Ловушка для дурака

Они недолго собирались в этот квест. Цель была — дом великана, который выращивал волшебные цветы, но ни с кем не желал делиться чудом. Задача — украсть, выманить или отобрать у него чудо — вот что собирались сделать эти четверо, традиционная квестовая четверка: маг, воин, вор и менестрель. Они не думали о поражении — победа была нужна им даже больше, чем цветы, о которых никто ничего не знал толком, если уж говорить начистоту.

Задача оказалась непростой. Заколдованный лес, чудовище, едва не превратившее их в статуи, унизительная работа, которую пришлось делать для другого чудовища, неожиданности и ловушки, непонятности и трудности… Но у дома великана их ждали еще два сюрприза.

Во-первых, дом просто утопал в цветах — даже на крыше, плоской крыше, открыто глядевшей на солнце, росли одуванчики. А во-вторых, великана не было дома — на счастье измотанных и злых приключенцев.

— Рвем цветочки и — домой, — сказал воин.

— Какие именно? — нервно спросила девушка-вор, потирая ушибленную в прошлом приключении спину, — тут их больше чем кровопийц на Комариных болотах.

— Верно заметила, Умница-Льёлль, — проворчал менестрель, добивая крупного комара, одного из тех, что упорно сопровождали странников от всуе помянутых болот. — Рвем любые, главное — побольше.

Маг, светловолосый красавчик, поправил полу балахона и задумчиво окинул взглядом цветущий сад. Розы, люпины, астры, анютины глазки, гиацинты, львиный зев, васильки, бессмертники, вербена, резеда, настурция — и все цвело, не обращая внимания на сезон-несезон.

— Не вижу в них ничего волшебного…

— Не ворчи, Тарик[1]. Лучше проверь.

Тарик-маг нехотя повел ладонью. Сад заволновался, точно деревья стремились сойти с места и отправиться встречать, пусть и незваных, но все равно гостей.

— Ловушка… — удивленно заметил маг.

— Какая еще ловушка?.. — проворчал менестрель, алчно, но с подозрением поглядывая на цветы. — Зачем тут ловушка?

— Как раз для таких удачливых, как мы, Мати, — ответила за мага Льёлль. — Тарик, что за ловушка?

Маг достал откуда-то закорючку, если чем и напоминавшую волшебную палочку, то лишь тем, что она тоже была деревянной, почесал ею ладонь и, коротко хакнув, кинул с той же ладони похожий на мыльный пузырь шар. Шар летел медленно и лениво, на лету развернулся в радужную пелену, накрывшую дом великана вместе с садом. Накрывшую и исчезнувшую со звуком, похожим на кошачий чих.

— Ловушка для дурака, — прокомментировал маг. — Она для тех, кто самое простое ухитряется сделать наперекосяк… Для недотеп. Но мы ведь не такие, и для нас она не страшна.

— Раз есть ловушка, значит, цветы представляют ценность, — сделал вывод воин.

Маг лениво кивнул.

Льёлль нервно хихикнула.

— Слушай, Тарик, а тебе никогда не хотелось сменить имя? Все-таки именоваться так же, как медный грош — это несерьезно для серьезного мага.

— Мне нравится, — пожал плечами маг, и тут же уселся прямо на землю, воткнул рядом с собой свою палочку и закрыл глаза.

— Все, ушел в астрал, — Мати-менестрель сердито плюнул. — И чего они все находят в том астрале? Надо однажды тоже попробовать…

— Не расслабляйтесь! — воин сбросил лишнее вооружение и достал из походной сумы безразмерный мешок, в свернутом виде занимавший не больше места, чем носовой платок. — Берем добычу, а дома разберемся, какие из цветов волшебные и с какого бока. И по сторонам все равно смотрим.

Льелль и Мати, запасшиеся такими же мешками, послушно кивнули.

Это была просто работа; быстрое и безжалостное обрывание цветов и поспешное набивание мешков, пока они не наполнились, а после — свирепое трамбование упиханного, с целью запихать сверху еще немного. И притом это была тяжелая работа. Трое были бы не против, если бы и маг присоединился к ним, но тот продолжал «витать» и лезть к ним не собирался. Так что прошло немало времени, прежде чем они удовлетворились сделанным, и, похватав мешки, покинули цветочное поле битвы.

— Проснись уже, — воин толкнул в плечо Тарика-мага, — пора назад.

— Я не сплю, — мгновенно отозвался тот и поднялся.

Как бы ни сопротивлялся маг, но ему пришлось помогать с добычей; уменьшить вес мешков он мог, но с размером не справлялся, от чего сам же и страдал больше всего, потому что ленив был до крайности.

Первую половину пути Тарик ныл, отвлекая всех от спора о том, какими могут быть волшебные свойства цветов, вторую — молчал, свирепо обруганный Мати, его товарищем по мешку, за то, что постоянно отлынивал и норовил бросить громоздкий груз. Впрочем, ворчание и обиды мага были самой большой неприятностью на обратном пути, и ничего плохого с ними больше не случилось. Возник только один опасный момент, да и тот по их собственной вине.

— Как «сено» делить будем, Дорна? — на первом же привале спросил менестрель у воина. Эйфория эйфорией — но он первым пришел в себя и подумал о насущном, то есть о деньгах.

— Как обычно. А что не так? — Дорна увидел, как приподнялись брови Мати, как недовольно косится на него Льёлль и даже Тарик-маг не поленился выразить неодобрение, слегка нахмурившись и тронув тонкими пальцами тонкий же подбородок.

— Не покатит, — отрезал менестрель. — Поровну и точка. Ты у нас конечно командир и все такое… Но вот, например, я… если бы не заморочил философской дребеденью то лесное чудовище, где бы мы сейчас были? Или взять Льёлль. Диких шуршанцев помнишь? Кто бы из нас додумался, что твари боятся запаха лимона? Во-о-от! Про Тарика вообще молчу, он у нас прямо герой. Это он облил нас всех лимонадом и спас от жутких степных тварей. А если вспомнить грифона...

Лицо Тарика пошло красными пятнами.

— Превращу в мышь, — тихо, но с угрозой, пообещал он.

Льёлль коротко хохотнула:

— Правда, Мати, не зли его, в таком состоянии он все может, даже материализовать еще одну катапульту...

— Грифон назвал меня неправильным магом! — вспылил Тарик.

— А ты доказал ему, что и он — неправильный грифон, — Мати серьезно посмотрел на воина. — Ну так что насчет честного раздела?

Воин не спешил отвечать.

— Кто придумал все это? — медленно и внятно, словно объясняя что-то детям, вопросил он. — Кто раздобыл сведенья и узнал дорогу? Кто вас вел? Покажите мне этого человека!

— Это ты, — сказала Льёлль с каким-то нехорошим намеком, — и если тебе нужна слава, то вся она твоя. А «сено» — поровну.

Маг не спорил, но он тоже смотрел на Дорну, и воину этот взгляд нравился не больше, чем пропитавший всю их одежду запах лимонов.

— Хорошо, поровну, — согласился он. В конце концов, с этим можно будет еще поспорить потом, при непосредственной дележке.

Но спора не вышло. Они в самом деле разделили «сено» поровну и разошлись — до нового квеста.

… И встретились вновь — в доме у мага: воин терпеть не мог гостей, Льёлль не имела своего дома и моталась по гостиницам, а у барда была большая семья — куча братьев и сестер, в чьем доме он и обитал на птичьих правах, поэтому все встречи проходили у Тарика.

— Как? — коротко спросил воин.

— Никак, — признался бард. — Сено оно сено и есть.

— Я свое скормила лошади, — зло сказала Льёлль по прозвищу Умница.

— И что получилось?

— Навоз! — рявкнула девушка и замолчала.

— Одно из двух. Или мы взяли не те цветочки… или та последняя ловушка была хитрее, чем думал наш уважаемый маг.

После этих слов трое уставились на одного, светловолосого красавчика, носящего то же имя, что и медная монетка.

— Так что это была за ловушка?

— Я же сказал — ловушка для дурака. Она не срабатывает на обычных людей.

— А на обычных магов, которые не могут сказать ничего путного и потому придумывают всякие отговорки? — сощурилась Льёлль.

Мати-менестрель не упустил случая поддеть свою давнюю соперницу в спорах:

— Если среди нас есть дурак, то он все равно не признается… Верно, Умница Льёлль?

— Сейчас кину чем-нибудь, — пообещала девушка.

— Лучше кинь в меня, — отвлек девушку воин, — я хоть поймаю.

Льёлль отмахнулась от этой попытки пошутить:

— А ну вас всех. В следующий квест без меня пойдете.

— Льёлль, мы же команда...

— Фигушки! — по-детски обиженно заявила девушка. — С каких это пор?

— Стоп! — прекратил споры Мати. — У нас дело есть, не забыли? Итак. Если среди нас нет дураков… то почему сработала ловушка на дурака?

— Потому что она дурацкая! И не факт что сработала...

— А может все наоборот? Если ловушка на дурака, то только дураку она не страшна? — задумчиво проговорил воин.

Трое уставились на него, как кентавр на пегаса.

— Идея еще более дурацкая...

— Да нет, почему же… — сощурилась Льёлль, — можно проверить. У меня на примете есть нужный тип.

— Льёлль, а что насчет сохранения тайны? — спросил Дорна, — это, как ты помнишь, была тайна — маршрут пути, местонахождение дома великана и все такое...

— Ты не знаешь Тишека. Он наивный, как дитя, поверит всему, что я скажу, и не станет болтать, если попрошу. К тому же Тишек в меня влюблен.

Мати фыркнул, воин покачал головой:

— И что? Пошлешь его к великану? Льёлль, мы там вчетвером еле прошли.

— Не важно. Если он не пройдет — не жалко. А если пройдет и сумеет достать мне цветочек… охапку цветочков, — заметив напоминающий взгляд, поправила девушка, — то тем лучше.

— Интересные у тебя способы избавится от назойливого поклонника, — ухмыльнулся Дорна.

— Он не поклонник. Он просто дурак, — сказала девушка.

… — Так принесешь?

Тишек кивнул — и это было все. Он ужасно стеснялся, хотя вот сказать ей, что любит, не постеснялся, надо же! Льёлль всегда удивлялась, как ему хватило на это смелости… А ума не хватило сейчас потребовать с нее хотя бы поцелуй. Это было как-то даже обидно.

Впрочем, нечего! Всё это сентиментальная ерунда, а Льёлль сентиментальность терпеть не могла. Осталось только рассказать Тишеку дорогу.

… И нарисовать карту, чтобы не заблудился. Зная Тишека, ничего другого Льёлль от него не ждала. Но посылала она его со спокойной совестью, и полностью отдавая себе отчет в том, что он даже с картой может заблудиться. Правда, это ее не слишком волновало.

Тишек глянул на карту два раза и убрал подальше — не до того было. Очень уж красивые открылись места за пределами города — сначала чудная, прямая словно стрела дорога, с яркими цветами по обочинам — просто как в сказке! — потом березовый лес, полный чистого ясного света, птичьих песен, свежести и беспечального очарования позднего лета… Тишеку хотелось остановиться, присесть на траву, послушать тихую музыку леса, но он обещал Льёлль, а обещания надо выполнять. И, в конце концов, слушать музыку можно и на ходу.

Небольшая поляна, куда он вышел, беспечно напевая песенку, была не пуста. Во-первых, место на ней занимали странные предметы — что-то вроде изваяний, больших и маленьких, причудливых и простых, а во-вторых, тут же присутствовало существо, которое можно было назвать чудовищем, хотя со стороны оно и выглядело, как человек; человеческий облик не делал его человеком, как и любого другого. Существо было занято — вытягивало прямо из воздуха пучок тонких синих нитей. Нити упорно сопротивлялись, но то, что удалось вытянуть, чудовище скатывало в клубок и уже из клубка тянуло в стороны отдельные нити. Вытянутые, переплетенные, завязанные причудливыми узлами, они так и застывали словно окаменев. Клубок обрастал узелками, плетениями, отростками, свивавшимися, словно сами собой, в новые узелки и клубки.

— Садись, не стой, — не оборачиваясь, предложило чудовище незваному гостю, который так и застыл, глазея на его работу, и только тогда рассеянный Тишек заметил небольшой столик и несколько стульев на другом конце поляны.

— Спасибо, — поблагодарил путешественник, подходя и присаживаясь, потом вспомнил о вежливости и запоздало поздоровался. Чудовище кивнуло, не отвлекаясь от работы.

Пока оно создавало нечто из синих нитей, Тишек рассматривал другие его поделки. Они изображали живых существ или скопления предметов, а в некоторых невозможно было узнать хоть что-то. Все были сделаны из материалов разного цвета и вида; иные казались каменными, иные — рыхлыми, словно весенний снег, а некоторые колебались точно горячий воздух.

Чудовище закончило работу — завершенное творение, стоявшее на земле, имело вид неряшливый и почему-то грустный, — стряхнуло с рук остатки синих нитей, подошло к столику и тоже село. Разлив чай из стоявшего тут же чайничка, предложило гостю чашку с ароматным напитком.

— Спасибо, — снова поблагодарил Тишек, — скажи, а что ты делаешь?

С чашкой в руках чудовище почему-то еще меньше было похоже на человека.

— Разное, — ответило оно. — Все зависит от того, какими ты видишь мои творения.

Тишек еще раз окинул взглядом поляну.

— Они разные, — согласился он. — Почему-то мне кажется, что я их уже где-то видел, хотя такого ведь не может быть.

— И какая из моих работ кажется тебе самой знакомой?

— Вон та. — Тишек кивнул на темно-серую скульптуру, изображавшую огромный мешок с проступавшими сквозь его бок монетами, прилепившимися к нему короной, мечом, большой книгой, мольбертом и кистью, и множеством других предметов.

— Я сделал ее из зависти, а последнюю — из нетерпения, — сказало чудовище, повернув голову в сторону застывшего скопления клубков и узелков. — Видишь ли, сильные чувства не уходят просто так и постоянно возвращаются к своему хозяину, не давая ему покоя, даже когда он уже отказался от них. Но если взять гнев или печаль, или жажду славы и сделать из них простую вещь, то они теряют власть над человеком. Все просто и никакого подвоха. Материя может воздействовать лишь на ту материю, что одной с ней природы. Только у людей иначе — они изменяют все к чему прикасаются и обо всем судят так, как подсказывают им разум, сердце и душа.

— Как же еще нам судить? — удивился Тишек.

— Может быть, иногда стоит просто верить тому, что у тебя пред глазами — а порой не стоит верить ничему. Правда, до тебя здесь были люди, которые ничему не верили, и с ними было тяжело общаться.

Юноша покачал в ладони чашку с чаем. Взгляд его вернулся к серому мешку-зависти.

— Мне кажется, я никогда никому не завидовал…

Мастер заметил, куда он смотрит, и поспешил успокоить:

— О, нет! То, что тебе больше всего знакома зависть, вовсе не значит, что ты завистлив. Просто в жизни ты часто встречал ее или же те многие вещи, из которых она складывается. В ней есть частичка обиды, частичка жадности, гордыня и ревность и много чего еще.

— Так вот откуда берется зависть? Она собирается из разных вещей, а сама по себе вовсе не существует? Я так и знал!

Тишек отпил из чашки и поставил ее на стол, как ставят точку в конце предложения. По правде сказать, он был слишком беспечен, чтобы всерьез и долго вести подобные разговоры.

— Уже уходишь, — заметило Чудовище, едва Тишек подумал о том, что стоит попрощаться. — Куда же ведет тебя твой путь?

— К великану, — ответил юноша, смущаясь тем, что, в самом деле, должен уйти.

— К Славу? Передай ему привет от меня, — попросило Чудовище.

Тишек хотел спросить, как его зовут и от кого передавать привет, но постеснялся. Поэтому он просто еще раз поблагодарил хозяина и продолжил путь.

Долина, что встретила его солнечным светом после тенистой прохлады леса, простиралась до самого горизонта и была полна шуршания и шелеста. Шелестели высокие травы, а шуршало нечто в этих травах. Тишеку то и дело казалось, что его кто-то пристально разглядывает. Это ощущение появлялось и исчезало так быстро, что вскоре он просто перестал обращать на него внимание. И именно тогда из травы прямо у него под ногами вынырнуло пушистое зеленое существо с огромными глазами и тонкими лапками. Тишек едва не поставивший ногу именно туда, где нарисовалось это чудо, так и остался стоять на одной ноге; существо фыркнуло и Тишек от неожиданности покачнулся и сел в высокую траву. Насмешливо мурлыкнув, зеленое чудо два раза подпрыгнуло и приземлилось на колено Тишека.

— Что? — озадаченно спросил путешественник. Существо снова фыркнуло и издало мелодичный посвист, и тут же юноша оказался окружен зелеными созданиями, появившимися из травы. Они подпрыгивали, мурлыкающе переговаривались и шуршали, шуршали, шуршали… Тишек осторожно погладил того, что сидел на колене — зеленое чудо не было против, однако с колена спрыгнуло и присоединилось к остальным. Путешественник пожал плечами и встал на ноги… Окружавшие его шуршарики как по команде сорвались с места и попрыгали прочь с такой скоростью, что он мигом потерял их из виду. Но один остался. Он подскочил на месте, словно к чему-то примериваясь, потом скакнул в сторону, остановился, посмотрел на Тишека и моргнул. Юноша сделал шаг в траве, шуршарик отпрыгнул снова, потом подскочил к нему, тронул лапкой штанину и коротким прыжком вернулся на прежнее место.

— Идти за тобой? — наконец понял Тишек, — но куда?

Шуршарик фыркнул, и это вполне могло означать: «А какая разница?»

Но для Тишека разница была.

— Мне к великану надо, который Слав, — сказал он. — Только, кажется, это далеко.

Шуршарик негромко проворчал, явно выражая свое мнение об этом самом «далеко», стремительно исчез в траве и так же быстро вернулся, словно показывая, что расстояния не имеют никакого значения.

— Я так не умею, — пожаловался Тишек.

Шуршарик не понял или не поверил, он снова тронул его за штанину и поскакал прочь. Тишек поспешил за ним.

Поспешил? Ну, не то чтобы… Ноги то и дело запутывались в траве, он спотыкался и пару раз шлепнулся, вызвав насмешливое шуршание со всех сторон, а безжалостный проводник то и дело увеличивал темп. Юноша быстро выдохся, и когда он в очередной раз растянулся в траве, шуршарик-проводник, наконец, остановился. Зеленое существо обскакало юношу по кругу, нырнуло в траву, пошуршало, явно совещаясь со своими собратьями, и вернулось с маленьким цветочком, который протянуло Тишеку. Но когда юноша хотел взять подарок, шуршарик подпрыгнул, уцепившись за одежду Тишека тоненькими лапками, и сунул цветок под нос юноше. У цветка не было запаха, но от пыльцы его у путешественника отчаянно защекотало в носу. Он оглушительно чихнул и вдруг обнаружил, что трава, в которой он сидит, сильно подросла и достает почти до неба. Он огляделся — его окружали шуршарики, но они были такого же роста, как и он сам.

— Ой, — сказал Тишек. Сказал? Как бы не так! Он прошуршал это и только тогда увидел, что вместо рук и ног у него тоненькие лапки, что он покрыт мягкой зеленой шерсткой, и понял — ему очень хочется прыгать.

«Играем… — прошуршало тут же, — догоняй, догоняй, догоняй!» И зеленая волна шуршариков отхлынула от него в разные стороны, как круги от упавшего в воду камня.

Желание вскочить и бежать, едва касаясь лапками травы, прямо подбросило его, и мгновение спустя он и правда бежал, легко и одухотворенно, самозабвенно гонясь за одним из веселых зеленых чуд.

Это было восхитительно и очень весело. Он догонял — и его догоняли, он играл — и с ним играли тоже, он прыгал и снова бежал, тело его полнилось легкостью и силой, он не мог остановиться ни на миг и был счастлив. И так могло бы продолжаться бесконечно, если бы на свете не существовали ночи. Но когда темнота опустилась на долину, шуршарики прекратили свои игры и, свернувшись комочками, кто тут, кто там, засопели; сопение их тоже было каким-то шуршащим...

И Тишек уснул вместе с ними, уютно устроившись на травяной постели.

Разбудило его ясное солнце и ощущение привычного человеческого тела. Он потянулся, огляделся и понял, что находится на окраине долины, как раз там, где начинались невысокие холмы. Рядом не было ни одного шуршарика. Тишек немного опечалился от того, что не может сказать спасибо своим маленьким друзьям. Впрочем, он мог сделать это на обратном пути. Радуясь новому погожему дню, путешественник направился в сторону холмов.

Через полчаса полил дождь, который не кончался добрую половину дня. Насквозь промокший, Тишек искал хоть какое-то укрытие, пока не наткнулся на домик, слишком маленький, чтобы оказаться жилищем великана; какой-то на удивление взъерошенный, вросший в землю, с покрытыми мхом стенами и новехонькой дверью, с крышей, похожей на смешную детскую шапочку, он прилепился к одному из холмов и казался его частью. У самого порога рос кустик фиалок. Настроение у Тишека было прекрасное; он сорвал один цветочек, сунул за ухо и постучал в дверь, в надежде, что хозяин или хозяйка разрешат ему обсушиться и переждать ливень. На стук никто не ответил, но дверь оказалась не заперта. Путешественник смело толкнул створку.

Дверь отворилась легко и без скрипа, но стоило юноше войти, как он услышал звук, сделавший бы честь самой скрипучей из дверей. Короткий коридор в три шага привел его в комнату, где всего-то и помещалось что стул, стол, большой тролль и маленькая колыбель. Тролль (а вернее, троллиха) качала колыбельку и напевала скрипучим голосом. Слов было не разобрать, но ребенок в колыбели преспокойно посапывал. На окнах занавески в цветочек слабо колыхались от сквозняка.

— Здравствуй, — тихо, стараясь не разбудить ребенка, сказал Тишек, — прости, если помешал… Нельзя ли мне обсушиться у твоего очага и переждать дождь?

— Если не будешь шуметь, — довольно громко ответила троллиха.

— Конечно, нет! — Тишеку хотелось подойти посмотреть на дитя, и он осторожно спросил: — Можно?

Троллиха склонила голову, рассматривая его, и кивнула. Тишек приблизился. В колыбельке лежал крохотный тролленок; малыш посапывал широким плоским носом, причмокивал во сне большими темными губами и слегка шевелил пальцами с крохотными коготками.

— Он прелестный, — заметил Тишек с улыбкой.

— Как бы ни так! — свирепо, но не зло фыркнула мать. — Это тролль! Он должен внушать ужас и почтение с пеленок!

— Зачем? — удивился путешественник, — зачем кого-то пугать?

— Затем, что у нас так принято, — уже без рычания ответила троллиха, — как, например, у людей принято давать детям смешные имена вроде Овцетряс или Мимохват.

Юноша от удивления икнул:

— Никогда не видел человека по имени Овцетряс.

— Зато я видела. Ко мне в гости заходили несколько твоих соплеменников, один из них назвался именно так. Остальные представились еще более странными именами, которых я не могу повторить. Ну, как бы их ни звали, но вели себя они правильно — не спорили и сделали все, что я сказала — спели колыбельную моему сыну и починили мою дверь...

В этот миг на улице раздался шум — словно брошенный в небо большой камень упал обратно у самого порога, заставив вздрогнуть домик троллихи. До этого крепко спавший малыш проснулся и открыл глаза, но плакать не торопился, а с любопытством рассматривал окружающее.

Троллиха вскочила мгновением раньше, чем в дверь кто-то постучал.

— Никого нет дома! — крикнула хозяйка, — особенно для грифонов, которые учатся летать с катапульты!

Тишек удивленно заморгал. Должно быть, приняв восклицание хозяйки за разрешение войти, в дверь протиснулось недоразумение с телом льва, головой и крыльями орла и робким детским взглядом.

— Извините, — сказал грифон, — я не нарочно. Опять недолет...

— А куда ты хотел попасть? — спросил Тишек.

— Никуда. Недолет — это я. Но все равно я должен придерживаться плана.

— Единственное, чего ты должен придерживаться — это собственных крыльев! — фыркнула троллиха, взяв на руки запросившегося к ней малыша. — Чаю хотите?

Вопрос явно был обращен ко всем.

Взъерошенный грифон и Тишек, с которого все еще капало, синхронно кивнули.

— Тогда сейчас будем пить чай, — подвела итог хозяйка.

В маленьком доме и кухня была маленькая. Доверив дитя присевшему к очагу Тишеку, готовому подержать малыша на коленях, троллиха без особой спешки повыставляла на стол сладкие приятности, вроде медового печенья, мятных конфет и вафель с маком. Грифон удобно устроился на полу — лег, обернувшись крыльями, и довольно мурчал, его растрепанные перья постепенно приглаживались. От очага шло приятное тепло; вернувшему дитя маме-троллихе Тишеку нравилось смотреть на огонь, уплетая печенье с горячим сладким чаем. Грифон по-птичьи пил из блюдечка и клевал покрошенные для него вафли.

— А какой у тебя план и для чего он тебе нужен? — спросил Тишек.

Грифон покосился на него:

— А тебе зачем? У тебя что, нет своего плана? Или ты не знаешь, что для того, чтобы сделать что-то правильно, обязательно нужен план и правильный не должен быть простым?

Троллиха фыркнула; малыш сидел у нее на колене и пытался утянуть со стола печеньку.

— Скажи, как ты летал раньше, без плана? — спросила она.

— По-разному, — признался грифон, — вообще-то у меня, кажется, неплохо получалось.

— Тогда в чем дело? Зачем тебе еще что-то кроме крыльев и простора? — спросил путешественник.

— Ты не понимаешь, — вздохнул грифон, — один мудрый человек сказал мне, что без плана я рано или поздно упаду, а я не хотел бы падать, это больно. — Грифон потер лапой макушку.

— По-моему именно твой план и заставляет тебя падать.

— А что делать, если он слишком простой для правильного плана? Но я знаю тайну — если не можешь составить правильный план, то он тебя осенит, когда набьешь побольше шишек. Только я забыл спросить того человека — побольше, это сколько?

Троллиха не выдержала и засмеялась. Тишек тоже едва мог сдерживаться, хотя и очень старался оставаться серьезным.

— Расскажи, с чего все началось, — попросил он.

— С того, что я летел, — грифон вздохнул, — летел, увидел сверху людей и спустился, чтобы познакомиться. Один из них сказал, что он маг, но он не был похож на мага — ни посоха, ни красивого плаща, расшитого звездами, ни забавной шапки, ни амулетов, ни даже волшебной палочки. Я сказал ему, что он, по-моему, неправильный маг. А он ответил — «А ты уверен, что ты — правильный грифон? Правильные летают по плану, а как это делаешь ты?» Я попытался понять, как, и оказалось, что у меня нет плана, а составить настоящий, правильный, очень трудно. Но добрый маг подарил мне катапульту, чтобы я смог тренироваться.

Веселая троллиха снова налила всем чаю.

— Сдается мне, что это все-таки был правильный маг, — сказала она, — хитрый, наглый и ленивый.

— А по-моему, все просто, — заметил Тишек, — он забыл рассказать тебе об идеальном плане: когда ты просто знаешь как летать, то делаешь это, безо всяких катапульт.

— А это не слишком просто? — усомнился грифон.

— Нет-нет! Это как раз тот план, по которому ты летал раньше, то есть это не просто идеальный план, но и действенный. И потом — что тебе стоит попробовать взлететь согласно ему?

Грифон почесал лапой загривок.

— Обязательно попробую, — сказал он и поднялся — тем более что дождь уже кончился.

И это была правда. Солнце как-то договорилось с тучами, и они, тяжело переваливаясь, отправились дальше на восток, тогда как светило снова правило на ярком синем небе. Троллиха с малышом, грифон и Тишек вышли на воздух; ребенок на руках матери самозабвенно угукал, ни на минуту не замолкая.

— Хорошо-то как! — грифон раскинул крылья, по-кошачьи потянулся и довольно щелкнул клювом, — как же я соскучился по небу и ветру!

И взлетел; у него и в самом деле хорошо получалось.

Тишек любовался созданием, которое на земле казалось несколько неуклюжим, и думал, как же мало надо, чтобы почувствовать себя по-настоящему счастливым. Грифон то поднимался, то опускался, совершал в воздухе удивительные кульбиты и счастливо клекотал. Однако он не увлекся и вскоре вернулся на землю.

— Я правильный грифон, — не без гордости заметил он, — но что теперь делать с катапультой?

— Можно вернуть тому, кто ее тебе дал, или оставить там, где она есть.

Грифон фыркнул.

— Пусть ее заберет тот, кому она нужна. Ну, до свидания!

Он взмахнул крыльями, подняв ветерок, и умчался куда-то по своим делам.

Тишек улыбнулся. Дождь ему уже не грозил, юноша обсох и даже подкрепился, пора было продолжать путь.

Путешественник поклонился хозяйке домика, потом достал из-за уха фиалку и протянул ее троллихе.

— Благодарю за гостеприимство!

Троллиха осторожно взяла цветочек большой когтистой лапой и улыбнулась в ответ.

— Заходи в гости, когда пожелаешь.

Дорога звала Тишека, и она уже нравилась ему сама по себе.

Катапульту странник так и не увидел, должно быть, она пряталась за одним из холмов. А дом великана Тишек узнал сразу, хотя он вовсе не был большим, просто, словно лодка, плыл в цветочном море, ярком и благоухающем. Подойдя к калитке, Тишек заметил работавшего в саду хозяина. Он был настоящим великаном, но все же казался маленьким по сравнению с некоторыми из деревьев в его саду.

— Доброго вам дня и привет от… от чудовища из леса.

— Дня доброго тебе, мой гость, — ответил великан очень приятным голосом. — А что, лесной тот мастер все так же занят своими глупостями?

— Почему глупостями?

— Ведь человек справляться должен сам с надеждами, с печалями своими, не ждать, когда другой его спасет: освободит от слишком сильных чувств. Но, верно, ты пришел не к разговору, а с делом до меня. Помочь мне хочешь?

Тишек охотно согласился, и до самого вечера они сажали цветы и пересаживали кусты, пололи грядки, ровняли и выкладывали цветными камешками дорожки, словом, проводили время с пользой. И, конечно же, разговаривали. Ритмическая, напевная речь великана немного смущала Тишека, но он быстро привык.

А за вечерним угощением великан спросил:

— Ты за цветами?

— Ага, — уже без смущения ответил Тишек.

— Все за цветами, и никто, увы мне, так просто в гости не придет, на чай, — грустно кивнул великан, — но для чего тебе волшебные цветы?

Тишек, который впервые слышал, что цветы волшебные, удивился, но не очень сильно. В конце концов, все прекрасное — немного волшебное.

— Я подарю их любимой девушке, — признался он.

— Подаришь просто? Если я скажу, что те цветы легко исполнить могут твое желанье? Как? Изменишь взгляд свой?

— Зачем? Исполнять свои желания я и сам могу, — ответил Тишек.

Великан рассмеялся. В этом смехе не было ничего обидного.

— Когда-то был я карликом, представь, — сказал он, отсмеявшись, — а утром как-то вот таким проснулся. Но и тогда не удивлялся так, как после слов твоих. Но знать ты должен — в цветах нет никакого волшебства. А все, что слышал ты — неправда, сказка. Я сам пустил по миру этот слух, чтобы хоть изредка тут кто-то появлялся, и не было мне так уж одиноко. В моих цветах есть только красота, и то не для любого, ведь бывает, что лишь в глазах смотрящего она. Захочешь видеть красоту — и видишь, а нет, так все равно, что пред тобой, уродство или то, что восхищает. Любых цветов нарви, я буду рад.

— И даже тех, которые, на крыше?

— Одуванчиков? — великан по имени Слав улыбнулся. — Конечно. Сколько хочешь. Останься, скоро ночь уже, а утром позавтракаешь и в обратный путь.

Тишек согласился.

Утром Слав приставил к стене дома лестницу, по которой юноша и залез на плоскую крышу дома, золотистую от солнечных цветов. Рвать их было жалко; но Тишек подумал, как обрадуется Льёлль, и собрал небольшой букетик.

Но Льёлль не обрадовалась.

— Одуванчики??? — воскликнула она, когда юноша попытался вручить ей слегка увядший букетик. — Где ты взял эту ерунду? Хочешь обмануть меня? На самом деле ты никуда не ходил, а нарвал цветов с ближайшей обочины и теперь...

Она замолчала, но не потому, что ей не хватило слов. На самом деле девушка не думала, что Тишек обманывает — он не умел врать. Но ее глубоко возмутило, что «поклонник» принес всего лишь одуванчики. В мечтах она представляла себе целый букет прекраснейших роз из великаньего сада, лилии или хоть ирисы! Их не стыдно было бы показать другим, а это...

— Больше никогда ко мне не подходи! И перестань, наконец, улыбаться! Один раз попросила подарка, и даже это ты не мог сделать как все нормальные люди! Ну что ты за дурак, Тишек!

Юноша понурился; он хотел поделиться с ней рассказом о своем путешествии, хотел предложить вместе с ним сходить в гости к троллихе и удивительному великану, но… Но вместо этого он молча выслушивал упреки, пока Льёлль не надоело браниться и пока она, подкарауливавшая Тишека у дверей его дома, не убежала прочь.

Юноша вошел в дом и тотчас отправился на кухню — поставить цветы в воду. Пусть в одуванчиках нет ничего чудесного, но это был подарок, да и никакие цветы не заслуживают того, чтобы дурно с ними обращаться.

Только вечером он заметил, что один из цветов зацепился за крючок на его одежде. Тишек распутал стебель одуванчика, беспечно улыбнулся и сунул цветок за ухо, как ему нравилась. Юноша верил, что сможет помириться с Льёлль, он просто не любил огорчаться. И готов был поверить, что цветы из сада великана в самом деле волшебные. Хотя бы тот, что у него за ухом. «Если так, то чего я пожелаю? — подумал он с улыбкой. Выбрать оказалось легко: — Вот бы вернуть катапульту тому неправильному магу. И не просто так вернуть...»

Идея была забавная. Тишек хотел, чтобы волшебник улыбнулся, получив забавный подарок.

Когда четверо снова собрались в доме мага, и мрачная Льёлль рассказала им про Тишека, никто не стал над ней смеяться. Единственный, кто что-то сказал по этому поводу, был Мати-менестрель:

— Только дурак верит во всякую ерунду.

Словно в ответ на его слова, со двора донесся жуткий грохот. Когда ошалевшие четверо вывалились во двор, ожидая чего угодно — вплоть до явления соперников, менее удачных квестовых команд, пришедших с желанием подраться, им открылось умопомрачительное зрелище — посреди двора, воткнувшись углом рамы в мягкую землю, торчала катапульта. На раме темнела надпись: «Осторожно, неправильная катапульта! Только для неправильных магов!». До них не сразу дошло, а когда дошло...

— Эй, Тарик, тут тебе знакомый грифон подарочек прислал, — заметил Мати. Льёлль засмеялась, Дорна еще кое-как сдерживался, но через миг и он не выдержал.

— Ага… с памятной запиской… однозначного содержания… — захохотал воин.

Маг побагровел.

— Убью… — прошептал он.

Льёлль согнулась пополам от смеха.

— Слуушай, Тарик… а он в тебя не влюбился? Вон и подарки делает!

Мати-менестрель уже просто захлебывался от смеха.

— Если надумаешь ответное письмецо строчить… я помогу стишками… И подарок найди такой, чтобы… нам не было за тебя стыдно...

— Да, ты только скажи… И я что-нибудь украду, чтобы тебе… не пришлось покупать… — сквозь смех выговорила Льелль.

Тарик не выдержал. Он прорычал короткое злое слово и сделал жест, который ни один человек не смог бы повторить, не вывихнув пальцев. Катапульта со звуком лопнувшего воздушного шарика исчезла, и всех, кто был во дворе, окатил невесть откуда взявшийся поток ледяной воды. Взвизгнувшая Льёлль тут же умолкла и, сжав кулачки, двинулась на Тарика.

— Ты что творишь, бездельник??

Дорна тоже не был доволен таким поворотом, и лишь Мати как ни в чем ни бывало выжимал одежду прямо на себе и ухмылялся. Воин принюхался. Окатившая их вода пахла лимоном.

— А что, лимонадные ванны полезны для здоровья? — с редкой для него иронией спросил он.

— Еще как, — парировал маг, который, несмотря на браваду в голосе, выглядел самым несчастным из всех. — Особенно для вашего, уважаемый Овцетряс…

— Все, забыли, — с усталой злостью бросил переставший ухмыляться Мати. — Нам всем нужно заняться делом.

— Точно, — спохватился Дорна. — На днях мне удалось достать одну карту...

Они вернулись в дом, принеся с собой запах лимонада, и начался спор — стоит ли браться за это новое дело и сколько и чего оно может им принести. Спор затянулся до самой ночи, так что все четверо успели высохнуть, взмокнуть и снова высохнуть.

А на следующее утро приключенцы встретились вновь. Они собирались в новый квест и не сомневались, что на этот раз им обязательно повезет.

25.03.10,

12.04.10

19.05.10

[1] «Тарик» — медная монетка, аналог копейки.