Спасители

Я прихожу в это кафе по пятницам. Сажусь за круглый столик в углу, зазываю чашку кофе. И начинаю ждать. Несколько лет назад я нашел здесь тех, кого искал почти всю свою жизнь по всему миру. Искал день за днем, год за годом, упорно стремясь к своей цели, данной мне верой и чувством святого долга.

Я верил в то, что они есть в нашем мире и что я их найду. Я знал наизусть каждое слово, которое должен был им сказать при встрече. В бессонные ночи я тихонько шептал эти слова, как молитву, как клятву, как утешение, как призыв. Я позволял себе помечтать о том, как встречу их, как сверхчеловечески прекрасны и величественны они будут, и я, склонив голову, опустив глаза, дабы не потерять присутствия духа, подойду к ним, склоню смиренно колени, попрошу их взять предназначенное им.

Когда-то давно я принял эту вещь своими еще детскими руками из рук умирающего странника, которого из жалости впустил в наш дом отец. Этот человек пришел издалека, был стар, но не дряхл, тяжело болен, но не жалок, беден, но полон достоинства. И на нем лежали печать мудрости, даруемой в конце длинного пути, и покров величественной тайны. Это будоражило мое мальчишеское любопытство, но вряд ли бы я посмел нарушить запрет строгого отца, увещевания сердобольной матери, свою собственную застенчивость, если бы не почувствовал, что существует незримая, необъяснимая, но прочная связь между мной, мальчишкой, и этим стариком, случайным нашим гостем. Если бы не встретился глазами с его пристальным взглядом, узнающим и приветствующим меня, как собрата. Когда все разошлись по своим спальням, я пробрался в комнатку, куда почти на руках внесли старика мои родители. Он как будто ждал меня и обрадовался моему приходу. Но лишь сдержанно кивнул головой. Глухим слабым голосом попросил меня протянуть руку и вложил в нее медаль из белого блестящего металла с выгравированными на ней таинственными знаками и символами. Прошептал мне на ухо несколько слов. После того велел идти к себе. Утром старик оказался мертв, и на пергаментном лице его было разлито спокойствие и умиротворение. А следующей ночью я тайно бежал из дома.

С тех пор минуло полвека. Я ни разу не был в родных краях. Я почти не помнил лиц отца и матери. Я искал тех, кому я должен был передать завещанный мне предмет как знак, как напоминание о том, что этот мир есть творение божье, и по сути своей светел и прекрасен, и достоин того, чтобы быть спасенным. Я искал тех, кто мог спасти этот мир. Я искал ангелов.

Шли годы. И чем больше я видел, узнавал и понимал, тем сильнее я торопился, не давая себе ни дня отдыха. Иной раз мне казалось, что я уже опоздал, и слишком плотная тьма окутала этот мир, слишком много горечи, несправедливости и зла сосредоточилось в нем, и уже неминуем взрыв, что сметет с лица земли людей. Но я не позволял себе остановиться в своих поисках, не позволял безнадежности и отчаянию взять верх над моей верой и надеждой. А страшный смертоносный ураган, который, казалось, вот-вот должен грянуть, каждый раз стихал, и у нас всех, живущих, появлялся шанс на спасение. Я не понимал причин, по которым вдруг ослабевало напряжение, я лишь смиренно возносил благодарность за отсрочку последнего дня.

В этот маленький провинциальный городок я попал случайно, застряв на пути к горам, в пещерах которых, как я знал, были спрятаны свитки с начертанными на них сакральными текстами. Я не жаждал прикоснуться к заветным свиткам, я надеялся лишь на то, что спасители могут рано или поздно появиться на земле, овеянной легендами и хранящей великую мудрость.

И хоть там, куда вел меня путь, я бывал не раз, этот городок я посетил впервые. И он был так тих и зауряден, что у меня не родилось даже проблеска надежды на то, что я встречу здесь тех, кого давно жду. И все-таки по привычке обошел я все неширокие улочки, заглянул в немногочисленные библиотеки и магазинчики, в церквушку на окраине и в крошечный кинотеатрик, откуда как раз с веселой толкотней разбегалась детвора. Было очень спокойно, и ничего особенного я не заметил. Только почему-то вдруг возникла мысль о том, что славно было бы доживать здесь свой век, слушать музыку на стареньком проигрывателе, покачиваясь в кресле-качалке, гулять по тихим аллеям, и даже, может быть, найти парочку друзей, с которыми можно было бы выпить по стаканчику виски, рассуждая о том, о сем, или сыграть в партию шахмат вечерком. Я отмахнулся от этой мысли как от чего-то забавного и неуместного.

До отхода моего поезда оставалось еще много времени, и я зашел поужинать в небольшое уютное кафе. Уже смеркалось, шторы были опущены, и на столиках зажглись разноцветные лампы. Народу было не много. Сделав заказ, я погрузился в размышления. И впервые в жизни почувствовал, что душа моя измучена зрелищем многообразного бессмысленного зла, отравлена тоской и отвращением, и я почти жаждал уничтожения этого мира как акта очищения и избавления. Внезапно подумалось, что я не хочу, не буду больше никого искать.

Вдруг моего слуха коснулся мелодичный женский смех. Я очнулся от горьких своих мыслей и прислушался. За моей спиной шел оживленный разговор трех подруг. Они щебетали о новых платьях, о проказах детей, перескакивая без всякой видимой связи к рассуждениям о предначертанности судьбы, и вдруг легко начинали хохотать, вспоминая о какие-то смешные истории, после чего переходили к глубокомысленному обсуждению нового рецепта шарлотки, чтобы потом дружно погрустить из-за каких-то жизненных своих неурядиц. Это можно было бы назвать досужей болтовней, если бы не особая золотая теплота, нежность, умиротворение, легкость, почти слышимое звучание скрипок, которые все более и более широкими волнами расходились оттуда из-за моей спины. Я не раз уже встречался с подобными чудесными явлениями, и в самых неожиданных, не похожих между собой местах. И если по молодости лет я загорался надеждой на то, что поиски мои вот-вот подойдут к концу, то потом, не находя поблизости никого, кроме самых обычных людей, просто давал себе несколько минут благотворного целительного отдыха. Вот и в этот раз: мою измученную душу словно омыло живой водой, стала ясной голова, и даже как будто помолодело мое старое лицо, и кровь побежала быстрее по моим жилам. Я прикрыл глаза, наслаждаясь подаренными мне минутами счастья. И тут перед моими закрытыми глазами возникла картина, от которой бешено забилось сердце, и мир словно затанцевал вокруг, и загремел торжественный хор: я явственно увидел крылья. Господи, каким слепым, каким глупым я был все эти годы!

Я тихонько пересел так, чтобы видеть их. Да, конечно: три молодые, хорошенькие, ясноглазые женщины. Зеленые, синие, серые глаза. Милые лица. Открытые улыбки. Заразительный смех. На столике перед ними — чашки, чайничек, пирожные, салфетки, букетик крошечных розовых гвоздик, который одна из них принесла с собой.

Какими простыми они были. Какими обычными. Какими близкими. И это были они, те, кого я искал пятьдесят лет. Шестым чувством я ощущал, как трепещут за их плечами невидимые для людей белоснежные крылья, как вибрируют время и пространство вокруг них, словно умиротворяясь и сплетаясь в гармоничное единое целое, как идет от них в необозримые для меня дали свет, рассеивающий тьму. Я испытывал счастье, я готов был петь и танцевать, и в пении и танце возносить молитву истовой благодарности за то, что они есть, и я смог увидеть их. И я не жалел о годах поиска.

Я не подошел к ним, не сказал ни слова, не отдал им предмет, что нес для них.Зачем? Зачем смущать их чистые души неуместно торжественными речами, зачем призывать их делать то, что они и так делают, наверное, сами не осознавая того, зачем мешать им?

Да, я поселился в этом городке. Я так и ношу на шее старый потертый кожаный мешочек с вложенным туда металлическим кругляшом. Этонапоминание мне о том, мир есть творение божье, и по сути своей светел и прекрасен, и достоин того, чтобы быть спасенным.

Все сложилось так, как я того мимолетно хотел в свой первый день пребывания здесь. Я живу в маленькой уютной квартирке. Слушаю музыку на стареньком проигрывателе, покачиваясь в кресле-качалке. По вечерам мы — я с двумя моими приятелями — старым профессором физики и таким же старым скрипачом — ведем неспешные беседы о смысле бытия и основах мира, держа в руках тяжелые стаканы с виски. Или играем в шахматы.

Но по пятницам…По пятницам я прихожу в это кафе. Сажусь за круглый столик в углу, зазываю чашку кофе. И начинаю ждать их. И они непременно приходят. Пьют чай, хохочут, болтают о пустяках…И спасают, спасают, спасают этот мир.