Заколдованный дом

Зачарованный дом на Липовой улице стоял столько, сколько я себя помню. Он напоминал потасканную коробку из-под холодильника, в которой перевозили вещи. Такой же коричневый (если деревянные стены и красил кто-то, теперь не осталось и чешуйки старой краски), с подтеками, заколоченными окнами и дверьми. В детстве мы любили пугать друг друга страшилками о нем. Что внутри живет колдунья (или колдун), обязательно злобная, старая и уродливая. И если она схватит тебя — то уже не выпустит. Что живет она там больше ста лет, давно умерла, а приехавшие родственники, когда хотели снести дом, столкнулись с ее призраком и ничего не смогли сделать. Так и оставили стоять. Как снести дом, если рабочие боятся? Правда, рабочих мы никогда не видели, ибо всем историям полагалось происходить давным-давно.

Мы были очарованы старой развалиной.

Прошли года. Дети выросли и разъехались кто куда. Я поступила в университет и приезжала в родной городок лишь на праздники, изредка просто в выходные, навестить родителей. Теперь же, в летние каникулы, мне предстояло провести здесь два месяца.

Я шла от станции и путь мой лежал как раз мимо заброшенного дома. Он ничуть не изменился, вот только потерял всю свою загадочность: для взрослого это был старый двухэтажный дом под снос. Наверняка достался в наследство каким-нибудь далеким родственникам, и тем лень ехать за тридевять земель, разбираться. Вот и стоит, никому не нужный.

Я подняла тяжелую спортивную сумку с вещами, крякнув от натуги. Да уж, барахла в общагу за год я свезла порядочно, сложно за раз вывезти. Уже отворачиваясь, я услышала от дома какой-то шум. Крысы? Бомжи? Не-не-не, не надо мне злых колдуний! И поспешила в родительский дом.

Мать встретила ласково, отец еще не вернулся с работы. Солнце вторую неделю жгло пересушенную пыль, а глядя на пожелтевшую траву можно было подумать, что нынче сентябрь, а не начало июля.

— Ты слышала? Берта вышла замуж! На днях они приезжали к родителям, я их видела. Очень приятный молодой человек.

Мы сидели на кухне и пили чай. После суетливого города было приятно глядеть в окно и не видеть ни одной машины.

— Я рада за нее, — Берта — это моя одноклассница. Подругами мы не были, поэтому новость меня не впечатлила.

— А у тебя как дела? Ни с кем не встречаешься? — ходить вокруг да около мама не особо любила.

— Увы, — я улыбнулась, как можно беспечнее, — как только замечу кого-то достойного внимания — сразу тебе сообщу.

— А ты знаешь, к Спенсерам приехали племянники. Девочке лет двенадцать, а парень твой ровесник.

Я рассмеялась:

— Обязательно нас познакомь. Надо будет показать ей нашу достопримечательность — заброшенный дом.

Мать поджала губы:

— Придумаешь тоже. Чего эту страсть показывать?

— Да ты что! Мы в детстве обожали рассказывать про него истории. Кстати, ты не знаешь, кому он принадлежит?

— Дай-ка вспомнить. Когда мы только приехали, там жила бабка с внуком. Потом бабка умерла, лет десять назад, а внука, наверно, забрали родственники. Фамилии уже не вспомню.

— Всего десять лет? Мы в детстве думали, она уж давно как скопытилась. А он всегда был такой стремный?

— Ну окна и двери после ее смерти заколотили еще плотнее, а все остальное так и было. Удивительно, как он еще не рухнул — ведь дерево наверняка давно сгнило.

— А там никто не живет? Бомжи какие-нибудь?

— Бог с тобой, какие у нас бомжи? Это у вас в городе от них не протолкнуться, а здесь такого не водится.

Я вновь улыбнулась. Да, в нашем сонном городишке все было чинно и благоустроено. Кроме дома на Липовой улице.

— А жители не пытались от него избавиться? Он же такой страшный, весь вид портит.

— Не забывай, это частная собственность! Ну, по крайней мере я ничего такого не знаю.

***

— Джон! Помоги мне!

— Ты уверена, что стоит его трогать? — молодой племянник Спенсеров огляделся по сторонам, не обнаружил свидетелей и все же подошел к заколоченному окну, которое я как раз ковыряла.

— Пришло время разрушить детские страхи. Всю жизнь мечтала это сделать, когда ж еще, если не сейчас? — я заговорщицки подмигнула ему. Вдвоем мы с легкостью оторвали две доски, в открывшийся проем вполне можно было пролезть. Я прислонила доски к стене, и встав на образовавшийся уступ, посветила фонариком. Будь я лет на пять младше, точно бы завизжала от восторга: желтый луч осветил кухню, затянутые паутиной ковши и веники, развешанные по стенам, горшки на столах, и все припорошено толстым слоем пыли. На брошенную кухню колдуньи походило очень даже.

— Только не говори мне, что хочешь туда залезть? Ты же сама говорила, что он стоит тут тыщу лет...

— И простоит еще столько же!

—… И в любой момент рухнет!

— Ладно, ладно, — я спрыгнула на землю и отряхнула руки. — В конце-концов, я уже выросла, и знаю, что внутри кроме пыли и гнили ничего не найду.

Бедный Джон совсем не так представлял наше свидание, и мне не хотелось совсем уж его разочаровывать. Поэтому мы пошли дальше, а я дала себе зарок наведаться сюда одной.

***

Поначалу меня и правда встретила куча пыли и паутины. Позже ночью, тайком ото всех, я пробралась в заброшенный дом. В конце-концов, я взрослый человек! Мать сказала бы это с укором, дескать так поступают только дети, а мне, как взрослому, должно быть стыдно. Но детям запрещают. Когда же воплощать все, что запрещали, как не будучи совершеннолетней?

Потом я увидела мальчика. Ровесник сестры Джона, он стоял навытяжку, зажмурившись от света фонарика.

— Может ты его опустишь? — заспанным голосом спросил он.

— Оу, да, конечно, — я направила луч в пол, и от мальчишка остался один силуэт.

— Привет. Ты пришла спасти меня, о прекрасная незнакомка?

— Ты кто и что тут делаешь?

Мальчик старался как мог, но тонкий детский голос плохо подходил для замогильных интонаций:

— Я здешний призрак, проклятый злой колдуньей, и лишь поцелуй прекрасной девушки сможет меня освободить.

Он старательно размахивал руками, видно, пытаясь напустить зловещий вид. Я рассмеялась:

— Вот чего-чего, а столь храброго мальчишку я не ожидала здесь встретить. Или нынешние школьники не боятся этого дома?

— Отчего же? — громко зевнул смельчак, вновь став заспанным и будничным. — Боятся, только один отважился настолько, что выломал доску из окна с той стороны, — он махнул куда-то за спину. — Но я его так напугал, что больше не показывался. Нечего детям тут делать.

Я вновь прыснула.

— А ты?

Послышался тяжелый вздох.

— Это долгая история. Но взрослого, да еще девушку, увидеть куда удивительнее.

— Мне просто стало любопытно, чем мы пугали друг друга все детство.

— А. Ну-ну, — его серьезность так контрастировала с тонким голоском, что меня разбирало на хихи. — Пойдем. Тут есть место поуютнее.

За кухней обнаружился холл с лестницей на второй этаж. У стены кресла и шкаф, на стенах картины, накрытые простынями. Я аккуратно отодвинула одно покрывало. За ним проглядывал контур портрета, но чтобы рассмотреть подробнее, пришлось бы скинуть всю ткань.

— Это я их накрыл, — заметил мальчик. — А то зыркают все время, надоели.

— Как тебя зовут? — улыбнулась я.

— Майкл, — он шагал бесшумно, а подо мной ступени прогибались и скрипели.

— А меня Дженнифер, Дженни.

Когда-то я слышала, что по краям лестница должна скрипеть меньше. Но едва я сделала шаг к стене, как доска с треском проломилась, и в мою ногу вцепились деревянные зубы.

— Уииииии!

В воздухе завертелся луч, фонарь глухо стукнулся об пол где-то на первом этаже и потух.

— Черт-черт-черт, — мало того, что я умудрилась порезаться о гнилое дерево, ступня застряла в разломе и я никак не могла ее вытащить.

— Не дергай! — Майкл уже сидел у моих ног и ощупывал доски. Я не видела его, ослепленная фонарем, но расслышала тихое бормотание, очень походившее на матерное, и зашипела от боли, когда мальчишка обхватил лодыжку и потянул вверх. Как-то раньше мне везло, точнее не везло на травмы, поэтому к боли я была совершенно не готова. И если бы это не случилось раньше с утерей фонаря, я бы сказала, что у меня потемнело в глазах. Зато нога оказалась свободна.

— Спасибо, — я прислонилась к стене, переводя дух, а Майкл все шуршал у сломанной ступеньки.

— Ты там что, клад нашел? — спросила я через минуту. Нога ныла, но вполне терпимо. Правда, наступать на нее я боялась, совершенно не представляя, как дойду до второго этажа. Ползком разве что.

— Надейся, — послышались хлопки по одежде. А потом его голос раздался совсем рядом: — Обопрись на меня. Не бойся, я крепкий.

Ковыляя по второму этажу, я чувствовала себя абсолютной дурой. Полезла в старую развалину, которая и правда готова рухнуть в любой момент, и теперь вынуждена принимать помощь от ребенка. Ступать на больную ногу не получалось, похоже, я ее и вывихнула для полного счастья, а прыгать на одной ноге после случившегося — чистое самоубийство.

Наконец, мы добрались до места, что "поуютнее кухни". Усадив меня на что-то мягкое, он исчез и спустя полминуты объявился с фонарем. Когда он повесил его на люстру, я смогла оглядеться. Это оказалась спальная комната, вполне жилая. По крайней мере, без сугробов пыли и покрывал из паутины. Кровать, кресло, платяной шкаф и стол у заколоченного окна.

— Ты что, тут живешь?

— Скорее сплю, — вздохнул он. Забрался рядом со мной на кровать и вдруг усмехнулся: — Знаешь, что самое забавное? Теперь, даже если испугаешься, ты не сможешь убежать.

— Возможно, я вполне быстро ползаю, мы ведь не проверяли, — как можно серьезней ответила я. — А тут есть чего бояться? Ну кроме гнилого дерева.

— Оно не гнилое. Оно просто не любит чужих. Раз уж ты здесь, я расскажу тебе свою историю.

Он говорил серьезно, по-взрослому, но в этот раз мне не хотелось смеяться. И не только потому, что ныла нога, а дом поскрипывал, напоминая о своей ветхости. Просто говорил Майкл так, будто от того, поверю я или нет, зависела вся его жизнь.

— Старуха, что здесь жила, была моей бабкой. Отец не любил ее и не хотел, чтобы мы виделись. Мы и не виделись, пока я не вырос. Когда погибли родители, я приехал к ней. Я думал, будет здорово увидеть свою бабушку, а она оказалась старой каргой. Ничего не желала слушать, все твердила, что мой отец ублюдок. И радовалась, что он умер. Я хотел уйти, но она не отпустила. Она ведь и правда была колдуньей, моя бабка. Она сказала, что уж я-то ее не брошу, не позволит, и с тех пор я не могу выйти за пределы дома. А кто меня видел — ничего никому не рассказывают. Наверно, тоже колдовство от нее осталось.

Он пристально посмотрел на меня:

— И ты не скажешь. Потому что забудешь. Все забывают.

И сказал это так уверено, с такой горечью, что я вскинулась:

— Вот еще! В детстве мы бы полжизни отдали, чтобы с тобой познакомиться. Про тебя и твою бабку такие легенды ходили! — меня так и подмывало спросить, сам он эту тоскливую историю придумал, или рассказал кто. Но не хотелось расстраивать мальчишку. — И давно ты тут?

Он ответил не сразу.

— Не знаю. Я почти все время сплю. От скуки. И потерял счет времени.

— А чем питаешься?

— А ничем. Как бабка умерла, так я ни жив, ни мертв. И есть не хочу, все сплю больше.

— И как же тебя спасти? — смотрю я на него с любопытством.

Он похмурел еще больше.

— Не надо меня спасать.

— Как же так? Почти прекрасный принц, и не надо спасать? Может тебя поцеловать?

— Дразнишься, да? Не веришь? Ну-ну. Все равно это не важно. Проклятие старой колдуньи все равно никому не под силу разрушить.

— А если снести дом? Или разобрать аккуратно, чтоб тебя не завалило. Если исчезнут стены — ты сможешь выйти?

Майкл так смешно хмурил лоб в раздумьях, что я вновь разулыбалась. А он внезапно вскочил:

— Хочешь меня освободить?

— Да.

— А зачем?

Признаться, вопрос меня озадачил.

— Люди не должны быть пленниками. Разве ты сам не хочешь быть свободным?

Он пристально посмотрел на меня и приказал:

— Пойдем. Я покажу тебе кое-что.

Идти было сложно, но можно. Нога еще болела, но я вполне успешно могла ковылять сама. Он привел меня к подвалу. Из-за двери дохнуло затхлостью и сыростью. Похоже, вместо пыли там была вода, а вместо паутины — плесень. Я поежилась. Страх-страхом, но сейчас меня больше беспокоило омерзение. У входа в подвал на полке стояла свеча и спички. Они вспыхивали и тут же тухли, не успев поджечь фитиль. Майкл раздраженно кидал их и брал следующую. Наконец, свеча загорелась, и мальчик принялся спускаться по лестнице. Там оказалось не так сыро, как я боялась. Вся влага шла от колодца в центре комнаты. Стены и правда покрылись подтеками плесени, но под ногами не хлюпало. Все было завалено старым барахлом — сломанными стульями и креслами, дырявыми кастрюлями, что-то было сложено в мешки, что-то валялось просто так. Чтобы поменьше вдыхать здешние ароматы, я старалась дышать ртом.

— Тебе не кажется, что пахнет дымом?

Мальчишка принюхался и рванул к двери. Я было поспешила за ним, но возле лестницы остановилась в ожидании новостей. Бегать туда-сюда по лестнице не улыбало. Спустя мгновение Майкл скатился к моим ногам и глаза у него были испуганные.

— Там все горит!

Видно потухшие спички были не совсем потухшие, а старому пересушенному дереву много и не надо. Ладно Майкл, но я могла быть и более ответственной! Ругаясь, я спешила обратно к колодцу.

— Тут есть веревка?

Привязав к какой-то тряпке кастрюлю поцелее, мы начерпали воды и облились с ног до головы. Вода была ледяная и мы тут же начали стучать зубами.

— Сможешь нас вывести?

Куда делся самоуверенный мальчишка, мнивший себя взрослым? Глаза большие, полные страха, но придется тебе, парень, взять себя в руки и спасать нас.

— Майкл, я не знаю этого дома. Веди на кухню!

Мы едва успели. Огонь занял почти весь первый этаж, забрался на второй. Нам повезло лишь с тем, что до нужного окна он не успел добраться.

А потом мы пытались отдышаться и смотрели, как полыхает старый дом колдуньи. Постепенно вокруг нас начала собираться толпа.

— Дженни! Дочка! — мать бросилась обниматься, не смотря на мою мокрую и грязную одежду. Я выпустила руку Майкла, и обняла ее в ответ:

— Все в порядке, мама, все хорошо.

Послышались звуки скорой. Я вновь схватила Майкла за руку и, ковыляя, потащила к подъехавшей машине.

— Вот, — сказала я, подталкивая мальчика вперед, когда врач выбрался из кабины. — Посмотрите его, он был в горящем доме.

Но Майкл не хотел, чтоб его осматривали. Он обнял меня крепко-крепко, и я поняла, что врачам отцепить его будет не под силу.

— Не отдавай меня им, пожалуйста. Можно я останусь с тобой, можно, а?

***

— Мисс Дженнифер Коллинз?

— Да.

— Мы выяснили личность мальчика. Майкл Брукс, двенадцать лет. Мать умерла пять лет назад, отец алкоголик. Три месяца назад его лишили родительских прав. Ребенка должны были отправить в приют, но он, видимо, прознал об этом и сбежал.

— Кто-нибудь еще из родственников есть?

— Тетя по материнской линии. Но она ребенком никогда не интересовалась, так что вряд ли будет хлопотать об опеке.

— А что нужно, чтобы ее оформить?