Пол-мухомора

— С чего взял, что жена твоя гуляет? Брехня это. Ты на Валюшку глянь. Со мной заноза, к другим кошкой ластится, но на сторону ни-ни.

Николай запахнул простыню на животе и со всей дури дал леща суетившейся у шаек жене. Та взвизгнула, пригрозила веником — Ирод! Задорно хихикнула и потерла разрумянившийся от жара зад.

Я машинально проследил за ее рукой, вспоминая округлости своей подлой изменщицы.

— Давай по чайку, брат. Валь, завари нам своего.

Валентина посмотрела на меня с материнским сочувствием.

— Маешься, соколик рогатый? Погоди чуток. Добавлю мяты для покоя, да чабреца почиститься.

Колян заговорщицки подмигнул мне, хихикнул:

— Мать, и фирменного средства не забудь, тока немного, полушку.

Пока я ломал голову над « фирменным средством», соседка колдовала над висящими пучками травы. Тут отщипнула, там отломила, на миг задержалась у грибной вязанки в углу. Все покрошила в чайник и залила капятком.

— До дна пей. Вот так. И на полок иди, там покамест парит, разомлеешь. Хворь сердечная сразу отпустит.

Приятное тепло с горьковатым привкусом разлилось по телу. Я полежал малек, слушая перешептывание соседей в предбаннике, потом с хрустом потянулся, взялся за свои рога, пытаясь их расшатать и вырвать к чертям.

— Не торопись, пусть мягчают, — посоветовала Валюшка, привалилаясь мужу под бочок, — они сами потом отвалятся.

Колян шевельнул ушами, одобрительно хмыкнул:

— Дело говорит. Все бабы — ведьмы.

Я смотрел на сидевшего передо мной осла и размышлял:

«А ты как был доверчивым ишаком, так и остался. Почеши маковку— раздобреешь. И невдомек, как твоя благоверная меня веником бережно обхаживала, да и сейчас сидит, подмигивает. Тебе только кроликов разводить. Вона они больше телят вымахали. Чем ты их кормишь? С продбазы тащишь? Или они на нитратах прут? Очнись, Колян, разводят тебя похлеще моего. Глаза своей Венеры видел? Наглые, хапучие. Тебе розочку под нос сунула, ты и обмяк. А намедни с трактористами в подсобке крутилась, как заведенная. Я точно все видел. У нее вона— пятерня на похабном месте отпечаталась. У Михалыча рука тяжелая.

А что ты на меня так смотришь? Давно бы рассказал, но не могу — друг ты мне. Вот и сейчас молчу, размышляю. Тебя вишь, как на дрожжах, расперло. Небось, с кроликами на комбикормах сидишь? Большой ты осел, Николай Петрович.

Отдохни пока, розочки понюхай, а мы с Валюшкой твоей в сторонке побеседуем»

В великим трудом поднялся я с ледяного полока. Голова раскалывалась. Почувствовав неладное, вправил выбитую челюсть. Дрожа как осиновый лист, впотьмах принялся искать одежду. Натянув треники, осторожно приоткрыл двери бани и трусцой за огородами, чтобы не спугнуть соседских кроликов, побежал домой.