Кровавое мочилово....

Кровавое мочилово в марсианском сортире.

Глава первая.

«Капитан Буря услышал за дверцей шуршание туалетной бумаги. Пинком ноги он распахнул дверь. Мерзкое чудовище сидело на очке и хищно скалило пасть. Капитан молниеносно выхватил пистолет и мгновенно снёс черепушку монстру, мозги повисли на кафеле плитки. За спиной раздался странный шорох, но Буре не привыкать, перекатившись через спину, он метнул в отвратительную бородавчатую грудь инопланетянина, свой нож. Другое чудище, которое свисало из вентиляции, капитан срезал с двух пуль. Кровища брызнула в разные стороны…»

— Боже мой! — простонал редактор, снимая очки и складывая дужки. — Молодой человек… это название… кровавое… кровавое…

— Мочилово, — осклабился плотный парень, двадцати с небольшим лет. — Мочилово в марсианском сортире. Не правда ли оригинальное название? Не находите?

— Нет, не слишком ли жестоко, что ли… или как бы вам сказать, слишком…

— Оригинально? Вам тоже так показалось? Думаю, что другого такого названия не носило ни одно произведение.

— Несомненно, вы правы, — редактор вздохнул, подпёр подбородок руками и внимательно посмотрел на парня. — Похоже, вот в этом утверждении, вы действительно правы! — уже более живо и быстро сказал редактор. — Абсолютно правы! Ни один другой автор не додумался до такого… так сказать, названия.

— Постойте, — сказал парень, — вы что, больше читать не будете? Вы очки сложили.

— Нет, нет. Просто…

— Читайте дальше, там самое интересное.

Парень, пришедший в редакцию журнала «Марсианские хроники», был ростом около метр восьмидесяти, плотен, хорошо одет, самоуверен, держался бодро, а действовал решительно. Всех этих качеств не было у редактора журнала Петра Никифоровича Афанасьева, пожилого уже, и много повидавшего на своём веку, он не был столь стремителен и нагл, жизнь учила его действовать спокойно и осторожно. Главный редактор, Иван Иванович Самойлов, давно бы уже выставил высокомерного самонадеянного переростка, вышвырнув вослед, рукопись с его галиматьёй, но Пётр Никифорович со своим опытом работы и добродушным характером, всегда считал, что надо выслушать любого автора молодого и опытного, талантливого и не совсем. В конце концов, каждый имеет право, высказаться или изложить свой мнение и понимание мира, в рукописи или устно, а редактор, должен внимательно изучить, и сделать соответствующие выводы.

«Капитан пытался вырваться из липких объятий восьмирукого паука, и как всегда на выручку ему пришёл верный нож. Лапы, одна за другой, падали на кафель пола. «Ага! Получайте, сволочное племя! — кричал Буря, доканчивая паучка. — Не возьмёте, гады!» Жёлтая жидкость заливала комбинезон капитана, и капала на пол. Разбросав ногами, тела мёртвых монстров, он кинулся к двери и оторопел: из темноты коридора на него глядели хищные взгляды, мерзких чудовищ. Предстояло жаркое мочилово. Капитан Буря держал в обеих руках по пистолету. Он буквально пробивал брешь в плотных рядах инопланетных монстров. Иногда капитан помогал себе также и ножом. Кровь брызгала фонтанами на стены коридора. Мозги разлетались кровавой кашей, пятная белые стены…»

Пётр Никифорович нервно передёрнул плечами, как будто бы те самые, разлетающиеся мозги, заляпали и его, снял очки, протёр стёкла, и снова стал складывать дужки, глядя на молодого автора.

— Чё…? — проговорил парень.

— Послушайте, как вас, кстати, звать? — сказал редактор. — Меня Пётр Никифорович.

— Ну, Лёха, фамилия Пупкин. Смешная фамилия, да? Ну, да, я, наверное, буду брать псевдоним.

— Скажите мне Алексей: чем насолили, эти ваши монстры, этому капитану Буре, или может, он им? Вы не раскрываете причин оголтелого нападения на него… в туалете.

— Ну, это типа завязка такая. Марс. На базу землян нападают разные монстры, и капитан с ними борется.

— Всё время в туалете? Или он расчищает данную коммуникацию для, так сказать, посещения всех страждущий людей живущих на Марсе?

— Ну, я, как-то не особо задумывался. Просто монстрам удобнее прорываться в помещения из сортира. Там трубы разные, вентиляция, сливные бачки, все дела.

Послышался скрип, и дверь главного редактора отворилась прямо за спиной Петра Никифоровича. Иван Иванович Самойлов стоял в проёме, скрестив руки на груди. Он смотрел из подобья на новоиспечённого автора. За его спиной было видно стену кабинета, которую украшала любимая коллекция главного редактора — персидский ковёр и повешенные на нём: два черкесских кинжала, турецкий ятаган, казачья шашка и изюминка экспозиции, тульское охотничье ружьё, инкрустированное серебром — подарок сибирских охотников, за цикл рассказов о Дальнем Востоке.

— И долго будет этот творец, так сказать, портить вам нервы Пётр Никифорович? — сказал главный редактор. — Лично я, услышав, всю вашу молодой человек, простите, ерунду, не выдержал и вышел из кабинета. Вы что, решили поглумиться над нами? Уже более чем пятнадцать минут, я слушаю эту муру! Чего вы там написали?

— Рассказ… — растерялся Пупкин. — Вполне оригинальное произведение. Я как молодой писатель…

— Вы изволите называть себя писателем, милостивый сударь?

Пётр Никифорович вздрогнул: главный редактор переходил на классический Русский язык, — это был симптом обуревавшей Ивана Ивановича злости. Он всегда так делал, дабы не опуститься на самое тяжкое, — мат. Литературный язык прошлого, помогал выражаться образно и вполне угрожающе не прибегая к услугам ненормативной лексики.

— Ну, да, — не полез за ответом в карман Пупкин. — Я же написал, я и писатель теперь.

— Милостивый мой сударь, какой вы к чёрту писатель, я бы даже не назвал вас и автором! Вы жалкий бумагомаратель!

— Спокойно, спокойно! — Парень отстранился рукой от напора Ивана Ивановича. — Неужели всё так плохо? Послушайте, здесь есть просто замечательные строчки. — Пупкин подхватил со стола свою рукопись. — Вот здесь… «Капитан вырвался из адского пекла усеянных противником коридоров. Путь его лежал по полу, смоченном кровью и жёлтой слизью. Дверь родной каюты была для него такой желанной. Буря открыл замок, вступил в темноту и оттуда…»

— …Выпрыгнул здоровенный монстр, — передразнивая тон ретивого автора, произнёс Самойлов.

Все присутствующие, кроме Алексея Пупкина, заулыбались, к ним присоединился и выглянувший из двери на шум, сотрудник журнала Влад Филин.

— А откуда вы знаете? — удивился Лёха. — Правда, тут не монстр, а чудище… «выпрыгнуло здоровенное чудище»…

— Молодой человек, — улыбаясь, произнёс Пётр Никифорович. — Дело в том, что ваше так сказать произведение, в некотором роде предсказуемо. Возможно, вам этого и не понять, но всё говорит о том, что за той самой дверью, вашего капитана, явно не встретят с букетом белых роз.

— Вот вы сами мне говорите абсурд. Почему же его должны встречать розами, ведь Марс оккупирован монстрами.

— Вы меня не поняли, ну, да и ладно. И ещё, ваш рассказ изобилует сценами жестоких кровавых схваток, но вы не объясняете: не предысторию, ни завязку, даже непонятно, как и с чего, всё началось. Сплошной, простите, мордобой какой-то.

— Но это и есть главный художественный смысл произведения. Поединок капитана Бури с наседающими со всех сторон инопланетянами. Потому я и назвал свой рассказ «мочилово в сортире».

— И почему же, — снова вклинился в разговор главный редактор, — милостивый сударь, вас посетила чудная мысль, принести своё творение именно в нашу редакцию?

— Ну, типа, вы же называетесь, как там… «Марсианские хроники» а у меня «марсианский…»

— И ещё, — продолжал Самойлов, — вы, тут изволили заметить насчёт псевдонима. И какого позвольте узнать, оного, вы хотите себя удостоить.

Лёха Пупкин заулыбался довольно, и, почесав затылок, сказал:

— Ну, в школе все называли меня «жирный» или «толстый». Я подумал, и решил, пусть мой псевдоним будет Толстой… — немая пауза воцарилась в редакции, — А чё?

— Какое вы имеете право…

— А чё? Лев Толстой тоже ведь фантастику писал, — блеснул знаниями Пупкин, — Гарин там, Аэлиты всякие.

— Алексей! — задыхаясь, от негодования, кричал Иван Иванович.

— Да, я вас слушаю, — ответил Лёха.

— Алексей Толстой, а не Лев, поняли вы, господин неуч?

— Ничего не понял.

— Идите домой, молодой человек, почитайте книжек, поучитесь грамоте! И не испытывайте моего терпения!

— Но я, только хотел узнать насчёт гонорара.

— Пойдите вон, сударь! — разъярился главный редактор. — Идите, пока здесь с вами не приключилась какая-нибудь метаморфоза!

Редакционный кот Васька, большой друг секретарши Светы и Влада Филина, столкнулся с Пупкиным в дверях. Усатый, не хуже всяких рецензентов наложил свою резолюцию на нового автора — зашипел на парня, вздыбил шерсть, за что собственно, и получил пинка.

Глава вторая.

— А что это с нашим Васей, сидит на лестнице, шипит и нахохлился? — спросила с порога секретарь редакции Светлана Векслер.

— Света, вы пропустили, самое интересное, — ответил Влад Филин. — Нас только что посетил один товарищ.

— Удивительно тупой нахал, — Иван Иванович зашёл обратно в свой кабинет и закрыл за собой дверь.

— В самом деле? — улыбнулась Света.

Секретарша пользовалась в редакции всеобщей любовью и поклонением. Невысокая, симпатичная, зелёноглазая брюнетка с тонкими чертами лица, которые делали её удивительно красивой. Очки обычно редко кому идут, но Свету они делали просто очаровашкой.

За Светланой уже давно приударял Филин, как ровесник девушки и лучший друг. Он дарил ей дорогие подарки, цветы, по поводу и без повода. Другие сотрудники также были не против сказать ей очередной комплимент, и, повздыхав, от души радовались, по-хорошему завидовали Владу и говорили ему:

— Держись за Светлану двумя руками, — уведут. Такая девушка — умная, хозяйственная, красивая — клад. Будь мы моложе, ей богу, отбили бы её у тебя.

Влад делал рукой утверждающий жест, мол, всё в надёжных руках и любовь будет обоюдной.

В этот день, как и обычно Света отправилась в магазин, купить себе и сотрудникам что-нибудь на обед. Собрала деньги и ушла, а в это время «Марсианские хроники» посетил Пупкин.

— Молодой человек, — сказал Пётр Никифорович, — и в самом деле не подарок. Приносил нам свой опус…

— Посмотрите. — Секретарша подняла со своего стола скрепленные скрепкой листы. — Это, наверное, он свою рукопись оставил?

— Света, радость моя, — Владик подошёл и взял тяжёлую сумку из рук девушки, — выкиньте эту гадость в корзину для мусора.

— Ни в коем случае! — воскликнул Афанасьев. — Так нельзя. Какой он не плохой автор, мы обязаны рассмотреть его произведение. Какой никакой, а труд. Нам это кажется нелепицей, а он, возможно, выстрадал каждую строчку. Мы ведь даже не знаем, кто он, да и есть ли у него второй экземпляр.

— Компьютерная распечатка на принтере, — покривился Филин. — Можно напечатать сколько угодно.

— Нет, Влад, — сказала Света, насыпая в Васину мисочку «Вискас», — Ты не прав. Мы и в самом деле, не в праве выкидывать рукопись. Этот ваш Пупкин, может предъявить потом, свои претензии. Наше право не отдавать в печать, но выкидывать — нет.

— Как хотите, — сказал Филин.

Влад всегда беспрекословно слушал Свету, и соглашался с любым её решением.

— Светочка, отдайте мне этот «труд», — попросил Афанасьев. — Я отнесу его домой и отдам почитать своему сыну, он у меня подросток и шалопай, пусть скажет своё мнение. Думаю, ему будет любопытно.

— Хорошо, Пётр Никифорович, я только одним глазком взгляну, что такого можно накатать, чтобы вся редакция на ушах ходила.

Работа пошла своим чередом. Влад ушёл к себе, перебирать рекламные сообщения, которые предстояло включить в следующий номер. Пётр Никифорович дочитывал последние печатные поступления. Иван Иванович в кабинете громко разговаривал по телефону. Васька, пообедав, улёгся на батарею и, позевывая, щурился. Света отвечала на звонки, высчитывала что-то на калькуляторе, заполняла бланки подписчиков. Временами, вылавливая минутки перерыва, она бросала взгляд на рукопись, читая и хихикая.

— Светочка, вы нашли там, что-нибудь смешное? — поинтересовался Афанасьев.

— А докуда вы дочитали, Пётр Никифорович?

— Честно говоря, с меня хватило первых четырёх абзацев.

— Знаете у этого Пупкина, интересное чувство юмора, вот послушайте: «Буря захотел заварить себе кофе…»

Пётр Никифорович рассмеялся.

— Подождите, — изумилась Света, — я же не прочитала ничего смешного.

— Буря заварил кофе! Ха-ха-ха! Поверьте мне Светочка, это уже смешно. Ха-ха-ха! Оказывается, он умеет заваривать кофе, а я-то думал он только и может, что монстров мочить, простите, в сортире.

— Вообще-то, ничто человеческое, ему не чуждо, — сказала Света, — как и любому человеку. Ведь пошёл же он в самом начале действия в туалет. Значит нуждался.

— А удалось ли ему сходить туда? Нет. Как же он, тогда, испытав такое фиаско, ещё и бежит пить кофе, пробиваясь сквозь заслоны инопланетян? Железное терпение, выдержка и ещё кое-что, должен вам заметить.

— Так я вам не дочитала тут. Оказывается, капитан терпеть не мог горький кофе, а инопланетяне, пробравшись в его каюту, слопали весь сахар, и один маленький монстр забрался в кофемолку, где, сидя на не перемолотых зёрнах поджидал его (капитана) в засаде. Когда Буря включил кофемолку, раздался хруст и моторчик сгорел.

«Ненавижу марсианский кофе, — сказал капитан, приоткрывая крышку, — от него даже монстры дохнут».

Глава третья.

На следующее утро редакция «Марсианских хроник» удостоилась визита главного персонажа из первой главы — Алексея Пупкина. Причём его приход был не совсем обычным. Едва войдя, он уставился широко раскрытыми глазами на Свету.

— Ух, ты, — прошептал он, и, хлопнув дверью, умчался прочь, оставив секретаршу в недоумении.

— Это он, — доложил со своего поста Пётр Никифорович. — Тот самый, давешний автор.

— В самом деле? — улыбнулась Света. — Какой странный.

— Кстати, вчера я, как и говорил, отдал эту рукопись почитать своему Кириллу. И знаешь, что он мне сказал?

— Не знаю.

— Кирилл заявил, что из того, что ему удалось прочитать в нашем журнале, это, безусловно, самое лучшее произведение.

— Неужели?

— Так вот, он сказал следующее: «Папа из всего заскорузлого, заумного и унылого, что пишут ваши писатели это: самое крутое, простое и легко читаемое произведение. В нём нет непонятной с намёком на интеллект философии, невнятных душевных угрызений главных героев — всё лихо закручено и клёво. Так и надо писать». Я ответил ему, что он ещё мал, чтобы так рассуждать в свои тринадцать лет на тему серьёзной фантастики…

Дверь неожиданно распахнулась, и Пупкин предстал перед Светой с букетом из трёх красных тюльпанов.

— Мадам, — это вам, — сказал он, отдышавшись, и протянул секретарше руку для пожатия. — Лёха!

Покрасневшая девушка взяла цветы.

— У меня, было, мало времени, — продолжал Пупкин. — Но пока я бежал по лужам к ларьку, сочинил стихотворение посвящённое тебе… вам:

Среди ручьёв и пустоты

Один лишь ангел света — ты

Дарю тебе цветы и я

Дарю, а больше не…

— Подлец! — не выдержал появившийся в коридоре Влад.

…нет нельзя.

Закончив декламировать Пупкин, поглядел на приближающегося разгневанного Филина.

— Света, не бери у него цветы! — сказал Влад.

— Почему? Быть может, это от всей души.

— Какое ты имеешь право дарить цветы моей девушке!? — подступив вплотную к Пупкину, угрожающе произнёс Влад.

— Владислав прекрати! — почти приказала Света. — Что он тебе сделал?

— Это неправильно, — остывал одёрнутый любимой Филин. — Он всё испортил.

— Что испортил? Прекрасные тюльпаны. Кстати, первые весенние цветы, которые мне дарят, и хотя до восьмого марта ещё четыре дня, большое спасибо вам, Алексей.

Пупкин просиял. Влад умерил свой гнев, но было заметно, что он сильно нервничал.

— Мы, — сказал он, — собирались всей редакцией, преподнести тебе, Света, огромный букет роз, а этот… гражданин, опередил нас.

— За чем же стало дело, Владислав? — в глазах Светы блеснули озорные искорки. — Ход за тобой. Действуй!

Филин сразу же, в одном свитере, побежал вниз по лестнице. Побеспокоенный постоянным хлопаньем двери и сквозняком кот Васька сполз со своей батареи и неторопливо пошёл искать более тёплые места.

— Проходите Алексей, — произнесла девушка, устанавливая тюльпаны в высокой изящной вазе.

— Ба, знакомые всё лица, — процитировал Иван Иванович Самойлов с порога своего кабинета. — Неугомонная творческая натура. Что у вас сударь, есть нам сообщить?

Скользя по тающему льду, высоко поднимая плечи и поёживаясь от холодного ветра, Влад приближался к цветочному павильону.

— Мне вон тот букет, из трёх алых роз, в красивой золотистой упаковке с серебристыми ленточками, — попросил молодой человек у продавщицы и, выложив две сотенных бумажки на прилавок, добавил: — сдачи не надо.

Несчастье приключилось на обратном пути, у самого входа в подъезд, на втором этаже которого размещалась редакция. Нога соскользнула в лужу и, взмахнув руками, Филин упал. Как большущая капля крови, отломившись у самого черенка, алый бутон, теряя лепестки, плыл прочь от Влада по весеннему, весёлому ручейку.

Кто станет дарить любимой два цветка? Вторая роза закончила своё короткое существование, уткнувшись головой в дно урны. Третья, в шикарной упаковке, чувствовала себя графиней, но выглядела нелепо, как красавица, опоздавшая на бал и одиноко стоявшая посреди огромного красивого зала. Скомкав большой шуршащий комок и уколов пару раз пальцы, Влад в сердцах отшвырнул его от себя. Денег у Филина больше не было, вернуться он, также не мог — не позволяла гордость.

— Проклятый Пупкин! — стиснув зубы, прошептал он.

— Вы должны нас понять, молодой человек, — сказал Афанасьев. — Такие дела за день не решаются. Зайдите попозже или позвоните через недельку.

— Ладно, уговорили, — Алексей почесал затылок. — Пойду.

— Кстати, — добавил вдогонку главный редактор Иван Иванович. — Поучитесь-ка заодно где-нибудь хорошим манерам, и не будьте так навязчивы.

— Я учту. До свидания Света, — Пупкин снова протянул руку секретарше и, пожав её, удалился.

— Удивительно настойчивый, возмутительный хам, — заметил главный редактор. — Полное отсутствие чувства такта.

— Знаете, Иван Иванович, — сказала Света. — Он, конечно, не подарок, и возможно даже невоспитан совсем, но хамом, я его бы не назвала.

— Однако, где наш Влад? — посмотрев на часы, сказал главный редактор. — Света передайте ему, когда явиться, чтобы быстрее заканчивал с рекламными объявлениями, и брался за вёрстку, надо готовить номер в тираж. Я поехал в типографию улаживать некоторые предварительные формальности.

Глава четыре.

Мартовское солнце, прогревавшее жестяной карниз и шерстку Васи, ставило перед котом неразрешимую дилемму, между чувством и разумом. Первое, призывало его совершить пару головокружительных трюков, и, спустившись со второго этажа, оказаться подле кошечки с кокетливым белым пятном на правом ухе. Разум подсказывал, что пора уходить с карниза, идти к своей миске и обедать, но как это часто бывает, человек, решил за животного все головоломки, и оставил последнего без альтернативы, — руки затащили тёплого, разомлевшего кота в помещение и поставили возле тарелки.

— Похоже, — заметила Света, отпустив кота. — Влад где-то заблудился.

— Да, погнали вы парня на улицу, — не отрываясь от чтения, заметил Афанасьев.

— Он тоже хорош, выбежал и чуть ли не с кулаками на этого Пупкина набросился, — девушка усмехнулась, — Этот писатель, тоже хорош… видели как он мне руку жал? Воспитания, конечно, никакого, но он какой-то добродушный. Стихотворение мне сочинил. Интересно, откуда он узнал, что меня Светой зовут?

— Почему вы думаете, что узнал?

— У него в стихах строчка была «Один лишь ангел, Света — ты».

— У вас Светочка, табличка на столе «С.Ю. Векслер. Секретарь».

— Ах да, — сообразила девушка.

Дверь распахнулась, и перед присутствующими предстал Влад, он был в мокром свитере, запыхавшийся в руке у него были зажат букет. Поблагодарив его за подарок, девушка поставила цветы в ту же вазу что и тюльпаны Пупкина, что очень не понравилось Филину.

— Представляешь Света, — сказал Владик, — я выбежал, а деньги-то забыл взять, пришлось домой бежать. На улице, хотя и солнце, но скользко и мокро.… Знаешь, Света… я хотел тебе кое-что сказать…

— В стихах? — захлопала глазами и улыбнулась Светлана.

— Нет… в прозе…

— Интересно, Владик, ты заканчивал институт. Кафедру литературоведение, кажется. А вот стишков мне, ни разу не посвящал. Чужие люди пишут, а ты нет. Нехорошо.

— Я обязательно напишу… потом. Но сейчас я хочу попросить…

— О, кстати, — вспомнила девушка, начиная понимать в какую сторону клонит Влад. — Иваныч, тут тебя дождаться не мог, беги быстрее с рекламой разбирайся. Давай, давай, времени в обрез, он скоро вернётся, — выпроваживала секретарша своего воздыхателя.

— Зубастая вы штучка, должен вам заметить, — сказал Афанасьев, когда Филин ушёл к себе.

— Время сейчас такое, Пётр Никифорович, женщина должна уметь манипулировать мужчиной, а то пропадёшь.

— Да, редко кому из представительниц вашего пола, последнее время это удаётся.

— А не взять ли нам, Пётр Никифорович, и этого Пупкина в оборот?

— Простите, каким образом?

— Включить его рассказ в следующий номер.

— Что вы Светочка, нас же критики расстреляют, да и Самойлов никогда не подпишется на такое.

— Но это еще, с какой стороны посмотреть. Ваш сын очень справедливо заметил: наш журнал и в самом деле, очень скучен и докучлив. Я думаю, было бы не плохой первоапрельской шуткой, вставить рассказ про «Марсианское мочилово» и назвать его лучшим произведением, а автора открытием года. Вот смеху-то будет, а? Само собой, в конце номера напечатаем сноску (примечание), мол, так и так, данное произведение не является лучшим, а скорее наоборот, поздравляем с первым апреля.

— Знаете, Светочка, — сказал Афанасьев. — Мысль неплохая, но главный редактор…

— А я с ним поговорю, — подмигнула редактору девушка. — Вы-то на моей стороне, Пётр Никифорович?

— Конечно, Светочка!

Секретарша по прибытии Ивана Ивановича, собрала консилиум, где и изложила свою идею. Самойлов встал на дыбы.

— Света, — сказал он. — Как можно выпускать такое чудовище в печать? Даже в шутку такое представить страшно. Журнал закроют за одно только название.

— А если, — ответила девушка, — название чуть-чуть подкорректировать, изменить. Будет называться скажем: «Кровавое побоище на марсианской базе».

— А текст?

— И текст.

— Вёрстка уже почти завершена и у нас нет свободного места.

— Почему же, есть, — возразила девушка. — Вполне приличный кусок. Влад может вам подтвердить.

— Это правда, Иван Иванович, — сказал Филин. — Я ещё не закончил, но чувствую, есть свободное место.

— Вставьте рекламу.

— Ту, что оплатили агенты от организаций, я уже включил.

— Тогда возьмите, Семёна Заставского, — вспомнил главный редактор. — Его рукопись лежит у меня. Талантливый автор, вполне созревший. Вспомните, как долго мы рассматривали его работы и возвращали, сколько раз он забирал рукописи, корректировал, переписывал, работал. Терпеливо, покорно он выслушивал наши рекомендации, делал правильные выводы. С каждым разом его проза становилась всё взрослей, выразительней и художественней. Сейчас же я считаю, что пора уже нам дать дорогу этому молодому автору. Пришло время. А ваш этот… как его… Пупкин. Кто он такой? Пришёл, увидел, победил, что ли? Он возгордиться, его будет не унять!

— Вот именно поэтому, — сказала Света, — и следует его выпустить на страницы. Он же сломается от внезапной удачи и не сможет эффективно работать. Заставский — как напряжённая пружина, чем дольше его напрягаешь, тем сильнее будет отдача, а Пупкин не встретив сопротивления, просто пролетит мимо и со смехом будет выставлен.

Девушка вела спор с ловкостью и расчётом рыболова поймавшего крупную рыбу, но не надеющегося на прочность лески и тонкое удилище. Рыбака то отпускающего рыбу от себя, то потихоньку подтаскивающего добычу к берегу, где, в конце концов, она и ляжет у отмели на чешуйчатый бок, обессиленная долгой борьбой с человеческим упрямством и хитростью.

— Вы, Света, — сказал Иван Иванович, — рассуждаете не как женщина, в ваших словах я улавливаю мужские нотки. Кто вас натаскал, Влад?

— Нет, Иван Иванович не я, — оправдывался Филин.

— Причём здесь Влад, — обиделась Света. — Я и сама могу многое доказать. Если вам, не нравиться моя идея, что ж, я всего лишь слабая девушка и простой секретарь, — девушка обвела руками окружающих. — Вас вон как много, и вы можете с лёгкостью испортить мне наступающий праздник.

— Что вы Света, — поддержал её Афанасьев. — Я двумя руками за вас.

— И я тоже, — поднял руку Филин. — И в самом деле, Иван Иванович, можно, наверное, выпустить этого так сказать автора, пусть люди посмеются.

Самойлов пожал плечами, мол, как хотите. Вспомнил он также и о наступающем празднике восьмое марта, и о подарке жене, который он обещал, но ещё не купил.

— Филин, зайдите ко мне, — сказал Самойлов Владу и ушёл в свой кабинет.

Глава пять.

— Что-то Влад, ты часто идёшь «на поводу» у Светы, — сказал главный редактор Филину. — Поверь мне как взрослому мужику, женщины не всегда в восторге от покладистых мужчин. Это между нами и без всяких обид. Тебе бы следовало, быть не столько ревнивым, а постараться показать себя в чём-нибудь как сверх-мужчину или супермена. Вот погляди, — Иван Иванович показал рукой на свою коллекцию оружия висевшую на ковре. — Зачем мне всё это? Показать себя мужиком? Нравиться женщинам? Прежде всего, мне это нравиться, ибо в каждом из нас просыпаются древние инстинкты. Кто-то идёт на рыбалку, охоту, за грибами, занимается экстремальными видами спорта. Это всё — инстинкт. Девушки тоже ищут себе опору по жизни, в них это заложено природой. Мужчина должен повелевать женщиной. И пусть сейчас другие времена, это всё равно должно быть. Глупые дурочки ждут принцев на коне, умные женщины, сами становятся принцессами и ищут, именно ищут, рыцарей в блестящих латах. Тех, что ломают копья о свои доспехи и сбрасывают противника оземь. Рыцарей, которых создаёт поступок, а не происхождение или деньги. Рыцаря, который рискнёт жизнью ради женщины, но, однако и решения будет принимать сам. Понял, Влад?

— Да, Иван Иванович, — заворожено проговорил Влад.

Через несколько дней Пупкину позвонили, и пригласили в редакцию оговорить условия публикации. Он пришёл, и вместе со Светой и Петром Никифоровичем, они вносили коррективы в рукопись. Леха, как и в первый раз, всё таращился на секретаршу, всячески стараясь отпустить ей комплимент. Были заметны кое-какие сдвиги в лучшую сторону в его манерах, по крайней мере, он больше не протягивал руку Свете, когда вошёл. Через полтора часа Пупкин покинул редакцию, минуту спустя, следом за ним из редакции вышел и Филин, отпросившись за тортом к чаю.

Новоиспечённый автор, после этого, пропадал несколько дней, а когда Света всё-таки вызвонила его из дому, он появился. Под его глазом был заметен пожелтевший уже синяк. На вопрос девушки, Лёха ответил:

— Да упал я, когда по улице шёл.

Подошедший под вечер к Свете, Филин, посмотрев на часы, сказал:

— Света я вас сегодня подвезу домой. Я теперь на машине.

— Поздравляю.

— Я жду тебя внизу, — произнёс Влад и вышел.

Что-то необычно бездушное было в его тоне, слова прозвучали, чуть ли не как приказ. Раньше девушка не замечала такого за Владом. Странно. По пути домой Влад заговорил с девушкой первым:

— Ну, как, — сказал он, — настучал этот хлюпик тебе, что я ему глаз подбил?

— Нет, — повернулась к парню Света. — Он сказал что упал. Так что — это твоя работа?

— Ха, а чья же ещё. Он только с виду такой бугай, а по правде, в бою — тюфяк. Давай, говорю, поговорим как мужики. Согласился, а драться не умеет совсем, один гонор. Ну и влепил я ему в глаз хорошенько, чтобы не выпендривался.

— Ты что Влад, — испугалась Света, — ты с ума сошёл что ли!? Что с тобой? Зачем? Кто тебя просил?

— Ничего, хорошая наука никому не мешала.

— Останови машину, быстро! — закричала на парня девушка. — Я не хочу с тобой, и находиться рядом! Как ты посмел доказывать свою смелость и правоту, кулаками? Что с тобой происходит последнее время!

Влад остановил Жигули, он не ожидал от Светы такого отпора, считая, что она только чуть расстроиться и смириться. Но сейчас она схватила свою сумочку и выпорхнула из тёплого салона автомобиля на тёмную улицу, под промозглый ветер ранней весны. Честно говоря, Филин попал в тупик, он понимал, что сделал что-то не так, но что, не знал. Влад даже не мог подобрать слов, чтобы что-нибудь ответить Свете — извинения сами лезли в его голову, но рекомендации Ивана Ивановича отсекали всякий путь к компромиссу.

— Света, давай поговорим, — сказал Филин в след уходившей девушке, выйдя из машины.

— Нам больше не о чем разговаривать, — отрезала, оглянувшись, Света. — Разговаривай со своими кулаками.

Филин почувствовал, что этот поединок он проиграл.

Глава шесть.

— Мне Влад сказал, что это он подбил тебе глаз, — хитро спросила секретарша у Пупкина, когда тот в очередной раз пришёл в редакцию. — Зачем же ты соврал?

— Ну, я просто не хотел признаваться, — ответил Алексей. — Обидно как-то и неожиданно. Я и понять-то ничего не успел. Подбегают сзади дергают за плечо и сразу бьют. Пока за глаз держался тот, кто бил, уже убежал. Я вообще-то кандидат в мастера спорта по дзюдо, попробовал бы он на меня просто так наброситься, не исподтишка, я бы показал ему, где раки зимуют. Так это что, это Влад был?

— Да это он, — ответила девушка. — Но ты не смей, ему мстить, — секретарша насупила брови. — Я сама с ним разобралась уже, он даже на глаза не показывается из своего кабинета. Так ты говоришь, занимался дзюдо?

— Почти всю свою сознательную жизнь. Может из-за этого, и кажусь, чуть не в себе. Это ничего, сейчас я уже живу обычной жизнью, не связанной со спортом. Послушай Света, что это я тебе здесь всё рассказываю, давай, встретимся где-нибудь, посидим, поговорим в другой обстановке.

Девушка на секунду задумалась, и, поняв, что с Владом, похоже, уже ничего не выйдет, согласилась встретиться с Алексеем в выходные.

Со свидания, Света вернулась, не соло нахлебавшись.

«Что за мужчины пошли нынче, — размышляла она. — Один, самодовольный индюк, лезущий вон из кожи. Второй, просто-напросто деревянный остолоп. Так и придётся коротать мне девичий век одной. Нет, не прав всё-таки Пётр Никифорович, никакая я не строгая и разборчивая, просто не встретила ещё того, кто бы соответствовал моему характеру. Однако если посмотреть с другой стороны, перед Пупкиным теперь не придётся извиняться за то, в каком ракурсе мы выставили его в журнале, а Влад — не личность, идёт на поводу, у всех подряд, и трус к тому же. Ладно, бог с ними всеми, остаётся работа, ею и буду заниматься».

Глава семь.

Апрельское солнце растопило последние чёрные сугробы, и слило их грязными ручьями в люки канализации. Птицы, щебеча, наперебой рассказывали друг другу о впечатлениях длительного, южного путешествия. В редакцию «Марсианских хроник» очередной раз пришёл Алексей Пупкин. На его поясе красовался мобильный телефон должно быть купленный на гонорар за публикацию своего рассказа. Войдя, он сказал:

— Здравствуйте, Пётр Никифорович. А где Света?

— Здравствуй. Света вышла в магазин, — ответил Афанасьев.

— Понятно. Знаете, я тут принёс вам ещё один из своих рассказов, только вчера дописал.

Скрипнула дверь кабинета Ивана Ивановича, и сердце Афанасьева тревожно сжалось.

— А! — произнёс главный редактор. — Вот и вы. Чем спешите нас обрадовать?

— Новым сочинением, — бойко отозвался Лёха, помахав листочками бумаги. — После своего первого успеха, я решил не останавливаться на достигнутом.

— Успеха!? — лицо Самойлова постепенно обретало малиновую окраску. — Знаете ли вы, господин плагиатор, что из-за вас, наш журнал имел некоторые, мягко выражаясь, неприятности?

— Нет!

— Какое вы имели право в своё творение вставлять отрывки произведений других авторов?

— А чего, — не задумываясь, сказал Пупкин. — Что, от них убудет, что ли? Ну, скопировал пару абзацев, для так сказать придания…

— Вы знакомы с законодательством об авторских правах, сударь?

— А вы ознакомились с моим произведением, перед тем как его опубликовать? — выпад Ивана Ивановича был парирован Лёхой с ловкостью мушкетёра, Самойлов и не думал даже читать. — К тому же я не полностью перекатал, а только чуть-чуть.

— Чуть-чуть, — поднял глаза к потолку Иван Иванович. — Пётр Никифорович, вы слышали, он сказал чуть-чуть? Молодой человек, будь это ваши слова, — это было бы, единственное, удачное место, в вашем литературном бреду.

— Как же, — лицо Пупкина постепенно начинало заливаться краской. — В апрельском номере, на титульном листе ясно сказано, мой рассказ — лучший.

— А вы, сударь, потрудились читать до конца, — удачно уколол на этот раз Самойлов.

Главный редактор поднял со стола Пётра Никифоровича последний номер «Хроник» и швырнул его в Пупкина. Журнальчик мирно совершил в воздухе оборот на триста шестьдесят градусов, после чего резко распахнулся, расправил крылья, зашелестел, как будто бы боялся попасть в Лёхины руки.

— Эй, вы, полегче, — возмутился Алексей, ловя издание одной пятернёй, — никто не даёт вам право, разговаривать со мной так, — и он уткнулся в чтение последней страницы.

По мере прочтения заметки физиономия новоиспечённого автора всё больше заливалась румянцем стыда и гнева, а лицо Ивана Ивановича расползалось в широкой злорадной улыбке. В коридоре появился Влад Филин, он уже давно слышал яростный спор, а сейчас, в момент истины, позора и развенчивания своего неприятеля, хотел уловить сладостные мгновения триумфа и посмотреть на поверженного врага.

— А вот и вы — мистер подлый удар исподтишка! — оторвался Пупкин от чтения и сразу же переключился на Филина.

— Зачем ты пришёл!? — крикнул Влад. — Отстань от Светы, она не хочет тебя видеть!

— Меня не интересуют твои личные домыслы, жалкий трусишка! Света и сама может прогнать меня!

Самойлов посмотрел на Филина, желая узнать его реакцию на оскорбление. Влада этот взгляд подстегнул на действие, и он быстро стал приближаться к Алексею с поднятыми кулаками приговаривая:

— Кто это трус? Да я сейчас…

— Хватит! — отрезал Иван Иванович, удовлетворённый результатом и действиями своего ученика. — Прекратите! Не хватало мне только ещё и драки в редакции.

Но его слова не возымели воздействия, Влад или слишком увлёкся, либо захваченный за ворот Пупкиным и придушенный, не расслышал предостерегающих криков. Лёха и в самом деле оказался гораздо сильнее своего оппонента к тому же обрадованный возможностью отквитаться за свой синяк, быстро опрокинул Филина на пол, как тряпичную куклу. Упав, Влад отряхнулся и вновь бросился в бой. Бросок через бедро и сотрудник журнала опять вытирает собой пыль с линолеума, но всё ещё полон решимости, и опять встаёт.

— Прекратите! — закричал Иван Иванович, но голос его по-прежнему не действовал на молодых людей. — Я вам приказываю! Я вызову милицию!

На первых секундах начинающийся схватки, Иван Иванович, в свои сорок девять лет ещё мог бы встать между противоборствующими сторонами, но сейчас, когда в узком коридоре уже кипело нешуточное сражение, а ноги Филина только и мелькали в воздухе, можно было вполне реально получить ими по лицу.

— Надо что-то делать! — сказал пришедший в себя Пётр Никифорович, — Вызовите милицию, Иван Иванович, а я попробую их остановить, — Афанасьев попытался осторожно приблизится, чтобы разнять дерущихся.

Самойлов забежал в свой кабинет, и уже было, схватился за телефонную трубку, но в последний момент принял решение не звонить, дабы избежать публичного скандала. Он решил справиться сам и бросил свой взгляд на ковёр…

— Внимание! — проревел Иван Иванович, в его руках было ружьё, и оно было нацелено на Пупкина с Филином. — Если вы сейчас же не остановитесь, я буду стрелять! Вы слышите? Буду стрелять!

Влад, который был в это время очередной раз переброшен через плечо, на четвереньках пополз прочь от входа. Лёха распрямившись, удивлённо посмотрел на Самойлова. Пётр Никифорович распластался по стене.

— Милостивый сударь, соизвольте покинуть редакцию…

Громкий выстрел резко хлопнул в узком коридоре, ударив по ушам. Оглушенные сотрудники журнала, чертыхнувшись, присели от неожиданности на пол. Пространство заволокло едким и кислым дымом от сгоревшего пироксилинового пороха, а у входной двери что-то грузно упало…

Пуля-жакан, пролетев по коридору, ударила в полку с керамической вазой, закреплённую над дверью, и сбила её. Ваза, падая, разбились о голову Пупкина. С полминуты длилась немая сцена.

— Ну, это уже слишком, — прервав её, произнёс Лёха, вытирая кровь с разодранного лба. — Вам это так не пройдёт.

Иван Иванович стоял, молча крутил в руках ружьё, и быстро говорил:

— Ничего не понимаю, я же ничего не нажимал. У меня и руки-то находились на стволе да на прикладе. Как оно выстрелило? Курки же не взведены были. Какая-то чертовщина, ей-богу. Да оно даже не заряжено было, — Самойлов осторожно переломил ружьё, экстрактор выкинул тёплую гильзу, которая, отскочив от вздрогнувшего Филина, упала на пол. — Откуда она здесь? — поднял глаза на сотрудников Самойлов. — Чёрт знает что.

Входная дверь распахнулась и в редакцию вошла запыхавшаяся, краснощёкая Света. Войдя, она тут же закашлялась от дыма.

— Что случилось? — спросила девушка, с изумлением увидев сидевшего на полу, с окровавленным лбом Пупкина и находившихся тут же, в коридоре Афанасьева, Филина, Самойлова с ружьём и кота Ваську с вздыбленной шерстью. — Я услышала выстрел, подумала, что на вас напали бандиты. Хотела уже бежать в милицию, но передумала, решила — будь что будет, и стала подниматься по лестнице… Что же всё-таки произошло?

— Меня, чуть не убили Света, — сказал Лёха поднимаясь на ноги. — Он в меня стрелял.

— ???

— Ничего ни понимаю, — с отсутствующим видом, автоматически повторял Иван Иванович. — Как так могло получиться — это же невозможно, — главный редактор поднял глаза на Петра Никифоровича и Влада. — Я и не думал стрелять.

— В милиции разберутся, — сказал Пупкин, отстёгивая сотовый телефон от пояса. — Там и не такие головоломки разгадывают, — нажимаемые кнопки громко пищали. — Сейчас.

— Лёша, подожди не надо, — первой очнулась Света, взяв Пупкина за руку. — Не звони. Надо разобраться.

Алексей перестал набирать номер. Самойлов сломал барьер внутренней гордости и, посмотрев на Пупкина произнёс:

— Я извиняюсь перед вами, молодой человек. В самом деле, я виноват, хотя и ничего не понимаю. Быть может и в самом деле не стоит звонить в милицию, — Иван Иванович замялся, но снова переборов себя сказал: — Давайте мы вам денег дадим… и оставим весь этот инцидент между нами…. Или… может, вы хотите, чего-то другого?

— Конечно, хочу! — улыбнувшись, сказал Пупкин. — Опубликуйте мой новый рассказ в следующем номере!