__Без названия__

Сочинение по литературе на тему «Война в жизни моей семьи».

Я проснулся почему-то ночью. Но было уже светло. Я подошёл к окну, которое мама не занавесила вчера, и увидел, что вся улица заволочена густым туманом, в котором, я не видел, но знал, были спрятаны два соседских домика, школа и лес. Я вздохнул, подошёл к стене и оторвал жёлтый листочек с календаря. Было 22 июня 1941 года.

Я решил поспать ещё немного, проверил, заведён ли старенький будильник, и лёг. Я уснул, когда часы показывали полтретьего ночи.

Но поспал я всего полчаса. В начале четвёртого я вдруг услышал какой-то шорох, а затем шёпот. Мама с папой проснулись и разговаривали на кухне. Я прислушался, но услышал лишь тихие, сдавленные отрывки разговора: «Но что мы ему скажем? — с каким-то отчаяньем в голосе шептала мама. — Разве ты можешь вот так уйти?». Папа молчал. Я уснул.

Через час мама разбудила меня, я видел, что она чем-то встревожена. Я хотел обнять её, но постеснялся, да и она была занята — стала почему-то собирать мои вещи. Я сел на маленький диванчик, и с интересом наблюдал за её действиями — вот она сложила в чемодан мои рубашки, положила игрушку, ботиночки и шарф. Я не решался ничего спросить, у меня было ощущение, что сейчас произойдёт что-то важное и интересное — может быть, мы отправимся в путешествие?

Мне становилось скучно, мама долго собирала вещи, я захныкал. И тут мама резко повернулась ко мне, она посмотрела мне прямо в глаза, посмотрела как-то холодно, отстранённо, с необъяснимой болью. Я успокоился.

Мы куда-то опаздывали. Я так подумал, потому что мама не покормила меня. А маленьких детей, таких как я, обязательно надо кормить. Чтобы они росли здоровыми, и вообще, чтобы росли. Это папа один раз в газете прочитал.

Папа, наверное, уже на работу ушёл. Я не знаю, когда он уходит, но когда я в школу просыпаюсь, его дома уже нет.

Мы с мамой выбежали на улицу, она несла в руках большой тяжёлый чемодан с нашими вещами, а мне отдала пакетик с едой. Кушать хотелось очень, но я, помня мамин странный взгляд, молчал и терпеливо ждал, когда мы прибежим туда, куда мы бежали.

А бежали мы на вокзал. Там было очень много народу. Даже мой учитель, Павел Ионович, с какой-то маленькой женщиной, наверное, со своей женой. Все люди, ожидавшие поезда, были, как мне показалось, запуганы чем-то. А ещё было мало мужчин, в основном все женщины, с сумками, ребятишками, вещами, опять сумками…

Прибыл наш поезд. Я не хотел думать о том, куда мы едем, я был уверен, что вечером мы вернёмся домой, нас встретит папа. Мы зашли в своё купе, мама положила сумки, села на полку, и глубоко выдохнула. Затем она внимательно посмотрела на меня.

— Устал, Алёшенька?

Я отрицательно покачал головой. Я не устал. Я только голодный.

Мама положила на стол продукты, принесла мне чаю и села рядом.

— Кушай. Пока в лагерь не приедем, нормально не поешь. А там покормят.

— Какой такой лагерь? — нахмурился я.

— Увидишь. Тут, Лёшенька, видишь ли, война началась… Папу нашего на фронт забрали.

— Что такое война? А фронт?

Мама погладила меня по голове и улыбнулась.

— Маленький ты ещё, Алёшка. Рано тебе про войну думать… А она вон, видишь как — пришла и не спросила… — мама отвернулась к окну и долго смотрела на пробегающие мимо деревья.

— Мама, а когда папа с этого фронта вернётся?

— Скоро.

Мы замолчали. Я хотел спать, но почему-то сидел, как скованный. Неожиданно я вспомнил, о чём хотел сказать маме ещё накануне:

— Мама! Помнишь нашу Лидию Алексеевну?

— Это которая в школе у вас работает? — мама улыбнулась.

— Да. У нас недавно литература была, она принесла книжечку такую тоненькую, и сказала, что это сборник стихов её любимого поэта — Владимира Маяковского. Она нам даже стихотворение прочитала.

Я прыгнул, выпрямился, уставился в потолок и громко заговорил:

Послушайте!

Ведь, если звезды зажигают —

значит — это кому-нибудь нужно?

Значит — кто-то хочет, чтобы они были?

Я замолчал. Я дальше забыл.

— Мама?

Мама молчала. Тут она опомнилась и улыбнулась.

— Да, сынок?

— Мама, как ты думаешь, что он имел в виду?

— Маяковский?

— Да, который про звёзды написал.

— Я не знаю, Лёшенька, — мама заломила руки. — Но я думаю, Лёшенька…Я думаю, что это он писал о том, что Боженька на небе звёзды зажёг… И хотел, чтобы люди жили под этими звёздами мирно. Не ругались… Не устраивали войн… Понимаешь, Лёшенька?

Но последнюю фразу она сказала уже не мне. Она её куда — то в лес сказала. В лес, на который она внимательно смотрела через окно. Мама замолчала и по щеке её прокатилась слеза.

Наш поезд часто останавливался и в него садились всё новые и новые люди. Мест уже практически не было, а они всё садились и садились. Проводник ходил по вагону и строгим голосом говорил: «До лагеря скоро доедем, а вы успокойте своих детей мамаша, и нечего, нечего мне тут».

Я уже под утро заметил, что вот этот злой проводник и Павел Ионович — единственные мужчины во всём поезде. Я у мамы спросил, почему так, она ответила, что все ушли на фронт, а Павла Ионовича оставили с нами за старшего. Я подумал, что и папу тоже надо было оставить.

Через двое суток мы прибыли в лагерь. И я увидел первых раненых. Но они лишь ухмылялись: «Мы ещё повоюем». Но не все выполняли свои обещания. Кто-то умирал.

И тогда я понял, что такое война. Война — это самое худшее, что может с человеком случиться, она всё отнимает. Я видел раненных, я видел мёртвых, и это отложилось в моём ещё детском подсознании на всю жизнь.

Мы жили в лагере, и иногда даже получали весточки от папы. А один раз он три месяца не писал. Мама очень волновалась и по ночам плакала. Мне один мальчишка в лагере сказал, что мой дом, в котором я жил до лагеря, фашисты подорвали. Но я ему не поверил. Какие фашисты? Им папа не разрешил бы. И когда папа вернётся?..

А потом мальчишка этот исчез. А я с ним почти подружился. Про него гудели, что на фронт сбежал. Но я этому тоже не поверил. Он маленький ещё.

А однажды я проснулся под утро в холодном поту и понял, что … всё это сон. Я полные лёгкие набрал воздуха, и невольно слёзы полились у меня из глаз. Я подошёл к окну, сейчас, прямо как в своём сне и увидел иссиня-чёрное небо, а на нём звёздочки. Я посмотрел на них, и в голове моей пролетели строчки:

Послушайте!

Ведь, если звезды зажигают —

значит — это кому-нибудь нужно?