Письмо

Здравствуй, дорогой N

Ты, наверно, удивишься, прочтя эти строки, но, видишь ли, я уже отчаялась до тебя достучатся, и поэтому решилась написать тебе. Это письмо — моя последняя надежда, что ты меня услышишь. Ты, мой дорогой, не хочешь и знать меня, а я всегда была рядом с тобой и я буду с тобой до конца твоих дней. Ведь я — твоя Муза. Нет-нет, не подумай, я не сумасшедшая, я и правда твоя Муза.

Ты, милый N, с рождения наделен даром — писательским даром. А я — Муза этого дара. Ну, конечно, не первого разряда, до Музы гениев мне еще расти и расти, но и на своей должности я вполне неплохо справляюсь. Вернее, справлялась бы, если бы ты, мой ангел, слушал меня. Но я никак не могу добиться твоего внимания, ты упорно уклоняешься от общения со мной. Что я только не пыталась, все бесполезно.

А ведь какие мы могли бы писать произведения, какие триллеры, какие саспенсы! Люди бы боялись даже читать наши романы, даже при свете солнца их бросало бы в дрожь и они испуганно оборачивались на шорох за спиной! А уж какой страх мы нагоняли бы на них ночью! Какими ужасными были бы наши романы, какими завораживающими!

Нет, мировую славу я, конечно, не смогла бы принести, все же не мой уровень, но звание национального Стивена Кинга было бы обеспечено! Кстати, знакома я с его Музой, так, ничего особенного, хотя и высший разряд. Зазнайка, одно слово, даром что Муза гения.

О чем бишь я? Да! Мы могли бы… Только вот, дорогой N, ты никак не хочешь принять мою помощь. А ведь с самого раннего детства я старалась вывести тебя на писательскую стезю, подталкивала тебя к твоему предназначению. Помнишь, как мы с тобой в читали сказки, когда ты был маленький? Как живо ты себе представлял страшную ведьму из сказки про Гензель и Гретель? Как боялся? А ту страшную картинку с Бармалеем? Как быстро ты ее перелистывал, но как вновь и вновь тебя тянуло краешком глаза взглянуть на нее и испугаться? Помнишь? А потом, когда стал постарше? Как тебя притягивало все страшное и ужасное? А учебник по криминалистике в 14 лет помнишь? Моя гордость! Как ловко я тебе его подсунула! Какие страхи уже тогда рождались в твоей голове! А как мы с тобой читали Кинга, ах, как мы читали Кинга… Какое упоение ужасом было у нас тогда, какое вдохновение!

Ведь ты тогда начал не просто бояться, ты начал создавать страх. И я было уже радовалась, видя как твой талант растет, но увы… Моя радость была преждевременной. Все те еще неловкие, но уже вполне жизнеспособные сюжеты и даже практически написанные рассказы остались лишь в твоей голове, а те немногие, попавшие на бумагу, ты потом с неуместным стыдом выбросил, так никому и не показав. И потом думал о них как о глупостях переходного возраста. Почему, ну почему?! Ведь это было только начало, да неуклюжее, но начало. И сколько с тех пор я не пытаюсь, у меня не получается вновь направить тебя на путь твоего дара.

Я старалась… Я подсказывала тебе продолжения понравившихся книг, в которых все плохо, все мучаются, а потом умирают. Я смотрела вместе с тобой фильмы, ужасы, мистику, всякие, смеялась вместе с тобой, как могли снять такую чушь, и тут же нашептывала такие сюжеты на эту тему — неделю спать не будешь, если посмотришь. Ну готовый же сценарий, ну что тебе стоит написать его, вон ручка с бумагой лежат, вон планшет рядом валяется!.. Нет. Не хочешь… А какие я сюжеты в новостях подбирала? Готовый ужастик, бери, развивай тему. Или вот едешь ты утром на работу, в голове у тебя целые главы романа — что с каким сотрудником происходит, начальник опять же… Ну приедь на работу и запиши, все равно же на этой каторге время отбываешь, ну займись ты к чему душа лежит!!! Твои слова найдут своего читателя, поверь мне! Но ты не слышишь меня...

Почему ты мне не веришь?! Я могу открыть для тебя целый мир, могу распахнуть двери в самые ужасные, отвратительные и притягательные уголки воображения. Ты боишься туда заглядывать, думаешь, что тебя сочтут психом?

Уверяю тебя, милый мой N, это не так. Люди любят бояться, любят страшное и отталкивающее, все любят. Не верь тем ханжам, что скажут обратное. Те любят не меньше, но наслаждаются страхом в одиночестве. И лишь немногим дано выразить страх, облечь его словами и не утратить при этом того извечного потаенного ужаса, что поднимает волоски на руках и пускает холод по позвоночнику. Немногие могут рассказать о своих страхах так, чтобы разбудить все дремлющие кошмары внимающего рассказчику. Это дар. Это тот дар, которым обладаешь ты, и от которого бежишь столько лет. Не поступай же так с нами, прошу тебя, ангел мой. Ты же знаешь, догадываешься, хоть и не хочешь поверить, что именно твое нежелание слышать меня и следовать своему пути делают тебя столь несчастным.

И нечего на депрессию грешить, ты еще тому психоаналитику поверь, вот уж псих, прости Господи. Да, извини...

Увы! Страдание — удел всех творцов, вольно или невольно отринутых от своей стези. Ты страдаешь, друг мой, и я страдаю вместе с тобой, ибо нет горше доли, нежели отвергнутая Муза. Молю тебя, услышь, прими же свой дар и спаси нас обоих.

Остаюсь, навеки твоя, Муза.