Опаленные войной. Глава 10.

ОПАЛЁННЫЕ ВОЙНОЙ.

(ВОЕННАЯ ИСТОРИЯ МОЕЙ СЕМЬИ)

Русаков Олег Анатольевич

Повесть в очерках.

Г. Тверь

2016

ГЛАВА 10. ЕВДОКИЯ и ФЕДОР.

Дуня, притворяясь неторопливой, медленно прошла мимо кавалера, а затем быстро выскочила из клуба. На крыльце задыхаясь от непонятных острых ощущений, она трогала свои щеки ладонями, как будто гася на них огонь. У желтой яркой электрической лампочки кружились комары… много комаров. «Зачем они это делают? Ведь и так жарко!» — в каком-то полусне мелькнул, в затуманенном сладким дурманом мозгу, глупый вопрос. За входной дверью ярко звучала красивая мелодия баяниста… на ступеньках крыльца, и ближе к дороге курили группы парней. Опять посмотрев на закрытую дверь клуба, в какой-то сказочной, странной надежде не понятно на что.

Мельком глянув на курящих ребят, она кинулась к дому. Ей показалось, что все на нее смотрят, и несомненно видят всю голую радость ее открытой Души! …а ей почему-то было страшно стыдно… Было стыдно… Стыдно!.. Раньше она сама парням чубы крутила… смеялась над ними выставляя их чувства к ней, и желания мальчишек, на показ!.. а тут!.. Она не знала, куда деть свой взгляд, свои щеки… свою Душу!..

Клуб находился очень близко к ее дому, буквально через два двора по другой стороне улицы деревни и две ветвистые ивенки, одна в дворе родном, другая в соседском. В мгновение ока, почти бегом Евдокия оказалась на лавке у своей избы в темноте, освещенной лунным светом, сев на нее сильно дышала, закрывая рот платком с собственных плеч, будто затыкая собственный непроизвольно улыбающийся рот, боясь закричать от неизвестного Душевного счастья, кусая край платка. Неизвестное сладкое… щемящее и щекотящее блаженство, с какой-то бесконечной радостью выплёскивалось из девичей Души, как из лесного родника у брода Черной речки, когда идешь в Ошейкино, через лес.

Никогда Евдокию не посещало такое острое чувство, от которого хотелось петь, и в тоже время не хватало воздуха. Дуся сидела на скамье у двора. А из головы не выходил образ красивого парня, пригласившего ее на танец. Он был необычно смел и решителен. Он смотрел на нее теплыми, сильными глазами.

«Зачем же я убежала?.. Вот дура. Зачем же я убежала?..» не переставая задавала она себе не нужный вопрос, то желая заглянуть за стену дома в сторону клуба, но немедля останавливая это желание, то трогая руками щеки, которым было очень жарко…

Встретились они вновь уже на следующий день, в правлении колхоза. Молодых механизаторов прислали в их колхоз для помощи в посевной, ну и для обмена опытом конечно. Так делали уже второй год. Сначала механизаторы собирались в Кушелово, Тракторов было не так много отдельно по колхозам, заканчивали здесь, а потом все вместе перебирались в соседнюю деревню. И только объехав все окрестные селения разъезжались трактористы по своим деревням.

Два месяца Федор и Евдокия пили чашу любви большими глотками. Когда за две недели засеяли все поля в Кушелово, механизаторы переехали в Телешово. Но Федька все равно по вечерам, уже в сумерках, прибегал в Кушелово, не смотря на короткие летние, ночи, в которых заря не уходила с неба, а перетекала с запада на восток совсем короткими часами, не давая тьме полностью пасть на землю.

Федору сразу, с первого взгляда, понравилась застенчивая девушка, пропавшая после первого же танца, как легкое видение в звуках гармониста. Не надо было ему оглядываться по сторонам, отбивая назойливые дружественные взгляды знакомцев, и завистливые, и насмешливые. Пока он моргал по сторонам… видение растворилось в желтом свете электрических лампочек. И не было девушки, ни в клубе, ни на улице.

Найти незнакомку было не сложно, в Кушелово все знали, где живут Широковы. И про братьев Широковых Феде то же объяснили, что в обиду сестру они не дадут, хотя у Федора тоже были братья, а Броды от Кушелово всего лишь в трех — четырех километрах. Федор был младшим братом в своей семье. Не приличных мыслей у парня не было. Парню просто понравилась Евдокия. Может быть он, Федор, даже влюбился… Пока он этого не понимал, но сердце стало очень горячим, и хотело вырваться наружу. Ночевали они в клубе, и уснуть он не мог слишком долго… видимо чувствовала Душа, что зазноба совсем рядом.

На следующий же день парень нашел возможность встретиться с Евдокией, подождав ее у правления, когда та получала наряды на работу. В контору Дусе было идти мимо клуба, парень ее и увидел, когда брился на улице. Засуетился Федька, даже чуть порезался… а Евдокия припустила быстрым шагом, будто сразу начала везде опаздывать, а душа-то запела… запела.

И вручил ей Кавалер сердечный полевые цветы на сколько это было возможно более скрытно, как выскочила Евдокия из правления, убегая в поле, хотя конечно мимо глаз селян это не прошло, несмотря на то, что Дуся опять пыталась скрыться незамеченной от видного парня. У нее очень сильно поднималась и опускалась грудь, и она не могла не улыбнуться симпатичному кавалеру, с маленьким букетом цветов, догнавшим ее у колодца.

Вечером они уже гуляли по берегу речки, и вся деревня знала о начавшейся в деревне светлой любви.

Но уборочная быстро прошла… Трактора громко уехали в Телешово. Что же дальше?.. Вечером, уже в сумерках, в маленькое окошко горенки, где жила летом Дуся, постучали…

Встречи их стали частыми, почти каждый день, и затягивались, сначала до полуночи, а потом иногда… и до утра. Оба молодых человека были счастливы. Оба молодых человека с трудом дожидались очередной встречи и совсем не хотели расставаться. Они забирались на сеновал и до петухов дремали на душистом сене. А ночи в конце мая и в июне очень, очень короткие, наполненные звуками любви всего окружающего мира. Дуся познакомила с Федором своих родственников, в том числе братьев, с недоверием и ревностью смотрящих на Дусиного знакомца. В июле Фёдор уходил в армию, в том числе и поэтому, в конце июня Федор предложил Евдокии выйти за него за муж. Евдокия готова была согласиться и, не оглядываясь, выйти за Федю, что бы там дальше не было, но выяснилось, что тот был на два года младше Евдокии, это сильно смутило все окружение Широковых, да и Русаковых тоже. И все недолго думали, как выйти из этого положения. Решение естественно пришло само-собой. Федор идет в армию, а Евдокия дожидается солдата. Родня со стороны Русаковых с этим полностью согласились.

Четыре года службы. Четыре года — подъем… отбой… Стрельбы учения, завах кирзовых сапог и гуталина. Время от времени весточка от любимой девушки, ее не длинные рассказы о мирной деревенской жизни… скупые слова о ее… любви, приветы от близких. И опять — подъем… отбой… стрельбы, учения, караулы, наряды, тяжелая борьба со сном в утреннем наряде очередного караула… иногда увольнительные, но служил Федя в глубинке, рядом только маленькая деревушка… и большой, большой аэродром с огромными самолетами.

Четыре года ожидания девичьего сердца, уже засидевшейся в девках девицы, были долгими, хотя прошли, как и все в жизни проходит, необычайно быстро. Федор вернулся после проводов на ратную служду Егора, в скорости молодые и свадьбу долгожданную сыграли. В августе 1938го родился Толя. Наконец-то у них образовалась настоящая семья. И стукнуло Дусе уже не много ни мало, двадцать семь лет.

Отец Иван давно хотел рубить новый дом, совсем тесно стало в доме старом, срубленном еще до первой мировой. Рождение внука подтолкнуло его к этому вплотную. И зимой с 38го на 39 год срубили колодцами большой новый дом. Помогали и братья Ивана Широкова и братья Федора Русакова. Дом рубили из толстых длинных отборных бревен, с высоким потолком и накатными перекрытиями в пол бревна. Рубить пришлось в пять колодцев… на цокольный этаж два венца откинули, мауэрлат в три венца заложили. Терем — не дом. Старый дом решили отдать молодым, перерыв к осени крышу новой дранкой, станок-то у Ивана еще с шестнадцатого года остался дранку тесать. Иван рубил свой первый дом еще до мировой, он тоже был добротный и теплый, а возраст давал ему замечательную историю семьи Широковых, рождения шести сыновей и дочерей.

Беда случилась весной. Река в этом году проснулась очень бурно и высоко. Колодцы сруба, поставленные достаточно высоко от воды речки Сестры, были смыты половодьем. Только один колодец застрял в оттоке. Остальные речка растащила по бревну до самой Ламы, а может и до Шошы, просто не ходили так далеко, некоторые бревна наверно так и уплыли в Волгу. В общем, сруб собирали от Телешово до Бородино, а потом дорубали не хватающие бревна уже из летнего леса. Так получилось, что Иван отец за этот сруб и жизнь свою отдал. простудившись. Жалко ему было уплывшие бревна. Неделю старший Широков не вылезал из ледяной воды, простыл… и быстро сгорел в полученной болезни. Горевала семья на Телешовском погосте, но жизнь продолжалась дальше. К осени дом конечно собрали, как и хотел Иван отец. Федор с Евдокией зимовали на сороковой уже отдельной семьей. Лишь смерть отца никому не давала покоя. К осени сорокового родилась дочка Татьяна. И сын Толя, и дочь Танечка росли здоровыми и озорными. Жить бы и жить в любви, трудах, и спокойствии. Радуясь прекрасному будущему и поминая ушедших.

Продолжение на «СТРОКЕ»:

Предыдущая глава:

В начало на "Строке": stpoka.ru/proza/35819----2-.html

Продолжение по ссылке: http://www.proza.ru/2016/07/17/159

Иллюстрация: картина Андрея Петровича Горского "Без вести пропавший"

Русаков О. А.

2016

г. Тверь.