Из блокнота Терпандрова

Отчего сны, записал в блокнот Терпандров, взбунтовались, отказав памяти в своих слепках, пускай неверных? Увы, попугайский хитон сновидений истлевает и рассыпается теперь до оффициального пробуждения. Конец ознакомительного фрагмента, ха-ха. Но чем платить за дальнейшее? Он чуял, впрочем, что нынешний их спектр печально подчинился горчичности земли. Ежеутренне, огибая непроснувшуюся пунцовую стелу на площади — подобно тому, как когда-то его гипотетический предок, называемый, скажем, Кудурру, проплывал в носилках мимо искрящего синим зиккурата Иштар — он беззвучно молил кого-то сухими губами, и на слове «аминь» они разлеплялись щелчком разрыва слюнной плевы. Стоит сказать, что Терпандров, существо пишущее, наливаясь соком ремесленной зрелости, все сильнее соблазнялся обратными метафорами — когда, противу обыкновения, роль малой вещи или ничтожного случая исполняется маститым метафизическим тигром, и раструб сравнения, исходящий из какой-нибудь конкретной табакерки или обмена взглядами, всасывает пески абстракций — в итоге крендель оливковой колбасы на зеркальном блюде уподобляется началу темного века. Пока суд да дело, матереющее солнце оловянным огнем подсветило древесные ветви, чашей поддерживавшие мастерски недопеченные облака, а белая, с зеленым высверком, луна скорбно озирала мир, высунув свои три четверти из нежной норы. Терпандров, между тем, размышлял о скрытой гностичности «Человека в футляре», ленты эпохи классического Голливуда с Антоном фон Чехоффом, этим блестящим осколком Дунайской монархии — вспомните ледяной апофеоз, когда доктор Брок, не вняв пророческому шипению пепельного перса, прорезал ромб в лице Эриха, человека-саркофага, и жидкий свет души невыносимо ярко хлынул наружу.