История лошади

За морями, за лесами в тихой деревушке жила бедная крестьянская семья по фамилии Корвус. Всего-то и было у них, что маленькое поле и одна-единственная лошадь. Ее звали Генриетта.

Они работали день и ночь (и лошадь тоже), но никак не могли выбиться в люди. А однажды стало совсем скверно. В одно лето пришла такая жара, что началась засуха, и осенью крестьяне почти не собрали урожая. Да еще и Генриетта пропала. Ну, погоревали, да что ж делать. С другой стороны — тут самим-то есть нечего, а еще лошадь.

И вот прошла осень, зима, наступила весна. Все зерно давно кончилось, осталась пара банок маринованных огурцов и два морковкиных хвоста. Охотились, конечно… рыбу ловили… Но все равно жили трудно. И вот сидят они как-то за столом, пьют чай из сушеных малиновых листьев.

И вдруг раздался стук по стеклу. И в окне показалась голова Генриетты.

— Здравствуйте, — сказала лошадь, — я вернулась к вам из дальних странствий.

Крестьяне очень удивились и только молча смотрели на лошадиную голову, просунувшуюся в приоткрытое окно. Опомнились, позвали Генриетту в дом. Она устроилась около стола и принялась рассказывать.

— Я решила помочь вам в такое тяжелое время, ведь вы всегда любили меня, кормили вкусным овсом (хотя я больше люблю мороженое и бутерброды с сыром и огурцами). Я долго думала этим летом, как вам помочь. И решила отправиться в чужие края, набраться ума-разума и заработать немного денег. Нанялась на корабль...

— Что же, интересно, ты могла делать на корабле? — спросил маленький Тим.

— Ну… — лошадь застенчиво скосила глаза, — сначала меня взяли юнгой. Помогала поднимать паруса.

— И как же ты это делала?

— Зубами. Еще тяжести всякие таскала. Потом стала матросом, тоже работы хватало. В общем, я поняла одно — лошадь на корабле всегда пригодится. И вот, — продолжала Генриетта, — у меня завелись кое-какие деньжата, к тому же я научилась читать, писать, разбирать морские карты — это меня боцман учил, добрая душа.

— Так ты умеешь разговаривать?! — наконец опомнился Джек, глава семьи. — Почему же ты раньше молчала?

— Мне было неловко вступить в беседу, — грустно ответила лошадь. — Вы намного умнее меня, столько знаете о жизни. А я неученая, необразованная...

— Ты не должна стыдиться себя, Генриетта, — ласково сказала ей старая Катерина. — Ты такая, какая есть.

— Но теперь я принесла немало заработанных денег и, что не менее важно, чёткий план на будущее. Предлагаю купить лодку и заняться рыбной ловлей. Я часто прикидывала на досуге — это прибыльное ремесло, — продолжала лошадь. — Я тут познакомилась кое с кем из воротил рыбного бизнеса, у него завод, где делают консервы. В общем, если дельце выгорит, у нас даже уши будут в шоколаде!

Деньги Генриетты оказались просто подарком для семьи. Купили лодку, повесили для приманивания удачи подкову на лодочный нос. Так и пошло дело. Генриетта тоже ходила с Корвусами в море. Год, другой. Разбогатели они так, что деньги прямо мешками начали откладывать… ну, маленькими такими мешочками, зато постоянно.

Однажды, когда они после тяжелого дня сидели у камина и сушили промокшие ноги и лапы, Генриетта, пуская дым из толстой сигары (она обзавелась уже некоторыми замашками денежных воротил) сказала:

— Дорогие мои Корвусы. Я вас сердечно люблю, но теперь, когда вы обеспечены, бизнес налажен, подоспело и мне время исполнить мою мечту.

— Какая же у тебя мечта, Генриетта? — спросил ее старший Корвус.

— Я ведь плавала в ближних морях. Теперь хочу повидать дальние страны, поесть кокосы, покататься на слонах, посетить парочку уединенных монастырей в диких горах. Там, говорят, такой чаёк заваривают — да чтоб я так жила… А девственные леса, а дикие, доверчивые зверюшки, не видевшие никогда человека — и лошадь тоже.

— Так ты покидаешь нас, Генриетта?

— Да вот, приходится… Нанялась на корабль помощником боцмана, ухожу в кругосветное путешествие. Нынче же ночью.

…И все бросились собирать ей саквояж, заворачивать собой кусок только что испеченного пирога и бутылку старого бренди. А потом долго смотрели и махали ей вслед, то и дело вытирая слезы, пока силуэт Генриетты, ее дорожный плащ с капюшоном не скрылся в тумане и цоканье лошадиных копыт не стало все тише, тише, и, наконец, не затихло совсем.