выразил бы более совершенно иначе своё, замечу кстати, вполне естественное желание.

Следующие слова Павлина пролетели мимо моих ушей: как бы выразился он, «канули в вечность, не оставив ни единого следа на чистой доске впечатлительной детской души». Мой сосед по парте Борьба предложил сыграть в морской бой.

Ох! Как я ненавижу эту дурацкую игру для дебилов! Но попробуй скажи об этом Борьке!

Правда, слишком много я не потеряла. Когда сражение закончилось, Павлин только-только закончил предисловие.

— Он сказал бы следующим образом: «Милая! Дражайшая! Многопочитаемая матушка! Любящее вас безмерно чадо в настоящий момент испытывает некоторое чувство дискомфорта, связанное с его естественными потребностями, без удовлетворения которых невозможно дальнейшее его физическое, психоэмоциональное и интеллектуальное развитие.

— Да пошел он на фиг! – толкнул меня Борька. – Давай в крестики-нолики!

А мне нравятся уроки Павлина. Когда он заканчивает очередную речь, мне представляется, что я вернулась с далекого-далекого южного моря.

Мне представлялось, как я лежала на надувном матрасе, а мягкая теплая волна перекатывалась по моему телу. Но Борьке-уроду этого не понять. Пришлось сыграть с ним двадцать партий, чтобы он только отстал от меня.

— Вот как можно выразить вполне естественное, повторюсь, пожелание…

Жаль, что из-за этого идиота Борьки я буду вынуждена до скончания своих лет верещать только: «Дайте пожрать!»

— Павлин Павлинович!

— Я весь к вашим услугам, достопочтенный Хомячок!

— Можно выйти?

Задние лапки Хомячка судорожно подергивались.

— Что? – поразился Павлин. – Выйти? Но у нас же урок риторики! Неужели вы не понимаете, что любое пропущенное вами слово разорвет логическую цепь, связующую собой модули и блоки изучаемой нами дисциплины?

— Но мне плохо! – простонал Хомячок.

— Но разве что-то может быть необходимей риторики? – еще более поразился Павлин.

— Может, Павлин Павлинович!

— Но что же это такое, разлюбезный дружочек? Позволь мне иногда так к тебе обращаться!

— Нужда! Нужда, Павлин Павлинович!

Задние лапки Хомячка выбивали всё более убыстряющийся канкан. Такой вот своеобразный бег на месте.

— Какая нужда, разлюбезный дружочек?

— Пока еще маленькая,- прошипел сквозь зубы Хомячок и застучал еще быстрее.

Павлин на какое-то время замер, обратив взор к потолку. Может, он там надеялся найти совет, как выйти с достоинством из этой ситуации?

Потом поднял указательный палец над головой и велеречиво возгласил:

— Я понял, дружок! Можешь меня поздравить с этим! Разумеется, это такая нужда, которая не терпит ни малейшего отлагательства, ибо это может привести к весьма печальным последствиям.

— Так я могу выйти? – обрадовался Хомячок и приготовился к стремительному броску. Дробь он уже не выбивал.

— Разумеется, разумеется, мой наивнимательнейший питомец. Только одно кратчайшее замечание. Надеюсь, вы выслушаете его с должным вниманием. Между нами сразу бы установилось взаимопонимание, если бы вы достаточно ясно изложили свое положение, то есть облекли его в грамотную литературную форму. Но что это такое «маленькая нужда»? Поясните!

На лице Павлина выразилась полная растерянность, как будто к нему обратились на китайском языке.

— Подлинно культурный человек выразился бы следующим образом: «Достопочтенный наставник! Проводник юных душ! Не были бы вы столь любезны и не соблаговолили бы вы снизойти до моего положения и не позволили бы мне в данный момент покинуть сей кабинет в связи с возникшим внезапно обстоятельством, которое делает мое дальнейшее пребывание на преподаваемом вами уроке весьма затруднительным и может привести к плачевным последсттвиям?