Опаленные войной. Глава 16.

ОПАЛЁННЫЕ ВОЙНОЙ.

(ВОЕННАЯ ИСТОРИЯ МОЕЙ СЕМЬИ)

Русаков Олег Анатольевич

Повесть в очерках.

Г. Тверь

2016

ГЛАВА 16. ЕВДОКИЯ. СУДЬБА.

Нелепые сборы, нелепое прощание, тяжелая повозка за уставшей лошадью, взгляд жены с выражением отчаяния, и безысходности, молчаливой просьбой о скорой встрече с мужем… Евдокия подъезжала к дому в Кушелово, простившись вчера с Федей, который убегал … на войну… Прижимая Танечку к груди, кутая ее в теплые одеяла, Дуся все пыталась представить себе каким образом она одна с двумя детьми, один грудной, поедет в неизвестное ей путешествие, которое называется непонятным словом «эвакуация».

Колеса вагона отстукивали ритм жизни огромной обороняющейся страны, по которой на запад перемещались оставшиеся у страны регулярные войска, а на восток ехали фабрики, заводы и люди нужные, так необходимые для того, чтобы эти заводы и фабрики уже завтра начали давать на фронт необходимую продукцию.

Евдокия не спала. Пульс огромной страны непривычной монотонностью удлинял минуты, рождая необычные видения в красном мареве вагона от открытой буржуйки в полусне гражданской теплушки. Евдокия отчетливо увидела горящую речку Сестру, разделяющую улицы Кушелово, протекающую за двором их дома. Из реки взвивались языки пламени облизывая берега и душу Дуси. Сердце щемило, но огонь не был горячим, он был неприятным, он был жгучим. На другой стороне речки она увидела солдата. Солдат помахал ей рукой и пошел от речки проч.

— Леша, Леша — негромко крикнула Дуся, почему то зная, что это ее брат, солдат услышал ее, оглянулся и еще раз помахал ей рукой. …И пошел дальше.

Она услышала скрип колодца, когда в нем поднимают воду. Дворовый колодец был выкопан отцом Иваном в 17м году возле дома. Оглянувшись на колодец, увидела еще одного солдата, пьющего колодезную воду прямо из ведра. Солдат очень долго не мог напиться, солдат пил глоток за глотком и не хотел останавливаться. Когда напился, и вытер рукавом правой руки мокрую воду с небритого подбородка, сказал Евдокии, не поворачиваясь к ней лицом.

— Извини Дуся, что не написал тебе ответ на твое последнее письмо… — Егор помолчал — …Теперь не скоро встретимся.

— Егор… — удивленно произнесла Дуся — А ты что здесь делаешь?

Егор, молча медленно повернулся. Лицо его не было молодым. В его лице было столько боли, сколько Дуня еще никогда в жизни не видела.

— Господи, что с тобой Егорушка, где ты сейчас милый. Егор молчал, смотря на Евдокию грустными, безжизненными глазами. Их молчаливый взгляд друг на друга был долгий, и Евдокия хотела его разорвать, но никак не могла. Но вдруг Егор моргнул, отводя свой взгляд от взгляда Дуси.

Егор глянул выше Дусиного плеча, напряженно всматриваясь вдаль. Евдокия невольно посмотрела туда же. За горящей речкой стоял еще один солдат. Дуся не видела его лица, но она почему-то отчетливо поняла, что это Федор, что это ее муж… Она хотела ему закричать и бежать ему навстречу, но ни то, ни другое сделать почему-то не могла. Подбородок не слушался ее воли, ноги как чугунные колонны налились невероятным весом, с которым она не могла справиться. Она еще и еще раз пыталась крикнуть, она почувствовала, что какой-то звук у нее получился, и ее должны услышать… Фёдор должен ее услышать… Она напрягала все свои силы. Попытки повторялись и повторялись из последних сил…

— …Дуся… Дуся, что с тобой… Дуся проснись, не кричи так сильно детей разбудишь. — … Евдокия проснулась от тряски за плечо. Над ней стояли бабы. Леля трясла ее изо всех сил… Дуне было холодно от не видимого красного света буржуйки и стука колес поезда. На лбу выделился холодный пот. Ближе к стене вагона на ее нарах завернутая в одеяла сопела малютка — Танечка. Толя спал на следующих нарах у нее в голове. Почти погасшая буржуйка по-прежнему растворяла полную темноту вагонного пульса красным мерцанием. Евдокия, тяжело дыша, откинулась на подушку…

Через два дня тяжелейшего железнодорожного путешествия в «эвакуацию» заболела Танечка. Она заболела внезапно и неожиданно. Танечка горела и тяжело дышала. Она перестала плакать и почти не шевелилась. За день она ни разу не взяла титьку и отказывалась пить воду. Евдокия не выпускала Танюшу из рук, то пытаясь ее разогреть, то пытаясь ее остудить, но все было напрасно… Ночью… Танечка… умерла… Она перестала дышать тихо и спокойно… Ее скоротечная болезнь, как и скорая смерть, была тихой, без плача и крика.

В начале четвертого ночи поезд остановился на полустанке, на котором не горел ни один фонарь. Объявили, что стоять будут как минимум час. Женщины вышли из вагона, в полной темноте, под железнодорожной насыпью выкопали неглубокую могилку и уговорили Евдокию похоронить девочку, боясь, не заболела ли Танечка какой, ни будь заразной болезнью, все боялись оставлять ее в вагоне, в котором кроме Танечки ехало еще восемь детей. Евдокии, в конце концов, пришлось подчиниться и, смирившись с судьбой, из последних сил забраться в вагон без дочери, когда объявили об отправлении поезда. У Дуни не хватило сил дойти до нар, где уже… не лежала Таня… Евдокия, двигаясь неровным шагом ватных ног, она рухнула перед своими нарами. Она была убита внезапным и жестоким горем. Бабы испугались. Бабы схватили Евдокию сначала под руки, но тело как будто покинула жизнь. С большим трудом положив ее на нары, они начали бить по ее щекам… брызгать водой...

Бабы с горечью переживали трагичность случившегося. Когда спохватились о названии полустанка, выяснить это было уже не возможно. Названия больших станций не оставались в сознании, а маленьких полустанков были десятки, может сотни. А поезд шел дальше и дальше, увозя женщин и детей в бесконечную неизвестность.

Продолжение по ссылке: http://www.proza.ru/2016/07/17/177

Иллюстрация: картина Андрея Петровича Горского "Без вести пропавший"

Русаков О. А.

2016

г. Тверь.