Основано на реальных событиях.
I
В субботний летний день в самом обычном каф-баре, в котором посетителю могут как сделать хороший алкогольный коктейль, так и подать полноценный обед с первым и вторым, за одним из столиков собрались трое.
Первый — молодой мужчина по прозвищу Дерзкий, кавказской внешности, довольно щуплого телосложения, с густой черной бородой и усами, очень наглого вида и нарочито хамоватого поведения. Одет он был в джинсы и черный кожаный пиджак поверх белой футболки с напечатанным на груди слоганом «White supremacy», а шея и руки его были без меры увешаны массивными золотыми украшениями.
Второй, тоже кавказец, был среднего телосложения и начисто выбрит, одетый в черный костюм с черным тонким галстуком. В отличие от своего земляка, говорил он почти без акцента и не имел ни одного золотого украшения. Звали его Коля.
Третьим был мужчина средних лет с видом давнего убежденного гедониста: немалого роста, толстый, с пузом, тонкими пшеничными волосами, еле-еле скрывающими заметную лысину, розовыми пунцовыми щеками, пухлыми губами, толстыми пальцами, аккуратным маникюром на накрашенных бесцветным лаком ногтях, тонкой нежной кожей, золотым перстнем на безымянном пальце и широкой золотой серьгой прямо посреди левого уха.
Перед всеми тремя стояли напитки, но совершенно разные: Дерзкий пил пиво из бутылки, Коля наслаждался чашкой кофе, а Гедонист потягивал белое вино из бокала.
— Ну, у меня как обычно — клубника с шампанским…, — шумел резким кавказским акцентом Дерзкий. — Ха-х, клубника с шампанским — не знаю, кто это первый придумал, но это, блядь, был настоящий гений.
— Вообще-то я тебя этой теме научил, — заметил гедонист.
— Может научил и ты, но не ты же ее придумал.
— Может и я.
— Что придумал? — сощурился Коля. — Клубнику с шампанским? Да этой теме сто лет в обед — в каждом втором фильме ее можно найти. До того уже приелось… Я даже не знаю, как бабы до сих пор на нее ведутся.
— Есть вещи, которые не приедаются, — сентенциозно произнес гедонист.
— Чушь. Не знаю я таких вещей. Все надоедает.
— Все? И телки тоже?
— Ха-х-ха-х-ха! — расхохотался Дерзкий. — Слушай, а вправду, что-то я давно тебя с бабой не видел. Ты, случайно, на мужиков не перешел? Ну так, для разнообразия.
— А-а, иди нах.
— Есть вещи непреходящие, — продолжал гедонист. — Вещи, которые всегда вызывают реакцию. И клубника с шампанским одна из таких. Клубника — это чистая символика: красная, сочная, набухшая, в форме одновременно сердца и головки возбужденного члена…
— Пфуф-ф, ха-х-ха! — чуть не захлебнувшись пивом, прыснул смехом Дерзкий.
— Когда телка подносит клубнику к губам, в мозгу как будто переключатель срабатывает. Причем как у тебя, так и у нее… Если же на клубнике еще белые взбитые сливки, тот тут совсем караул… Ну а шампанское чтобы сорвать внутренние барьеры… Да и вообще вкусное и красивое сочетание.
— Да-а, отменная тема. Срабатывает безотказно. Мы полбутылки не выпили, а она уже сама меня в кровать тащила… Ох, как я отжарил ее. Слил все, что было… Так вот, слажу с нее, закуриваю сигарету, и тут она такая поворачивается ко мне и, как ни в чем не бывало, выдает: «и мне тоже сигаретку».
— Ха-х-ха, — рассмеялся Коля.
— Да-а-а! Вот так запросто: «мне тоже сигаретку». Ни пожалуйста тебе. Нихера.
— И что ты?
— Что я? Стряхнул пепел в пепельницу и говорю: «У тебя три минуты, чтобы одеться и убраться из квартиры».
— Ну ты прикалываешься!
— Довольно-о-о-о… прямо, — протянул гедонист.
— Она же поначалу вообще не вкурила, что к чему. Вылупилась на меня своими тупыми бараньими зенками. Сидела как кукла — просто в ступоре полнейшем. «Дура, — говорю. — Как только я докурю сигарету, я вышвырну тебя в подъезд».
— Хах-ха! — веселился рассказу друга Коля. — Вот прикол!
— В конце концов, она сообразила что к чему. Начала потихоньку собираться. Неуверенно так. Поглядывает на меня в недоумении и с какой-то как будто надеждой — словно все хотела услышать, что я шучу. Я же лежу, курю неспеша — специально, думаю, буду неспеша курить, чтобы у нее времени побольше было. Чтоб не обвиняла потом меня, что не успела собраться… Проводил я ее. Без истерик, конечно, не обошлось.
— О-о-о-о-о, да-а-а, — устало протянул гедонист. — Вечная тема.
— Никогда без этого не обходится, — закивал в согласии Коля.
— Никогда-никогда. Ни с какой. Чтобы ты не сделал для нее прежде, как бы не ублажал, не осыпал подарками — все в миг стирается. Всё: все месяцы, что ты лелеял ее как самый нежный цветок — все это не значит уже нихера. Сразу, в один миг ты из идеала, из полубога превращаешься в самого последнего негодяя. И как бы ты ни старался смягчить этот момент — бесполезно. Ты отъявленный подлец и мерзавец — точка.
— Да. Да! — загорелся Дерзкий, — Все эти вопли, крики, истерики. Как обычно… Но ничего. Потом успокоилась.
— Все-таки чересчур сурово. Ты не находишь?
— Что сурово?
— Такое расставание.
— Какое?
— Ну такое: сразу после секса просто «пошла вон», и все.
Как бы не в состоянии взять в толк, о чем речь, Дерзкий коротко посмотрел на Колю, пытаясь у того найти аналогичное недоумение.
— По отношении к кому сурово? — вновь обратился к гедонисту Дерзкий. — К проститутке? К бляди, раздвинувшей пизду первому встречному? Ха-х! Мы же были знакомы пять часов! Она впервые, впервые в жизни видит меня, никогда до этого вообще не знала, и менее через пять часов стоя на коленях передо мной уже сама засовывает себе в рот мою залупу.
— Ну и что? Просто захотела секса телка — что тут такого предосудительного.
— Ну так она его и получила. А потом — гуляй шлюха на все четыре стороны… По твоему, мне стоило о жизни с ней поговорить? Может, следовало яичницу ей приготовить? Чайку заварить? Такси вызвать?
— Как минимум.
— Ты о чем вообще говоришь? Ты понимаешь, кто она такая? Это шлюха! Блядь! В нормальном обществе такую бы забили камнями. И ее отец первый бы бросили в нее булыжник, как в осрамившую его.
С этими словами Дерзкий вновь повернулся, было, к Коле за поддержкой, но тот лишь спокойно улыбался его речам, и он опять вернулся к гедонисту.
— Послушай, не потому же она трахнулась со мной, что я такой обалденный красавчик. Хотя, конечно, и это тоже. Но главное тут — деньги. Да эти шлюхи только тачку мою видят, так сразу парам ссать начинают. Помнишь же, — внезапно обернулся он к Коле, — как мы с тобой мимо клуба проехались?
Очевидно вспомнив что-то забавное, Коля весело закивал в ответ.
— Вон, мы прокатились вдвоем с открытым верхом — так бабы прямо с улицы в машину запрыгивали. Только помани. Это шлюхи, самые настоящие шлюхи. И обращаться с ними надо соответствующе — как со шлюхами. Ведь «когда в каком-либо народе, — вдруг сурово и серьезно начал вещать явно зазубренные слова Дерзкий — появится разврат и это будет предано широкой огласке, то среди них распространятся чума и болезни, неведомые их предкам… Кто же совершит разврат, тот повстречает соответствующее наказание. И будет он навечно унижен». А это и есть самый чистейший разврат, потому что все, что им нужно, это деньги… Вот, спорим, я сейчас здесь любую цепану.
Дерзкий кивнул в зал, а вслед за ним развернулся и гедониста.
— Любую? — повторил гедонист, очевидно заинтересовавшись вызовом и продолжая оглядывать заполненный зал кафе, среди которых было и несколько одиноко сидящих девушек.
— Наспор.
— На что спорим?
— На тридцать штук.
— По рукам.
Пожав Дерзкому руку, гедонист вновь обратился в зал.
— Вон ту, — кивнул он на девушку в фиолетовом платье, выглядящую особенно сексуально и неприступно на фоне остальных.
— В фиолетовом платье? — заметно спасовав, уточнил Дерзкий.
— Нет-нет. Ту, за барной стойкой.
— Какую?
— Ну, что с краю.
— В свитере которая?
И действительно, в глубине зала, у самого края барной стойки сидела молодая довольно милая девушка с мягкими чертами лица на вид лет девятнадцати, одетую в забавную кофточку и широкие расклешенные штаны. Большая тряпичная сумка лежала рядом с ней на соседнем стуле, в руках она держала книгу, которой, как кажется, была полностью поглощена.
— Да.
— О-окей! — вдруг весь просиял в предвкушении верной победы Дерзкий.
— ——————
Спустя три минуты, громкий звук связки ключей с большим ярким брелком Porsche, звонко упавшей на барную стойку, оторвал девушку от книги.
— Бутылочку Лёвенбрау, — бросил бармену Дерзкий, устраиваясь радом за стойкой рядом с ней. Нарочито не глядя на девушку, он поерзал на стуле, словно устраиваясь поудобнее, и только после того, как на два раза прошелся взглядом вокруг, наконец заметил соседку.
— Привет, — обратился он к ней.
— Привет, — ответила та.
— Что делаешь?
— Читаю.
Дерзкий наклонил на бок голову, читая обложку: Ф.Ницше, «По ту сторону добра и зла» — гласила та.
— Ну и как там?
— Где?
— По ту сторону добра и зла?
— Свободно, — улыбнулась девушка.
— Да-а-а? — улыбнулся в ответ Дерзкий.
Секунду Дерзкий и девушка смотрят друг на друга — между ними проходит что-то.
Бармен открыл и ставил на стойку заказанную ДЕРЗКИМ бутылку пива.
— Выпьешь что-нибудь?
— Давай.
— Что будешь?
— Ананасовый рай.
— Ананасовый рай, — повторил Дерзкий бармену.
— Две триста, — отозвался бармен.
— Две триста?! Черт возьми! С чем он?!
— Ананасовый сок, ликер, ваниль…
— Охренеть! Две триста за коктейль!
— Прости, я что-то не подумала, — ответила девушка. — Дорого, наверное. Не надо тогда…
— Совсем нет, — как ни в чем ни бывало перебил ее Дерзкий. — Давай два рая.
— Два ананасовых рая? — уточнил бармен.
В ответ Дерзкий, прямо на глазах внимательно наблюдающей за его действиями новой знакомой, решительно достал из кармана пачку денег и, вытащив пятитысячную купюру, положил ее на стойку.
— Да, — подтвердил он, небрежно отодвигая от себя уже открытую бутылку пива. — А это вылей.
Забрав бутылку Лёвенбрау, бармен ушел, а Дерзкий несколько сконфузился. Почувствовав это, девушка отложила в сторону книгу и развернулась к нему.
— Машину, — кивнула она на брелок, — недавно купил?
— Полгода назад… Как ты догадалась?
— Она еще до того тебе нравится, что ты сначала показываешь ее, и только затем себя.
— Думаешь, со временем она станет нравиться мне меньше?
— Несомненно… Но может, также, поднимется и твоя самооценка.
— Ну, пока я в восторге, — оживился Дерзкий, совершенно не поняв смысл последней фразы незнакомки. — Ездила когда-нибудь на Porsche?
— Да.
— Нет, не на какой-нибудь там Panamera или Cayenne, а на спортивной 911. Это зверь, а не машина! С откидным верхом.
— Нужна определенная смелость, чтобы ездить в кабриолете.
— У тебя хватит духа?
— Я по ту сторону страха.
Дерзкий и девушка глядят друг на друга — интимная атмосфера вновь возвращается к ним.
Тем временем, бармен поставил на стойку два громадных коктейля, выглядящих особенно внушительно за счет множество кусочков ананаса по бокам и цельной верхушкой с листвой сверху.
Не имея ни малейшего представления, как подобраться к этой штуке, Дерзкий недоумевающе взял коктейль и, сделав несколько неловких попыток, все-таки умудрился отпить из стакана сбоку, в процессе навесив на усы гирлянду взбитой пены желтого цвета. Когда же обернулся к девушке, то увидел, что та преспокойно попивает его через замаскированную под зонтик трубочку.
— Так что? — вытерев усы и, по примеру девушки отпив еще коктейля через трубочку, обратился к ней Дерзкий. — Давай прокатимся. Почувствуешь машину.
— Сейчас? — помедлив пару секунд в раздумии, спросила та.
— Ну а когда? Конечно сейчас.
— А друзья без тебя как?
— Друзья?
— Ну да, — ответила девушка, кивая в сторону.
Повернувшись в указанном направлении, Дерзкий увидел, что и гедонист, и Коля оба внимательно наблюдают за тем, что происходит у барной стойки. При виде же его, Коля резко отвернулся а гедонист, напротив, улыбнувшись еще шире, поднял в воздух бокал вина и, чуть опустив голову, поприветствовал девушку.
— Они не пропадут.
— На что поспорил?
— Ну что? Едем?
— На что поспорил?
— Что?
— На что поспорил?
— Кто?
— Ты.
— С кем?
— С друзьями.
— Ни на что… Мы-ы-ы… и не спорили… Ну так что, едем?
Несколько мгновений длилось молчание.
— Поехали.
— ——————
Через несколько часов этим же вечером, Дерзкий и девушка в попытке укрыться от дождя забежали под козырек у входа в подъезд многоквартирного дома. Весь мокрый, в одной футболке Дерзкий придерживал девушку сзади, поправляя пиджак, под которым она пряталась от стихии. Оказавшись под козырьком, друг возле друга, они вдруг вместе перестали смеяться — опять нечто промелькнуло между ними.
— Я не знаю, как ты догадалась, — заговорил Дерзкий, — но мы действительно поспорили.
— Это было очевидно. На что поспорили?
— На тридцать тысяч.
— Нормально.
— Знаешь… Ты необычная… Я таких никогда не встречал.
— Можешь взять пиджак.
Подойдя вплотную к девушке, Дерзкий снял с нее пиджак, и оба они были явно взволнованы этим моментом физической близости.
— ——————
Дверь открылась и в проем показывается женский силуэт, за которым следует и мужской, на ходу включая свет. Квартира Дерзкого представляла собой небольшую студию, вычурно обставленную, со множеством аляповатых ярких предметов, дорогих, но большей частью безвкусных, да к тому же плохо сочетающихся друг с другом.
— Проходи, — пригласил девушку Дерзкий.
— Я не надолго, — пройдя в зал и быстрым оценивающим взглядом окинув весь антураж, ответила девушка, остановившись возле висящих на стене фотографий, обрамленных широкими вычурными золотистыми рамками. — Мне нужно домой. Только коллекцию посмотрю и поеду.
— Хорошо, — ответил Дерзкий, переодевая мокрую футболку на сухую
— Ты дайвингом занимаешься? — спросила девушка, разглядывая фотографию с подводным погружением.
— Пару раз нырял.
— Где?
— В Турции.
— В каком море?
— В каком? — недоумевающе переспросил Дерзкий, доставая пару планшетов с монетами и выкладывает их на столик возле дивана. — В турецком, в каком.
— У тебя неплохая коллекция, — сказала девушка, отходя от стены и садится на диван перед планшетами монет.
— Еще бы.
— Ого, 1868 год! — воскликнула девушка, разглядывая одну из монет. — Какая тут самая старая? — Какая тут самая старая?
— Вот эта, — ответил Дерзкий, садясь на диван рядом с ней. — 1815.
— Дорогая?
— Самая дорогая вот эта. До сотни тысяч на аукционе цена поднималась.
— Красивая.
Пока девушка разглядывает монету, Дерзкий наклонился ближе к ее лицу.
— Ты говорил про шампанское, — повернулась она к нему.
— Конечно! — воскликнул он, подскочив с места и заспешив к кухне.
Вернувшись с бокалами и бутылкой, Дерзкий открывает ее.
— Итальянское, — сказал он, разливая шампанское. — Три тысячи за бутылку.
— Ого.
— И клубника! — вдруг еще больше оживился Дерзкий, вновь спеша к кухне. — Ты любишь шампанское с клубникой? Я обожаю. Сейчас.
Когда Дерзкий скрывается за дверцей холодильника, девушка ловко открывала один тайник в одном из опалов на своем браслете и высыпала в бокал содержащийся в нем желтоватый порошок, который тут же растворился без следа.
— У-м-м-м. Со сливками. Это моя слабость, — в предвкушении проговорила девушка, встречая вернувшегося Дерзкого с тарелкой клубники, сверху которой высилась гора сливок.
— За встречу! — устроившись на диване, поднял бокал Дерзкий.
— За встречу.
— Как тебя зовут? — обратилась девушка к Дерзкому, за опрокинувшему в себя полбокала за раз.
— Радик. А тебя?
— Меня?.. Жанна.
— Ха-х-ха. Стюардесса по имени Жанна, обожаема ты и желанна… Ха-х. Ты случайно не стюардесса?
— Ха-х. Нет, — внимательно наблюдая за Радиком, ответила Жанна.
— А где работаешь? — на глазах бледнея в лице, спросил Радик.
— Нигде. Сама на себя.
— И чем занимаешься? — облизывая внезапно высохшие губы, продолжал вопросы Радик.
— Думаю, тебе будет неприятно это узнать, — помедлив несколько секунд, ответила Жанна, разглядывая лоб Радика, на котором мелкими каплями проступила испарина.
— Ого! Это интригует! — оживился на мгновение Радик, начиная дышать все тяжелее. — Что-то непристойное? Я должен это узнать.
— Ты узнаешь, — взяв одну ягоду клубники, ответила Жанна.
Опустив клубнику в сливки, Жанна поднесла ее ко рту и смачно чувственно откусила половинку.
Как завороженный, с глуповатой улыбкой на лице, Радик наблюдал за ее действиями, как вдруг веки его опустились и он клюнул носом, но тут же, словно проснувшись от внезапно настигшего от усталости сна, вздернулся и стал осматриваться ослабленным ничего не понимающим взглядом.
Поставив бокал на стол, Жанна, не видящая уже нужды что-либо изображать, наклонила голову на бок и внимательно смотрела на Радика как бы в ожидании.
Тяжело дыша, быстрыми короткими вдохами отчаянно хватая воздух, Радик несколько раз усиленно моргнул, как бы пытаясь сфокусировать свое внимание и расстроившееся зрения, покачнулся пару раз, и вдруг резко упал на пол, окончательно потеряв сознание.
Закинув в рот оставшуюся половинку клубники, Жанна рефлекторным движением отряхнула руки и быстро собрала свои распущенные волосы в шишку на затылке. После этого она опустилась к полу, небрежно оттянув веко Радику, проверила глубину его отключки, и вышла на серединку комнаты.
Жанна осмотрелась кругом, сразу подмечая все, что могло представлять интерес, и уже через минуту приступила к действию. Комод, банки в шкафчиках на кухне — это была основная цель, с которой она и начала. В комоде ничего не оказалось, но в одной из банок на нижней полке кухонного гарнитура она нашла толстую пачку долларов. Добавив к ним монеты Радика, его золотые часы, цепь и браслет, телефон и бумажник, получился довольно неплохой улов. Отгрузив все в сумку, Жанна съела еще одну ягодку клубники со сливками и, прихватив со стола связку ключей от машины Радика, покинула квартиру.
II
В туалете поликлиники не было никого, кроме одного человека, сидящего в кабинке на унитазе. Это был мужчина лет шестидесяти, крупного телосложения, с массивными чертами лица, широким нависающим лбом, двойным подбородком, и двумя небольшими шрамами, одним на брови, другой на щеке, одетый в дорогую рубашку с золотыми запонками, дизайнерский костюм и туфли. В нем угадывалась недюжая сила, но в то же время лицо его, измученное, даже не бледного, а какого-то серо-землянистого цвета, все был покрыто крупными каплями пота, а мокрые волосы сосульками беспорядочно свисали на лоб и щеки. Не моргая смотря перед собой желтыми болезненными глазами, он страдал от мучавшей его диареи, очередная волна которой не заставила долго ждать — вены на шее мужчины вздулись, глаза сощурились, и вся уборная озарилась ужасной силы звуками сильнейшего поноса.
Спустя пару минут диарейная канонада, переливами сотрясавшая туалет, начала стихать. Раздалось несколько финальных залпов, после которых изможденное лицо мужчины немного расслабилось, но лишь для того, чтобы тут же вновь скривиться в напряжении. Сжав губы, он резко подскочил с унитаза и, стараясь попасть коленями на лежащий тут же листок бумаги, опустился на пол и принялся блевать.
Когда приступ закончился и мужчина смог подойти к раковине, в зеркале его встретило болезненное измотанное лицо, при виде которого он, уже готовый плакать, вдруг судорожно достал из кармана пиджака небольшую иконку в позолоченной оправе и, поднося ее поочередно то ко лбу, то к губам, попутно интенсивно крестясь, принялся быстро-быстро читать молитву неразборчивым говором, так что понять можно было только три слова — «господи», «сохрани» и «спаси».
Тем временем с обратной стороны двери в коридоре уже собралось прилично народу. Трое мужчин разного возраста и все как один с крайне недовольными, даже возмущенными лицами глядели на здоровяка в костюме, заслоняющего своей фигурой всю дверь. Здоровяк же вовсе не обращал внимание на обступивших его людей, невозмутимо глядя перед собой, пока со стороны коридора не показался старик в сопровождении женщины в медицинском халате.
— Что тут случилось? — подойдя, обратилась к здоровяку женщина.
— Загородил туалет, и не пускает никого! — возмутился старик.
— Мужчина, вы слышите? Что вы делаете? Отойдите от двери.
Здоровяк продолжал молча стоять у двери.
— Вы слышите меня?.. Мне что, охрану вызвать?
— Подождите немного, — наконец, заговорил здоровяк. — Сейчас освободится.
— Да с чего же это мы должны ждать?! — вспыхнул старик.
— Мужчина, это не ваш личный туалет, — вновь подключилась женщина. — Отойдите от двери.
— Подождите чуть-чуть, — повторил здоровяк. — Там человеку не хорошо.
— Человеку не хорошо? Ну, так отойдите и давайте поможем ему — мы же в больнице!
Потеряв аргументы, здоровяк, по-прежнему не подпуская никого к двери, приоткрыл ее и заглянул внутрь. К тому времени мужчина внутри уже стоял у раковины на коленях, продолжая, опустив голову и целуя икону, в отчаянии наговаривать молитвенные слова. Когда же дверь внезапно открылась, он с перепугу выронил икону, но тут же быстро подхватил ее с полу и вскочил на ноги.
— Господи, Рука, какого черта! — спешно вытирая с щек слезы, проговорил мужчина, увидев показавшуюся из-за приоткрытой двери голову здоровяка.
— Тут уже охрану собираются вызывать.
— Минуту.
— Одну минуту подождите, — закрыв дверь, ответил женщине Рука.
Спустя десять минут мужчина вышел, освободив туалет к вящей радости столпившихся тут желающих, некоторые из которых уже начали пританцовывать на месте в ожидании. Желающие дружно ринулись внутрь, а мужчина и Рука направились по коридору.
— ——————
— Ну? — обратился мужчина к презентабельного вида доктору лет пятидесяти с аккуратными чертами лица и темными кучерявыми волосами, сидящему за столом на против в белом халате и планшетом в руках. — Витя. Что там?
— Жора, прости, но мне нечем порадовать, — подняв взгляд на пациента, наконец произнес Виктор. — Дисфункция обеих почек четвертой степени.
— И что это значит?
— Это значит… что-о-о… это… ну… если просто, то можно сказать… что у тебя их фактически нет.
— Как нет?
— Ну, они есть… но они уже не работают.
— Сколько?
— Месяца три. Может быть четыре.
Зажмурившись, закрыв лицо руками, Жора издал сдавленный стон.
— И что, нет никаких вариантов? — наконец, поднял он голову.
— Есть вариант… Можно пересадить почку. Одной тебе хватит… лет на тридцать.
— Когда?
— Не знаю.
— То есть «не знаю»? Когда можно будет пересадить почку?
— Жора, ты не один такой. Существует очередь на донорские органы. Зарегистрируем тебя…
— То есть как?! В очередь?! Ты же сказал, у меня три месяца всего!
— У всех такая же ситуация.
— Так что, я могу не дождаться своей очереди?
— Очень вероятно.
— Ты что, шутишь? Ты это шутишь так?
— Нет. Сегодня же я передам все документы; в течении недели, максимум двух тебя поставят на очередь. Ты будешь где-то во второй сотне.
— Во второй сотне?.. Сколько? Сколько нужно заплатить?
— Нисколько. Деньги тут не помогут.
— То есть как не помогут? О чем ты говоришь? Сколько тебе нужно?
— Да я же говорю, не получится так.
— Сколько нужно?
— Жора, тут так не получится.
— Так подумай, еб твою мать, чтобы получилось! Что нужно сделать, чтобы я стал следующим на очереди?!
— Жора, ты меня знаешь двадцать лет. Я хотел бы помочь, но я просто не в силах что-либо тут ускорить.
— А кто в силах?!
— Пожалуйста, услышь меня. Тут так не получится. Это целая система. Над этим процессом столько надзора, с самых разных министерств, тут столько завязано… Влезть туда без очереди невозможно. Просто невозможно!
— И что ты мне предлагаешь? В чем вариант-то твой?
Виктор несколько секунд молча смотрел на Жору.
— Найди почку.
— То есть как? В смысле «найди»?
— Найди почку, и я пересажу ее тебе.
— И где я ее найду?
— Возьми у кого-нибудь.
— То есть как «возьми»?
— Ну как? Я думаю, ты найдешь варианты.
— Ты вырежешь почку?
— Нет, нет, нет, нет, нет! Этого я не говорил. Я пересажу тебе орган. Как ты его достанешь — это меня совершенно не касается. Это вообще не ко мне?
— Как не к тебе?
— Не ко мне. Точка.
— И что? Мне что, самому ее что ли вырезать?
— Найди кого-нибудь.
— Кого?
— Не знаю.
— Кого ты предлагаешь мне найти?!
— Я не знаю, Жора! Не знаю!!! — воскликнул Виктор и замолчал, а чуть погодя продолжил, уже тихо. — Найди кого-нибудь, кто достанет почку, и я тебе ее пересажу.
III
Дорогой новый представительского класса седан стоял припаркованный возле ворот большого двухэтажного дома, обнесенного высоким двухметровым глухим забором с воротами для машины и сплошной металлической калиткой в нем.
За рулем машины сидел Виктор, одетый в модный темный костюм с ярко-желтым галстуком, завязанным широким узлом. Измученный ожиданием, он обратился в окно и, поняв, что солнце уже зашло, посмотрел на свои дорогие золотые часы — они показывали 19:45. Задумавшись, Виктор еще некоторое время просидел глядя в окно, а затем резко, как бы вернувшись из мира своих мыслей в действительность, одернулся, недовольно поерзал в кресле, и вновь вернулся к книжке судоку, в которую за последние двадцать минут уже успел вписать с десяток новых цифр. Через минуту он добавил еще одну, но, начиная проверять, понял, что ошибся, и цифра должна быть другой. Он исправил ее, однако тут же увидел, что и второй вариант неверный. Вспыхнув сильнейшим раздражением, Виктор по многу раз жирно густо зачеркнул целиком все судоку, так что его стало уже невозможно решить, и закинул книжку в бардачок, и тут вдруг осознал, что в бардачке чего-то не хватает. Порывшись в нем и поняв, чего недостает, он достал телефон и напечатал сообщение: «Захвати мою сумку с правами». Отложив телефон, Виктор еще некоторое время ерзал из стороны в сторону, но, так и не найдя, чем занять себя, наклонил голову и, сам не заметя, задремал.
Разбудил его стук двери: открыв глаза, он увидел на переднем пассажирском сидении жену — женщину уже не первой молодости, лет тридцати пяти, но очень впечатляющую, ухоженную, великолепно одетую, в ярком оранжевом коротком платье, впрочем, с такой внутренней напряженностью и разочарованием жизнью, которые подчистую уничтожали ее природную привлекательность и шарм.
— Ну наконец-то! — поглядев на часы, недовольно проговорил Виктор. — Не прошло и часа.
— Так это я виновата, что ты так рано приехал?
— О чем ты? Ты же сама позвонила мне, сказала, что уже готова, и я могу приезжать.
— Я была готова… Зашел бы домой и подождал внутри, если так устал. Может сейчас мне не пришлось бы все это выслушивать.
— В смысле «выслушивать»? Ты сказала, что уже выходишь? Вот я и ждал!
Сидя в кресле идеально прямо, смотря строго перед собой, даже во все время общения почти не поворачиваясь к Виктору, жена молчала.
— Давай права, — застегнув ремень безопасности, обратился он к ней.
— Я не взяла их.
— Как не взяла?
— Вот так — не взяла.
— Почему?
— Потому что я понятия не имею, где они лежат, — повернувшись к Виктору, медленно и веско, словно кидая слова ему в лицо, проговорила жена, а затем вновь развернулась вперед. — Я что должна была носиться по всему дому в поисках твоей сумки с правами?
— Зачем носиться по дому? — все более распалялся Виктор. — Она всегда лежит в одном месте — на тумбочке в прихожей. И ты знаешь это.
— Все-равно. Я уже вышла из дома.
— Я отправил тебе сообщение десять минут назад.
— Прочитала я его, когда уже вышла.
Пристально поглядев на жену, Виктор отстегнул ремень безопасности и вышел из машины.
— Что ты так долго? — встретила его жена, когда через пять минут он вернулся с небольшой сумкой на молнии. — Мы вообще-то опаздываем.
Ничего не отвечая, Виктор положил сумку в бардачок, пристегнулся и завел машину.
— Теперь точно опоздаем, — сказал жена, когда они выехали на дорогу. — Паша со своей девушкой уже наверное в ресторане.
— Подождет твой брат. Ничего с ним не случится.
— Да он привык уже, что мы опаздываем. Как всегда.
— Как всегда по твоей вине.
— По твоей вине. Мы бы уже подъезжали, если бы ты не забыл свои права.
С видимым усилием заставив себя пропустить последние слова жены, Виктор включил магнитолу, и салон автомобиля наполнился динамичной музыкой. Несколько приободрившись, он принялся слегка покачивать головой в такт мелодии, и даже уже как будто начал забывать о присутствии в машине жены, как вдруг музыка резко оборвалась.
— Долбежка твоя достала, — выключив магнитолу, проговорила жена. — Давай хоть один день сегодня включать ее не будем.
Достав пачку сигарет, Виктор открыл окно и прикурил одну.
— Фу! — сморщившись лицом, поворотилась в сторону жена. — Дышать невозможно.
Виктор прижался вплотную к окну.
— Ф-фэ! — махая рукой в попытке разогнать дым, сказала жена. — Не дыми на меня.
— Что мне сделать? В окно голову высунуть?
— Вообще не кури со мной в машине. Ты же знаешь, что меня тошнит от дыма.
— Как мне все это надоело, — выкинув сигарету и закрыв окно, тихо проговорил Виктор.
— Что тебе надоело?
— Ты надоела, — скривившись лицом, отчетливо выговорил Виктор. — За-е-ба-ла просто.
— Я заебала?!
— Да. Да! Ты! До боли в зубах заебала!
— Ах ты козел! Если бы ты знал, как ТЫ меня заебал! Сколько ты мне нервов за все это время вытрепал! Ни одна бы с тобой и года ни прожила! Только я, дура, терплю! Все молчу, молчу. Все надеюсь на что-то. А на что надеюсь — сама не знаю. Ни капли внимания — одни постоянные унижения. Давно уже надо было бы плюнуть на все это.
— Вот уж кому-кому, а мне-то уж давным-давно следовало с тобой развезтись! Столько раз думал…
— Да-а-а? Ну и что же ты не развелся? — ядовито, с улыбкой презрительного отвращения обратилась к Виктору жена. — Что же ты сейчас не разводишься? Давай! Давай!!! Не можешь. Даже это не можешь! Жаба тебя давит. Тебе денег жалко, дом жалко, квартиру жалко. Жмот! Да, вот твоя сущность — жмот ты! Козел мелочный!
Чистая ненависть отражалась в лице Виктора.
— Даже и не думай, что я просто так отстранюсь! Я не отойду смиренно в сторонку. Не рассчитывай! Половину мне отдашь. Как миленький отдашь. Это моя половина, моя заслуга. Я с тобой через все эти годы прошла. Я тебя сделала!
— Я сам себя сделал.
— Ты сам себя сделал?! — желчно уничижительно рассмеялась жена. — Ты провизором голожопым был, когда я тебя нашла. Нашла, и за руку в люди вывела… Ты же даже галстук не мог завязать. Не знал, в какую руку вилку с ножом брать… Где бы ты без меня сейчас был? Так бы и развозил бинты и вату по аптекам. Без меня ты никто! Пустое место! Щенок немощный! Импотент!
Это последняя капля: вдруг взорвавшись, Виктор резко выкидывает правую руку в сторону жены, пытаясь схватить ее прямо на ходу. Закричав в страхе, мотая головой, жена принялась отбиваться от него руками, но тот был настроен решительно — он хватает ее сзади за шею, жестко фиксируя голову.
— Отпусти меня! — закричала жена, вдруг напав на Виктора в попытке достать его лицо руками, но тот успевает отклониться, с еще большим усилием сжав ее шею. Перестав сопротивляться, жена обеими руками схватилась за его запястье.
— А теперь послушай меня, сука! — сквозь сжатые в гневе зубы, предельно зло, громко и отчетливо проговорил Виктор. — Если я по пути в ресторан услышу еще хоть один звук, вылетающий из твоей поганой пасти, хоть один — в то же мгновение ты вылетишь из машины! Мне плевать, что у тебя нет с собой денег, плевать, как ты будешь выбираться, на чем и куда! Еще одно слово — и ты окажешься на дороге! Поняла это?! — несколько раз со всей силы встряхнул он голову жены.
— А-а-а-а-а!!! — закричала в ответ та.
— Поняла?!!!
Вся сжавшись в страхе, жена одной рукой продолжила держать запястье Виктора, а другой прикрыла лицо.
— Давай, сука, скажи что-нибудь! Скажи еще что-нибудь! Одно слово! Ну же! Давай!
Жена молчит.
— Ты меня знаешь, — процедил Виктор, отпуская женщину, которая тут же в испуге прижалась к окну. Взбудораженный, он положил правую руку на руль и, поправившись в кресле, сделал несколько глубоких вдохов. — Что-то я и вправду забыл свои права, — все также зло и нахмурено, но почти с прежним спокойствием в голосе, сказал он, после чего включил погромче музыку и, приоткрыв окно, закурил сигарету.
Отвернувшись от мужа к окну, буквально прижавшись к стеклу, пытаясь подавить вырывающиеся из груди всхлипы, жена горьким заплаканным лицом обратилась к улице.
— ——————
— Гора там, конечно, превосходная. Трасса ровная, укатанная, метров пятьдесят в ширину, а с обеих сторон густой сосняк, — рассказывал Виктор с азартом, явно стараясь произвести впечатление. — Так вот, спускаюсь я на лыжах, и вдруг замечаю слева сворот, прямо в лес, куда-то в чащу. Неприметный, но видно, что хорошо наезженный. Ну я, недолго думая, заворачиваю в него, и оказываюсь на узкой, метра в полтора, не больше, тропинке. Еду я по тропинке этой: весело, интересно. Деревья, кусты вокруг, виляю между ними. А спустя полминуты вдруг понимаю, что начинаю разгонятся, да так, что уже еле успеваю объезжать препятствия. И при этом затормозить-то не могу.
Положив в рот кусок буженины и облизав пальцы, Виктора слушал Павел, младший брат жены, и он же гедонист — друг Радика и Коли. По обыкновению своему беспечный и жизнерадостный, он сидел расхлябанно, опустив на руку широкое лицо и весело улыбался, обнаруживая оба ряда зубов. А рядом с ним, по диагонали от Виктора, находилась молодая эффектная девушка, которая, с восторгом и искренней заинтересованностью, не отрываясь смотрела на рассказчика.
— А почему нельзя затормозить? — спросила красавица.
— Пространства не хватит. Чтобы затормозить, нужно вывернуть обе лыжи поперек спуска. Но тропинка настолько узкая, что сделав это, сразу слетишь с нее в какое-нибудь дерево… Я такого страха в жизни не испытывал.
Все улыбнулись, кроме жены, в лице которой выражало еле сдерживаемое в рамках приличия отвращение.
— Лечу на лыжах по узкой тропинке в лесу, среди кустов и сосен, все набирая скорость, и ничего сделать не могу. Впереди ничего не видно — только лес и где-то внизу между деревьями теряется тропинка… И тут я понимаю, что еще несколько секунд и я разгонюсь так, что попросту не успею среагировать и врежусь в какой-нибудь дерево. Выхода нет: я расставляю лыжи клином и валюсь назад, на спину, руками и палками цепляясь за все подряд, только бы сбросить скорость. Меня переворачивает, по инерции тащит кубарем еще метров двадцать, прежде чем я все-таки останавливаюсь. Встаю — шапки нет, в ботинках снег. Начинаю спускаться, и тут же вновь набираю скорость — лыжи уезжают вперед сразу же. Я сажусь на задницу, и весь оставшийся спуск проехал так, на пятой точке… Выехав, наконец, на большой спуск, весь бледный от ужаса, без шапки, с ног до головы в снегу, как йети, спускаюсь к подъемнику, где ко мне подходит сотрудник горнолыжки и говорит: «Пожалуйста, не заезжайте туда больше. Эта трасса очень опасна, если у вас нет соответствующей подготовки». И, улыбаясь, добавляет: «Вам еще повезло». Оказывается у них вдоль трассы на деревьях висят камеры и они всей командой от души повеселились, наблюдая, как я съезжал по ней на своей заднице.
Все дружно рассмеялись. Виктор и красавица, смеясь, обменялись значительными взглядами; заметив это, жена оскорбленно отвернулась в сторону.
— Я никогда не каталась на горных лыжах, — сказала красавица.
— Это огромное упущение. Надо обязательно попробовать. Вам очень понравится… Можно даже на этих выходных съездить, — сказал Виктор, переведя вопросительный взгляд на Павла.
— У меня не получится в эти выходные, — беспечно закинув в рот сырную нарезку, ответил тот.
— А у меня никаких планов, — сказала красавица. — Я бы с удовольствием.
— Договорились, — ответил Виктор, подняв бокал и выпив остававшееся в нем вино. — Я оставлю вас. Пойду перекурю.
— Я тоже хочу.
С этой фразой красавицы Жену передергивает.
— Ты же говорила, что не куришь? — вскинул брови Павел.
— Курю иногда. Когда выпью.
Поднявшись из-за стола, красавица в компании Виктора соблазнительной сексуальной походкой вышла на открытый балкон.
— Ну, как у тебя дела? — обратился к сестре Павел.
— Нормально, — раздраженно ответила жена, провожая взглядом Виктора и красавицу. — Как ее зовут?
— Бэлла.
— Бэлла?.. Где ты ее откопал?
— В агентстве.
— В каком агентстве?
— Да я помню что-ли? Розовые… Розовые красавицы… Розовые принцессы… Розовые феи! — вдруг оживившись, щелкнул пальцами Павел.
Брезгливо поморщившись, жена перевела взгляд в сторону балкончика, где курили Виктор и Бэлла.
— Они все там: Сюзанны, Беллы, Стеллы..., — отправив в рот порцию салата, громко и весело продолжил Павел. — Парочка Ев — это обязательно… А на самом деле какие-нибудь Лены, или Оли. Бьюсь об заклад, — сказал он, тыча вилкой в сторону красавицы, — если на улице окликнуть ее, то она скорее обернется на Бэллу, чем на настоящее свое имя; какую-нибудь Машу.
— Когда у вас у мужиков встает на людях, на вас жалко смотреть. Вроде бы, что такого необычного в эрекции. Вполне нормально, нормальная реакция здорового мужчины. Все мы взрослые люди — продолжай себе разговор, как ни в чем не бывало. Вы же краснеете, лепечете что-то невпопад, вертитесь, как ужи на сковородке.
— Эрекция обнаруживает наше сексуальное желание, — смачно всасывая устрицу, ответил Павел, — сексуальные мысли, а так как в нашем обществе это считается неприличным, вот мы и стесняемся, прячемся. Всему виной общественное табу.
— Да, на людях. Если же вы наедине с женщиной, то так и льнете к нам. Егозите рядом, пытаясь как бы случайно коснуться нас своей затвердевшей пиписькой… Посмотри на него, — кивнула жена в сторону балкончика, где возбужденный Виктор, флиртуя, как бы случайно коснулся своим стояком ноги Бэллы, вызвав кокетливую улыбку на ее лице. — Ко мне уже полгода не прикасался… Ты ассистентку его видел?
— Ви-и-идел, — вскинув брови, протянул Павел. — Сколько вы вместе?
— Девять лет.
— Девять лет, — задумчиво повторил Павел, вытирая губы салфеткой и всем своим видом как бы говоря: «Ну какой же секс ты ждешь после девяти лет совместной жизни?». — Слушай, эта Бэлла — бисексуалка, — вдруг оживился он. — Если хочешь, пусть едет сегодня с вами. Твой только рад будет. Ты же хоть расслабишься немного. Гарантирую, что ты останешься довольна. Она такое вытворяет!.., — увлекся Павел, но встретив строгий недовольный взгляд сестры, тут же ретировался, подняв вверх обе руки. — Я просто предложил.
— Паша, слушай, — вдруг особенно серьезно спросила жена, — у тебя еще сохранились те контакты.
— Какие «те»?
— Я решила… Я хочу решить вопрос с мужем.
Павел недоумевающе смотрел на сестру.
— Ты понимаешь?
— Нет.
— Решить с ним. Раз и навсегда.
— В смысле?
— Дальше так продолжаться уже не может. В любом случае все закончится, и закончится в самое ближайшее время. Тут вопрос уже только в том, он или я.
— О чем ты?
— Мне нужно… Чтобы ты помог мне найти человека, который бы занялся им.
Держа бокал с вином возле рта, Павел по-видимому совершенно не понимал, о чем говорит сестра.
— С ним не договориться. Это бесполезно. У меня только один выход. Ты понимаешь о чем я?
— Нет.
— Нужно решить с ним вопрос. Нужно…, — силилась сказать что-то жена, но не могла. — Ну ты понимаешь?
— Нет.
— Дальше невозможно… Надо покончить с этим.
Павел слега покачал головой — «не понимаю».
— Покончить… со всем этим недоразумением… Понимаешь?
— Нет, — ответил Павел, но притворяться дальше был уже не в состоянии — сначала губы его расплылись в непроизвольной улыбке, и тут же следом он разразился веселым хохотом.
— Вот дурак.
Павел продолжал смеяться.
— Дур-рак. Ну так что?
— Да контакты-то есть… Но почему? Почему ты не хочешь просто развестись?
— Просто развестись? С кем?! С ним?! Да он же меня голой оставит. Все заберет, и даже бровью не поведет. Машина на отца его записана. Дом и квартира — вообще не понятно на кого. Везде по несколько собственников: и отец, и мать его. Он так все обставит, что мне ничего не достанется. Это ж сволочь последняя. Ты что думаешь, я не думала об этом? Да я уже год каждый день как на иголках. Посмотри, что он со мной делает, — кивнув в сторону балкона, с горечью продолжила жена. — Мое настоящее — это одно сплошное унижение… А будущее?.. Я все варианты перебрала. У меня нет другого выхода.
Опустив взгляд на шею сестры, Павел заметил на ней свежие красно-бардовые следы от пальцев Виктора — результат их борьбы в машине.
— Я сведу тебя с человеком…, — за все время впервые серьезно проговорил он. — Но нужны будут деньги.
— Много?
— Тысяч тридцать. Долларов.
— Я найду деньги.
— Я организую тебе встречу на неделе.
— Отлично, — сказал жена, вонзив вилку в маленького осьминога на тарелке перед собой.
IV
В операционной играла «Лунная соната».
— Скальпель, — сказал хирург — молодой еще мужчина лет тридцати пяти в очках в широкой черной костяной оправе с сильно увеличивающими линзами, хирургической шапочке и маске.
— Зажим, — продолжил он, обращаясь к медсестре, подававшей ему инструмент. — Еще зажим… Тампон.
Подав тампон, медсестра аккуратно вытерла хирургу пот со лба.
— Как он? — спросил хирург.
— Все в порядке, — наклонившись к пациенту, ответила медсестра.
— Хоршо… Щипцы. Ага. А-а-а вот и ты… Скальпель… И-и-и-и… Готово, — вытащив на щипцах небольшой кусочек плоти, хирург передал их медсестре. — Есть желание зашить его?
— Давайте.
Подняв вверх одетые в печатки окровавленные руки, хирург отошел на шаг назад, уступив место медсестре.
— Сними зажимы… По одному, — опустив маску и прикурив зажатую в пинцете сигарету, инструктировал он. — Не торопись.
Вдруг рука медсестры сорвалась и тонкая струйка крови ударила ей прямо в лицо.
— Ах, черт! — зажмурив один глаз, воскликнула та.
— Нормально-нормально…, — проговорил хирург. — Теперь просто отрежь ее.
Медсестра исполняет, и кровь перестает бить.
— Хорошо…, — затянувшись и выпустив в воздух густое облако дыма, продолжил хирург. — Сколько швов наметила?
— Четыре, — помедлив немного, ответила медсестра.
— Сделай пять.
Взяв иглу, медсестра принялась за работу, а хирург наклонился вниз, к голове пациента — большому лабрадору.
— Ну вот, приятель, — пинцетом достав изо рта сигарету, обратился он к псу. — Теперь будешь как новенький.
— ——————
Дверь в операционную открылась и из нее вышел ветеринар, на ходу поправляя воротник только что надетого белого халата с большой эмблемой в виде голов коровы и собаки на нагрудном кармане. Дойдя до своего кабинета, он обнаружил на стульях нескольких ожидавших его посетителей: мужчину с кошачьей переноской и енотом внутри; девочку, держащую на коленях аквариум со всплывшей животом вверх золотой рыбкой; и бабулю с маленькой собачкой на руках, у которой была белая повязка на голове.
— Здравствуйте, — встав навстречу, обратилась к ветеринару бабуля.
— Здра-а-авствуйте, — протянул тот, протягивая руку и осторожно трепля собачку за щеку. — Ну, как мы поживаем?
— Все хорошо.
— Как аппетит?
— Намного лучше теперь. И спит спокойнее.
— Вот и замечательно. Сейчас я приглашу вас, — сказал ветеринар, заходя в кабинет.
— ——————
У ветеринара был хотя и свой, но совсем небольшой кабинет, в котором помещалось только все самое необходимое: стол, пара стульев, вешалка для одежды, да пара медицинских шкафов. Зайдя внутрь, он увидел сидящую на стуле Жанну с томиком «Государства» Платона в руках.
— Катя? — растерявшись на секунду, удивился ветеринар.
— Привет… Ты что застыл на месте? Не рад видеть?
— Ты как никто другой знаешь, что я всегда рад тебя видеть. Какими судьбами?
— Порошок закончился.
— Что-то быстро в этот раз, — сказал ветеринар, подойдя к одному из шкафов и достав, из него небольшой пластиковый пакет с белым порошком.
— Да-а-а-а… Пара клиентов неожиданно подвернулось.
— Держи.
— Спасибо.
— Я говорил тебе, но еще раз повторю, — усаживаясь за стол, начал ветеринар. — Это очень сильное средство. Чуть переборщишь, да еще если сердечко у клиента плохое, то это летальный исход.
— Я помню.
— Я просто напоминаю.
— Ок, — ответила Катя. Несколько секунд прошли в молчании, а затем она встала: — Ладно, я пойду.
— Куда ты? — тоже выскочил из-за стола ветеринар, оказавшись с Катей посреди кабинета. — Посиди немного.
— Не могу. Спешу.
— Может сходим куда-нибудь на днях. В кафе посидим, или просто погуляем.
— Ты опять заставляешь меня чувствовать неловкость.
— Неловкость? В чем?
— В том, что вынуждена говорить тебе «нет».
— Что за глупости. Тебе нет нужды волноваться на этот счет. Я готов десять тысяч раз услышать от тебя «нет». Сто тысяч раз. Лишь бы только слышать твой голос, обращенный ко мне.
— А ты льстец.
— Это чистая правда. Большего мне и не надо. Просто разговаривай со мной.
— Я люблю разговаривать только с тараканами.
— С тараканами?
— Да. Я, например, вижу таракана, и говорю ему: «Привет, таракан. Как у тебя дела? Где ты был?».
— Я хочу быть тараканом.
— Ты милый, — улыбнулась Катя. — До встречи.
— До встречи.
Когда Катя вышла из кабинета, ветеринар поспешил к окну, где, открыв жалюзи, увидел, как она села в припаркованный у клиники Porsche 911. Заведя двигатель, девушка посмотрела на окно и взгляды их встретились. С глупой улыбкой на лице, ветеринар помахал рукой; Катя подняла руку в ответ и, умело с прошлифовкой развернувшись на парковке, быстро скрылась из поля зрения.
Но ветеринар, находясь под глубочайшим впечатлением, еще пару минут смотрел в окно с прежней глупой улыбкой на лице, и не известно, сколько еще простоял бы так, паря в мире грез, если бы телефонный звонок не вернул его обратно в реальность.
Клоунская мелодия, из тех, что играют в шапито, наполнила кабинет, когда ветеринар достал из кармана звонящий телефон.
— Да, — приняв вызов, сказал он.
«Привет», — раздался на том конце голос Руки.
— Привет Рука.
«Чем занимаешься?»
— На работе, чем, — сев за стол, ответил ветеринар.
«Есть дело. Прямо сейчас. Срочное.»
— Что за дело?
«У нас парня ранили. Нужна твоя помощь.»
— Ок… Я подготовлю заднюю операционную в получаса. Привозите.
«Да… Его не получится привезти. Тебе надо будет выехать к нему.»
— Нет. Нет! — подскочил со стула ветеринар. — Я никуда не поеду!
«Надо. Дело очень срочное.»
— Срочное? Правда? — принялся в волнении вышагивать по кабинету ветеринар. — Знаешь что, Рука — да мне похуй! Срочное?! Да хоть бы, блядь, судьба всего мира лежала на кону — я никуда не поеду! Вези его сюда.
«Я не могу его привезти. В этом-то и вся сложность.»
— А мне плевать, Рука! Мне плевать, что там у тебя за сложности! Я никуда не поеду!
«Это указание лично босса.»
После упоминания о боссе, ветеринар тяжело выдохнул и, опустив голову, закрыл глаза.
Та злополучна ночь за несколько коротких секунд вновь в мельчайших подробностях промелькнула в его сознании:
— погромленная ювелирная лавка, перевернутая мебель, разбитое окно;
— он в своем белом халате с медицинским саквояжем в руках сидит на полу ни жив ни мертв, зажмурившись, весь содрогаясь от ужаса, просто сросшийся с витриной, за которой прячется;
— окровавленный труп рядом с ним сползает на его плечо;
— с противоположной стороны помещения, шагах в десяти, в его сторону идет мужик, также весь в крови, раненый;
— у него в руках помповый дробовик, обрез, из которого он один за другим производит четыре выстрела по витрине, за которой прячется ветеринар;
— витрина сотрясается, ходит ходуном, стекло разлетается всюду вокруг, осыпаясь сверху на голову до жути перепуганного ветеринара;
— труп рядом с ним дергается от попадающей в него дроби…
— Нет. Нет, Рука. Нет! — начинает мотать головой ветеринар. — Я никуда не поеду! В прошлый раз, когда я выехал на место, меня чуть не убили. В меня стреляли четыре раза! Из дробовика! Я случайно выжил!!! Нет, Рука, я никуда, блядь, не поеду!
«Боюсь, что у тебя нет выбора.»
— Нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет!!! Рука, я не поеду никуда! Все! Это окончательно! И можешь больше ничего мне не говорить! Если хочешь — привози своего парня сюда. Но я никуда не поеду. Все! Давай.
Ветеринар сбрасывает звонок и не столько кладет, сколько откидывает, как какой-то опасный предмет, телефон на стол, продолжая боязливо смотреть на него, как вдруг дверь открывается и в кабинет заходит Рука.
— Собирайся.
V
К одному из заброшенных хозяйственных зданий в отдаленном предместье подъехал джип, остановившись поблизости от двух припаркованных тут же легковых седанов. Из джипа вышли ветеринар и Рука, который сосредоточенно оглядываясь по сторонам, достал из наплечной кобуры Desert Eagle.
— Ох, че-е-ерт, — протянул ветеринар, вместе с саквояжем подходя как можно ближе к Руке, почти вплотную прижимаясь к нему. — Поверить не могу. Какого хуя я поперся сюда?
— Заткнись.
Когда они приблизились к воротам склада, Рука резким движением распахнул маленькую дверь для персонала, сделанную в одной из створок, и тут же доносящиеся изнутри мучительные вопли разорвали тишину.
— Ну пиздец, — весь сжавшись, проговорил ветеринар. В панике он уже развернулся назад, как вдруг на плечо ему, пресекая все его намерения, легла огромная кисть Руки и, прихватив за шкирку, увлекла за собой внутрь.
У самой двери просторного помещения склада лежало изрешеченное пулями тело громилы в белой рубашке, дальше еще три трупа, очевидно убившие друг друга в перестрелке, и еще один в черном костюме лежал на животе у дальней стены. Справа же, прямо посреди просторной площадки стоял металлический стул, рядом валялась металлическая канистра из-под бензина, а на самом стуле находился прикованный к нему наручниками труп сожженного человека, весь черный и еще дымящийся.
— А-а-а-а-а-а. Еба-а-ать, — простонал ветеринар, закрывая нос.
— Тихо, блядь, — грозно шикнул на него Рука.
Внимательно осматриваясь, таща за собой ветеринара, Рука прошел дальше, в глубь склада, к металлическому валу под кран-балкой, откуда и доносились мучительные мужские вопли, найдя там именно то, что искал.
Возле вала на спине лежал одетый в спортивный костюм мужчина, к руке которого был пристегнут наручниками большой металлический кейс. Бледный как простыня, весь в поту, мужчина корчился и стонал от боли — его правая нога была придавлена в голени свалившимся с кран-балки огромным металлическим валом.
— Рука. Ха-х, — увидев Руку, вымученно улыбнулся мужчина. — Как же я рад тебя видеть.
Рука опускает пистолет и смотрит на прицепленный к мужчине кейс.
— Кейс не вскрывали?
— Нет, нет. Все в целости.
— Что тут, блядь, произошло?
— Это пиздец, Рука. Просто ебаный пиздец…, — с этими словами мужчина повернулся телом в намерении указать куда-то, и тут же истошный крик вырывался из его груди — малейшее движение причиняет ему непереносимые страдания. — Рука! Помогите мне.
— Твоя очередь, — сказал Рука, развернувшись к опешившему ветеринару.
Достав из саквояжа белый халат, Рука принялся одевать его.
— Все в порядке, — сказал Рука, присаживаясь рядом с мучающимся болью мужчиной. — Доктор здесь. Сейчас мы вытащим тебя отсюда.
— Что ты за доктор?.., — заметив эмблему с головой коровы и собаки на халате ветеринара, нахмурил брови мужчина. — Рука, что это?.. Что это, блядь, за доктор такой?
— Все окей. Это проверенный мужик. Он выручал не один десяток раз.
— Какого хуя, Рука! Что это вообще за тип?
— Успокойся. Слышишь меня? Он знает, что делает.
Достав из саквояжа ножницы, ветеринар начал аккуратно разрезать штанину на придавленной ноге мужчины.
— Знает что делает? Да это же, блядь, ветеринар! Рука, какого хуя!
— Послушай, он знает, что делает. Он с десяток наших парней просто с того света вернул. Для него твой случай просто мелочи.
— Мелочи? Да как это…
Когда ветеринар убрал разрезанные насквозь пропитанные кровью лоскуты в стороны, под штаниной обнаружилась уходящая под вал размозженная голень с торчащими наружу окровавленными белыми осколками костей. Увидев их, мужчина в панике попытался отстраниться назад, и тут же очередной болезненный вопль вырвался у него.
— Тихо, тихо, тихо, — с силой закрыл ему рот Рука, сам морщась лицом от ужаса. — Не смотри, не смотри туда.
Тем временем в лице ветеринара не отражалось уже ни единой эмоции. Предельно сосредоточенный, он достал из саквояжа огромный шприц и, наполнив его прозрачной жидкостью из ампулы, на всю длину вводя иглу, сделал мужчине в ногу три инъекции. Затем он, перехватив тому руку жгутом, ввел еще одну инъекцию ему в вену, на этот раз уже из другого, маленького шприца, после чего отстранился и, недвижимый, стал глядеть на придавленную ногу, как бы прикидывая что-то.
— Что ты расселся? — спустя некоторое время обратился к нему Рука, продолжавший держать кистью рот мужчины.
В ответ ветеринар задумчиво поглядел на Руку и, когда тот уже был готов взорваться в ярости, кивнул на мужчину.
— Можешь отпустить его.
Сбитый столку Рука опустил взгляд на мужчину и только тогда понял, что действительно зря держит его — дыша размеренно и ровно, тот безмятежно разглядывая что-то перед собой. Он был совершенно спокоен, умиротворен и даже отстранен, словно пребывая в другой реальности.
— Я видел там туалет. Пойдем.
— Зачем?
— Нужно поговорить.
— А как же он?
— С ним ничего не случится.
Сняв пиджак и положив его под голову мужчине, Рука встал, чтобы идти, но тот останавливает его.
— Рука, куда ты?
— Мы отойдем… тут… недалеко.
— Ты вернешься?
— Через минуту.
— Возвращайся скорее.
— Обязательно.
— ——————
На складе действительно оказалась уборная — большая просторная, отделанная старым дешевым кафелем, с унитазом и двумя раковинами, в одной из которых тут же принялся мыть руки ветеринар.
— Что ты хотел сказать? — обратился к нему Рука.
— Мне придется отрезать ногу, — домыв руки и выпрямившись, сказал ветеринар.
— А есть другие варианты?
— Нет. Других вариантов нет.
— Ну так отрезай.
— ——————
Достав из саквояжа хирургическую ножовку, ветеринар взглядом обратился к Руке, сидящему тут же, рядом с мужчиной, и поддерживающему тому голову. Рука утвердительно кивнул в ответ, и ветеринар начал.
— Ну и передряга, да? — опустив взгляд на мужчину, начавшего двигаться в такт раздающимся звукам распиливаемой плоти, обратился к нему Рука.
— Это прикол…, — улыбнулся тот. — Ха-х. Ветеринар. Будет о чем рассказать ребятам. Вот посмеются.
Рука вымученно улыбнулся в ответ.
— Что здесь было, Рука. Ха-х. Приезжают те… Начали говорить… Все вроде нормально… А затем эти ребята… Ха-х-ха. Что тут было. Ты не поверишь, Рука.
— Ну все, все закончилось теперь. Все будет хорошо.
— Я понять сначала ничего не мог. Стрельба как будто ниоткуда. Бах, бах, бах, бах… Ребята валятся один за другим… Ха-х. А тот хер у стены сбросил на меня эту штуку… Ха-х-ха, но я его достал… А полицейский этот. Как он горел. Вопли жуткие. Рука, у меня волосы по всему телу поднялись от ужаса. Ты бы видел это, Рука. Как он горел…
— Но теперь все хорошо. Теперь все будет хорошо…
— ——————
— Все, уходим отсюда, — сказал Рука, лишь только ветеринар, перевязав отрезанную ногу, сложил инструмент обратно в саквояж.
Подхватив мужчину с обеих сторон, Рука и ветеринар принялись медленно ковылять к воротам склада.
В это время лежащий у дальней стены мужчина в черном костюме осторожно приподнялся и оглянулся им вслед. Это был Коля — друг Радика и гедониста. Подняв пистолет, он прицелился и открыл огонь, одна за другой выпуская пули вдогонку уходящим. Рука, ветеринар и мужчина все трое как один упали на пол лицами вниз под шквальным огнем Коли, который выпустил пять пуль, прежде чем у него закончились патроны.
Достав свой Desert Eagle, Рука встал, подошел к Коле и произвел два выстрела прямо ему в голову, а когда вернулся к товарищам, то увидел, что они не шевелятся. Сев рядом с мужчиной, у которого в спине зияло два пулевых отверстия, Рука поднял его голову и, убедившись, что он мертв, обратился к ветеринару.
— Гена.
Гена не шевелился.
— Гена! — громче повторил Рука, и опять без ответа.
Рука медленно коснулся пальцами головы Гены, который вдруг вздрогнул и повернулся к нему.
— Никогда, никуда я больше не поеду. Слышишь, Рука?! Никогда!
Обрадовавшись, что все в порядке, рука встал.
— Никогда!.., — тоже поднялся Гена. — Никуда!.. Никогда, никогда в жизни! Ты услышал меня? Рука?
В ответ Рука опустил взгляд на мужчину.
— Давай, — сказал он.
— Что давай?
— Нам нужен кейс.
Еще раз посмотрев на мужчину, к руке которого наручниками пристегнут кейс, Гена глубоко вздохнул и, недовольно мотая головой, опустился к нему.
Проверив по сонной артерии, что мужчина мертв, Гена достал из саквояжа халат и перчатки, которые тут же начал надевать.
— Да не надо уже всей этой херни, — обратился к нему Рука. — Просто отрежь ему руку. Ему уже все-равно.
— Это не для его — это для моей безопасности, — недовольно процедил Гена.
Цокнув языком, мотая головой, Рука отвернулся в сторону, ка вдруг заметил кое-что интересное.
Тем временем Гена, надев перчатки и халат, вновь опустился к мужчине, взял ножовку и, сделав глубокий вдох, уже собрался приступить к делу, как вдруг слова Руки прервали его:
— Гена, отойди!
Подняв голову, Гена увидел возле себя Руку с топором в руке.
Замах — и топор опустился, в один удар отсеча мужчине запястье.
— ——————
Никогда, никогда я не забуду, как ты впутал меня в это дерьмо, — не переставая ворчал Гена, когда они с Рукой вышли на улицу. — Это все, Рука, больше я никуда выезжать не буду!.. Ведь с самого же начала не хотел ехать. Какого черта поперся с тобой? В следующий раз, когда приедешь, дам тебе сумку — вот сам едь и все делай.
Оказавшись у джипа, Рука положил кейс в багажник.
— Ты услышал меня Рука. Все, это был последний раз. Больше я никуда, никогда не поеду. Все — с сегодняшнего дня, с этой самой минуты я работаю только у себя. Можешь так и передать боссу.
— Сам ему передашь. Прямо завтра все и выскажи.
— Завтра?
— Завтра. Распоряжение босса. Завтра сутра в десять ты у него.
— Зачем?
— Проверить Ветерка. Но это не главное… Будет еще поручение. Завтра в десять.
В замешательстве опустив взгляд, Гена встал на месте как вкопанный.
— Тебя подвезти, или ты своим ходом? — открыв водительскую дверь, обратился к нему Рука.
Услышав слова Руки, Гена мгновенно пришел в себя и поспешил в машину.
VI
Дверь в кафе открылась и внутрь зашла жена. Взволнованным взглядом она оглядела кафе — несколько посетителей наслаждались своими завтраками. Взгляд жены остановился на здоровяке с бритой налысо головой, одетом в черную рубаху нараспашку, из-под которой на волосатой груди красовалась толстая золотая цепь с крестом. Поправив в руках журнал Psychologies, жена неуверенным шагом направилась к нему.
— У вас свободно? — подойдя, спросила она.
— Вообще-то я жду знакомого, — ответил здоровяк и, оценивающим взглядом обмерив жену, широко улыбнулся: — Но потом буду полностью в вашем распоряжении.
— Прошу прощения. Я ошиблась.
Отойдя, жена присела на один из свободных столиков.
— Доброе утро, — поприветствовала ее подошедшая официантка.
— Эспрессо, — не касаясь меню, ответила жена.
— Десерт?
— Это все.
Когда официантка удалилась, жена положила сумочку и журнал рядом на диване, но тут же, словно вспомнив что-то, снова повесила сумочку себе на плечо, хорошенько прижав ее рукой, после этого поправила стоящую на столе подставку с салфетками, а затем принялась пытливо оглядываться. Взгляд ее сразу привлек сидящий поблизости у барной стойки мужчина с длинными убранными в хвост волосами, в кожаной клепаной куртке, черных штанах с висящими на них цепями и массивных берцах. Мужчина пил виски, когда заметил на себе взгляд жены — он повернулся и тоже стал глядеть на нее.
Спохватившись, жена положила журнал на стол, и вновь обратилась взглядом к мужчине. Улыбнувшись, тот подмигнул ей, и она уже открыла, был, рот, чтобы заговорить с ним, как вдруг обращенный к ней голос остановил ее:
— Доброе утро.
Жена подняла глаза — рядом с ней стоял незнакомец в костюме-тройке с картонным стаканчиком кофе в руках.
— Доброе утро, — растерянно ответила жена.
— Я присяду?
Но вопрос явно был риторическим, потому что незнакомец, не дожидаясь ответа, тут же уселся напротив жены. Это был стройный молодой мужчина в светло-кремового цвета костюме без галстука, который сидел на нем безупречно. Голова его была гладко выбрита, на лице росли борода и усы, а на шее виднелось несколько узких шрамов. Лицо незнакомца, серьезное, но не отталкивающее, располагало к себе ясно ощущаемой внутренней уравновешенностью, а в отсутствии всякой мимики оно казалось непроницаемым.
Незнакомец спокойно внимательно смотрел на жену, встретившую его настороженно и беспокойно, когда к столику подошла официанта, выставив на него кружечку эспрессо.
— Что-нибудь желаете? — обратилась она к незнакомцу.
— Нет, спасибо. Насколько мне сообщили, — когда официантка удалилась, продолжил он, обращаясь к жене, — у вас есть проблема, от которой вы хотели бы избавиться?
— «Проблема»?.. Да, можно и так сказать.
С опаской оглянувшись по сторонам, жена достала из сумочки небольшую фотографию и протянула ее наемнику, который принял ее сплошь покрытой мелкими красными царапинами рукой: это была аккуратно обрезанная часть снимка с изображением улыбающегося Виктора.
— Все, что нужно, я написала с обратной стороны, — торопливо проговорила жена.
— Это ваш муж?
— Да.
— Когда вы хотите, чтобы это произошло?
— Чем скорее — тем лучше.
— Вам называли сумму?
— Тридцать тысяч.
— Десять аванс. Его платите сразу…
— Да. У меня все с собой, — сказала жена, подняв и прижав к себе сумочку. — Но есть один нюанс. У меня нет остальных двадцати тысяч. Но у вас выйдет даже еще больше. Я сейчас объясню…
— ——————
Спустя полтора часа наемник сидел в красивом тихом месте парка со стаканчиком кофе в руке, разглядывая фотографию, которую дала ему жена, и слушая в наушниках гарнитуры запись их разговора.
«Дома у нас есть сейф. В нем по меньшей мере полкило золота в банковских слитках. Там же часы… Выйдет тысяч на тридцать. Вы сможете взять все. Я впущу вас в дом, мы вскроем сейф (шифр я узнаю) вы возьмете слитки, часы, украшения — все что там будет. После этого я уйду, вы же останетесь, дождетесь его… а после всего, просто выйдете из дома. Ситуация идеальна именно тем, что все будет выглядеть как ограбление, что окончательно собьет полицию с толку…»
Остановив запись, наемник убрал гарнитуру в карман и, отпив кофе, продолжил глядеть на фотографию, когда услышал обращенный к нему мужской голос:
— Не возражаете?
Подняв взгляд, наемник увидел стоящего у лавочки Виктора с черной кожаной сумкой на плече. Глаза его были округлены, а лицо сложено в несуразную осторожную улыбку, призванную скрыть сильнейшее внутреннее волнение.
— Пожалуйста, — опустив глаза на зажатый в одной руке у Виктора журнал Psychologies, пригласил его наемник.
— Это вы? — устроившись на лавке, спросил Виктор.
— Ну а кто еще?.., — убирая фотографию Виктора в карман, ответил ему наемник. — Полдень, лавочка у вяза. У меня стакан кофе в руке, у вас журнал.
— Ха-х. Ну да. Конечно.
Возникла молчаливая пауза. Через некоторое время Виктор вдруг решился, поднял голову и открыл рот, но тут же осекся.
Наемник ждал, наблюдая, как собеседник потирал о брюки вспотевшие руки.
— Вы знаете да?.., — наконец решился Виктор. — Суть моего дела?
— Мне передали… В общих чертах.
— Да-да…
Достав из кармана пиджака фотографию, Виктор протянул ее наемнику. Когда наемник взял ее, то увидел, что это не целая карточка, а только часть снимка, небрежно оборванная с одной стороны, на которой была запечатлена счастливо улыбающаяся жена.
— Это моя жена. Ха-х-ха…, — нервически рассмеялся Виктор.
— А информация? — перевернув фотоснимок и не найдя ничего на обратной стороне, спросил наемник.
— Ах, да. Конечно…, — достав из кармана листок в клеточку, Виктор передал его наемнику.
— Какие-нибудь особенные пожелания?»
— В смысле?
— На важно… Аванс?
Десять тысяч?.. Конечно, — проговорил Виктор, доставая из сумки коричневый конверт. — Вот. Можете пересчитать… И еще двадцать после того, как все будет сделано, да?..
— Верно.
— Значит… Когда мне ждать?
— Я позвоню вам.
— Когда?
— В ближайшие пару дней.
— ——————
Одетый по-домашнему, наемник сидел на диване в своей квартире. По всему торсу у его было несколько шрамов, один из которых выделялся особенно — большая грубо зарубцевавшаяся отметина прямо посреди груди от прошедшей навылет ружейной пули. Он сосредоточенно глядел на журнальный столик перед собой, на котором лежал старый кнопочный мобильный телефон и две толстые пачки долларов, на каждую из которых были приставлены фотографии.
Наклонившись, наемник взял фотографии и соединил их вместе — это оказались две части одного общего снимка, где Виктор с женой со счастливыми выражениями лиц оба старались прижаться ближе друг к другу. Вновь разделив фотографии, наемник слышит щелчок вскипевшего чайника. Он идет на кухню, наливает себе кофе и с кружкой в руках возвращается, было, в комнату, когда взгляд его падает на кошачий лоток в прихожей.
— Вася, какой же ты все-таки засранец, — сказал наемник, поставив кружку на столик, и взявшись совком доставать в пластиковый пакет какашки из лотка.
Закончив, наемник вернулся в зал, и еще некоторое время сидел, размышляя о сложившейся ситуации, пока, наконец, не принял решение. Несколько раз медленно кивнув головой, он встал, взял со столика мобильный телефон и, подойдя к настежь открытому окну, набрал номер Виктора.
— Здравствуйте, — начал он, когда на том конце ответили на вызов. — Мы встречались с вами накануне в парке… Да… Да-а. Но-о-о-о… Мне нужны гарантии… Поступим так: завтра вы оставите обговоренную сумму дома, и скажете мне место, где она будет лежать. Послезавтра я приду к вам, когда ваша жена будет одна, выполню свою часть договора, возьму деньги и уйду. Если сумма окажется верной… Да, двадцать тысяч долларов. Если сумма окажется верной, то мы с вами больше не увидимся. Вы же, когда вернетесь домой, вызовите полицию и подробно распишите им весь свой день. Продумайте заранее, как его проведете: вам следует устроить все так, чтобы в течении всего дня вы находились на людях и в любой момент времени минимум двое человек могли подтвердить то, что вы были в их присутствии… Замечательно. Тогда завтра я жду информацию, где находятся деньги, а послезавтра дам вам знать, когда все будет сделано… Договорились.
Наемник отключил телефон и с улыбкой на лице продолжил стоять посреди комнаты спиной к окну. «Мяу!», — вдруг раздалось со стороны окна. Развернувшись, наемник увидел на подоконнике большого кота с птичкой в зубах: положив мертвую птичку на подоконник, кот сел и уставился на своего хозяина.
Лицо наемника расплылось в широкой улыбке: с несвойственной ему энергией он швырнул телефон на диван, подошел к подоконнику, взял кота, положил его спиной на диван и, раззадоривая рукой, начал играть с ним. В коте проснулись инстинкты, и он взялся в ответ царапать и кусать руки хозяина.
— Ах ты убийца, — говорил наемник. — Машина для убийства. Убийца! Мышкам и птичкам несдобровать. Все, все мышки умрут. Птички умрут. Убийца! Маленький любовный убийца!
Схватив кота, наемник прижал его к себе.
— Мой убийца! Машина для убийства!
Зажатый в объятиях, кот теперь не мог даже пошевелиться.
— Убийца! Маленький убийца!
VII
Массивная темная деревянная дверь открывается, не производя ни единого звука, неестественно, идеально плавно, как бы сама собой. Изнутри начинает доноситься мистическая восточная мелодия.
Он заходит внутрь, медленно, бесшумно.
В кафе легкая дымка, отчего предметы кажутся размытыми, не имеющими четких очертаний. Внутри все выполнено в восточном стиле: в зале деревянная темная мебель, под потолком широкие деревянные балки, висят красные фонарики, а вдоль стен идут кабинки, отделенные друг от дружки штакетчатыми решетками, так что сбоку никак нельзя понять, кто сидит внутри.
Когда он проходит в кафе, со стороны бара к нему направляется девушка в расписанном узорами голубом кимоно и обворожительной улыбкой. Волосы ее убраны по-восточному вверх, движения бесшумны, плавны и грациозны.
— Добрый вечер! Я провожу вас, — тихо томно говорит девушка, а затем, развернувшись, направляется к кабинкам.
Он идет за ней. Сзади на шее девушки прямо под линией волос татуировка фигурными буквами: tobeornottobe… Остановившись, девушка указывает на одну из пустых кабинок.
Он идет в кабинку, а когда усаживается на диван с одной стороны стола, то вдруг видит, что напротив, в этой же кабинке, там, где еще секунду назад не было никого, сидит женщина. Перед ней стоит невесть откуда взявшаяся чашка с кофе на блюдце, которую она держит в одной руке, во второй зажав дымящуюся сигарету. Пепельницы на столе нет, лишь в дальней стороне находится большой жидкий причудливой формы фонарь, играющий целым спектром различных цветов. Женщина сидит так, словно находится здесь уже с час, ожидая чего-то или кого-то.
Женщина очень похожа на жену: она того же возраста, у нее тот же цвет волос, тот же овал и черты лица — все чрезвычайно соответствует. Но это определенно другой человек. Кроме того, в отличие от ухоженной и безупречно выглядящей жены, женщина имеет вид такой, будто последние лет пятнадцать безбожно пила: лицо ее предельно уставшее, осунувшееся, с темными кругами под глазами, кожа испорчена, помада размазалась, оставив следы на подбородке, волосы слегка взъерошены, руки красного цвета, распухшие, с обгразанными ногтями, на которых нанесен во многих местах уже отшелушивающийся лак. Одежда на ней точно такая же, как и на жене при встрече с наемником, но блузка вся измята, а кофточка застегнута неправильно, так что одна пуговица на ней пропущена, торча складкой наружу.
Когда он усаживается, женщина поднимает на него короткий взгляд, а затем, без каких-либо изменений в лице, поворачивается в сторону и делает большую затяжку сигареты, продолжая думать о своем. Он задерживает на ней свой взгляд еще немного, а затем смотрит в зал.
Зал совершенно пустой; все посетители сидят в кабинках, так что видны лишь их темные фигуры; официантов тоже нет, как нет и музыкантов за выставленным оборудованием. И лишь на танцполе, прямо посредине стоит девушка шикарной фигуры. На ней длинное в пол красное вечернее платье с глубоким разрезом на спине, оголяющим нежнейше белую кожу, а роскошные прямые черные как смоль волосы ее спускаются до пояса. Находясь спиной в зал, она медленно изящно танцует под музыку.
Женщина тоже бросает взгляд на танцпол, подносит сигарету ко рту, делает глубокую затяжку и выпускает дым. К кабинке подходит мужчина; женщина сдвигается на диване в сторону, и тот садится на ее место, так что оба оказываются напротив него.
Мужчина очень похож на Виктора: цветом волос, прической, сложением лица, но, как и в случае с женщиной, это определенно другой человек. Выглядит он намного хуже: он заметно жирнее и обрюзгшее, нежели его альтер эго, щеки и лоб покрыты красными угрями, на некоторых из которых видны отвратно набухшие желтые вершинки, волосы его, сальные и гадко прилизанные, зачесаны назад, а верхний ряд зубов составляют одни золотые коронки. Одет он в тот же самый костюм, что у Виктора, однако размера на четыре больше, так что он висит на нем мешком, на рубашке несколько жирных пятен, а непутево завязанные галстук, развернутый на бок, свисает полурасслабленный.
Несколько мгновений женщина и мужчина сидят в полной тишине, с отстраненными выражениями лиц, изредка переводя взгляд на него. Наконец, мужчина с легким раздражительным возмущением обращается к нему, голосом Виктора.
— Что мы здесь делаем?
— Пытаемся общаться… Не хотите ничего рассказать супруге?
Мужчина, склонив голову, весь покраснев, предельно напрягшись, как бы в ожидании опасности, поворачивается и исподлобья смотрит на женщину. Продолжая курить, женщина как ни в чем не бывало смотрит на него, после чего вновь возвращается к своим мыслям, словно не ожидая ничего.
Тогда мужчина пытается что-то сказать, рот его открывается, видно, что он силиться вымолвить какие-то слова, но из груди у него вырываются лишь странные мычания. Нахмурившись, он поворачивается к нему.
— Что сказать? — спрашивает мужчина
— Ну например то, что вы заказали ее. Заказали ее убийство?
Лицо женщины вдруг приходит в движение: глаза ее округляются, не веря услышанному она поворачивается к мужчине, обращаясь к нему голосом жены.
— Что?!
Мужчина начинает вертеть головой, смотря то на женщину, то на него. Наконец, он обращается к нему.
— Что за чушь?!
— Ты… Ты заказал мое убийство?
— Это все ложь!
— Значит просто расстаться со мной ты не смог! За недвижимость, за деньги свои испугался?
— Это не правда. Он врет. Что вы несете?!
— Мелочный трус! Из-за денег, из-за репутации своей, решил… убить меня.
— Все это ложь!
— Убийца! Подлец! Убийца!!!
— Это ложь!!!
Внезапно начинает звучать голос Виктора и наемника.
«Вы знаете да?.., — говорил Виктор. — Суть моего дела?».
«Мне передали..., — отвечал наемник. — В общих чертах».
«Да-да…».
И мужчина и женщина вдруг замолкают, и враз разворачиваются к нему.
На столе теперь лежит телефон, проигрывающий запись.
«Это моя жена. Ха-х-ха…», — продолжает Виктор.
«А информация?», — спрашивает наемник.
«Ах, да. Конечно…».
«Какие-нибудь особенные пожелания?».
«В смысле?»
«Не важно… Аванс?»
«Десять тысяч?.. Конечно. Вот. Можете пересчитать… Еще двадцать после того, как все будет сделано, да?..».
Его рука останавливает запись.
В ужасе смотря на мужчину, женщина отстраняется от него.
— Убийца, — шепчет она, но тут же вдруг, пугающе сильно выпучив глаза, начинает кричать. — Ты хотел убить меня! Убийца! Убийца!!!
— Не стоит так кричать, — раздался его голос.
Женщина поворачивается на эти слова и смотрит на него.
— Вы же сделали то же самое, — продолжил он.
Женщина осекается, а мужчина смотрит сначала на него, а затем, переведя взгляд на женщину, расправляет плечи и приподнимает голову.
— Что «то же самое»? — спрашивает мужчина. — Ты заказала мое убийство? Ты заказала меня! Ах ты змея. После всего того, что я тебе сделал?
— Ты для меня сделал?!
— Ты же за девять лет ни дня ни проработала. Жила в свое удовольствие, бед не знала. Тварь неблагодарная! Испугалась, что я выпну тебя ни с чем?! Испугалась, ведь это именно то, что ты заслуживаешь, паскуда! Коварная тварь!..
— У меня есть запись и ее голоса тоже, — говорит он. — Но сейчас не имеет никакого смысла слушать ее… Обе записи скопированы на отдельные носители.
Мужчина и женщина опускают глаза на стол — перед каждым из них лежит SD-карта.
— Это вам, подарок от меня.
Мужчина и женщина оба с недоумевающими лицами берут каждый свою карту.
— У вас в руках, как вы наверное уже поняли, записи ваших бесед. У каждого из вас запись разговора вашей второй половинки. В случае, если с вами что-либо случится, эта запись моментально выведет его, или ее, в главные подозреваемые… Но как запись попадет в полицию после вашей смерти? А даже если это и произойдет — какой вам толк от того, что вашего партнера обвинят в убийстве, когда вы уже мертвы?.. Поэтому наилучшим для вас обоих вариантом будет немедленно отдать запись в полицию. Если полиция заранее будет знать преступные намерения вашей половинки, это автоматически станет готовым обвинением ему, если с вами действительно что-нибудь произойдет. И тогда ваш партнер, вместо того, чтобы желать вашей смерти, будет изо всех сил печься о вашем здоровье и благополучии, ведь не дай бог что-нибудь случится — он сразу станет главным подозреваемым.
Когда он заканчивает говорить, мужчина и женщина еще некоторое время сидят совершенно ошеломленные, а затем вдруг женщина, отчасти сообразив, о чем идет речь, начинает суетливо прятать свою карту в сумочку; смотря на нее, мужчина тоже убирает свою во внутренний карман пиджака.
— Можете не благодарить, — говорит он.
Он встает из-за стола и идет к выходу, но, пройдя несколько шагов, вдруг останавливается и поворачивается в сторону танцпола. Мы видим девушку в красном платье, которая уже не танцует, а просто стоит, но теперь повернутая лицом в зал — у девушки нет лица, а лишь белый мертвый череп с черными глазницами без зрачков.
— ——————
Лежащий на подушке наемник резко открыл глаза и, тяжело дыша, хаотично перемещая взгляд, тут же попытался собраться с мыслями. Он был в своей квартире, в спальне на кровати; лунный свет, падающий от окна, хорошо освещал комнату и спящего рядом на кровати кота.
Вернувшись в реальность, наемник достал из-под подушки телефон, щурясь с непривычки от слепящего света экрана посмотрел время, вздохнул, недовольно покачал головой, убрал телефон обратно под подушку и, развернувшись на другой бок, снова заснул.
— — — — — — — — — — — ---------------------------------------
Больше интересного тут:
Только зарегистрированные и авторизованные пользователи могут оставлять комментарии.
Если вы используете ВКонтакте, Facebook, Twitter, Google или Яндекс, то регистрация займет у вас несколько секунд, а никаких дополнительных логинов и паролей запоминать не потребуется.