Месяц

Шестнадцать лет. Шестнадцать лет я женат на Наде. У нас есть уютная квартира, машина, ребенок. Вроде бы всё у нас есть, но… Всегда есть это НО. Между нами нет уже тех чувств. Мы как будто соседи. И я не знаю есть ли в этом её вина, скорее всего нет. Год назад у меня появилась женщина на стороне. Спросите почему я пошел на это? Я больше не мог терпеть этого единообразия. Каждое утро мы просыпаемся, не говоря друг другу ни слова, идем в ванную по очереди. Пока я в душе, она готовит завтрак на троих, позавтракав, я уезжаю на работу в офис, а она отвозит дочь в школу, потом отправляется работать в свой салон красоты. После рабочего дня, я приезжал домой и ужинал со всей семьей, но ни один из нас не скажет и слова. В том же молчании мы расходились в разные комнаты. Я не смог этого вытерпеть. Нашел женщину, которая скрашивает мои серые будни. Несколько недель назад мне в голову пришла мысль развестись. Я все не мог решиться сказать Наде об этом, но время шло и ничего не менялось. Я думаю, этот час настал. Нужно обо всем ей сообщить.

Вернувшись домой в семь часов вечера, я застал Надю на кухне за накрытием стола. Молча пройдя в комнату и сев за стол, посмотрел на неё. — Нам нужно поговорить. — Она, не проронив и слова, села и начала есть. Я увидел боль в её глазах. — Я требую развод, — спокойно произнес я. — Почему? — тихо спросила она, даже не посмотрев мне в глаза. Я увильнул от ответа, и это рассердило её. Мое сердце уже принадлежало Инге. Я не любил жену больше. На следующий день я возвратился домой очень поздно и нашел ее пишущей что-то за столом. Я не ужинал, просто лег и быстро заснул, потому что устал после богатого событиями дня с Ингой.

Следующим утром я сказала, что согласна но с отсрочкой на месяц и нескольких условиях: наша дочь ничего не должна знать о разводе, потому что через три недели у нее экзамены, и этот месяц я должен носить свою жену на руках. Я подумал, что она сумасшедшая, но все таки согласился. Всего лишь месяц. На следующее утро я нес её от нашей спальни до парадного выхода. Я уже отвык от близости с ней и поэтому двигался неуклюже. Увидя нас, дочь произнесла: — Папа несет маму на руках. — Не знаю почему, но меня это укололо. Проходя последние два метра, Надя тихо попросила меня ничего не говорить ей о разводе. Я был согласен с ней. Так было каждое утро. Для дочери этот момент, когда папа носит на руках маму стал осовной частью жизни. В последний день, когда я держал ее на руках, я едва мог пошевелиться. Дочь пошела в школу. А я все еще крепко держал ее и сказал, что не замечал того, что в наших отношениях просто не хватало близости.

Я поехал в офис и, выпрыгнув из автомобиля, даже не закрыл дверь. Я боялся, что любая задержка заставит меня передумать. Я подымался наверх. Инга открыла дверь, и я сказал ей: — Извини, я больше не хочу разводиться. Она дала мне пощечину и затем захлопнула дверь. После я приехал домой, по дороге не забыв купить огромный букет ею любимых белых хризантем. Забыв обо всем я быстро вбежал домой. Едва открыв дверь, стал звать её по имени, но в квартире стояла тишина. Может спит? Зайдя в спальню, увидел её лежащую на боку. Подойдя к кровати, я позвал её, но она не шелохнулась. — Надя, — твердо произнес я и провел ладонью по лицу. Оно было холодным. — Надя, — прошептал я и схватил за руку, чтобы проверить пульс. Его не было. Я вызвал скорую и через час я узнал, что она умерла за час до моего прихода.

Лишь позже я узнал, что у нее была лейкемия. Этот месяц был последним, грубо говоря. Она не сказала о болезни никому. Через два дня её похоронили. Я очень удивился когда пришло от силы десять человек, но я чувствовал в тот день не только это. Я винил себя за то, что сам отдалился от нее и за то, что мог оказать еще одним человеком, который не попрощался бы с ней. Теперь я каждые три дня прихожу на кладбище, чтобы принести ей свежих цветов, которые так и не подарил ей.