Подорожники

Славный город Мирта встречал вечер. Разогретые солнцем улицы отдавали мягкое тепло, ветер подхватывал его и летел дальше — над широкой площадью, блестящей крышей ратуши, минуя худощавого паренька с сумой через плечо. Сума была непомерно велика, парень то и дело останавливался, перевешивал поклажу с одного плеча на другое. Не морщился, не кривился, насвистывал что-то под нос, и знай себе шёл по улицам. И не заметил, как за ним хвостом увязался белобрысый мальчишка. Сорванец повторял движения паренька — да так похоже, что встречные прохожие прыскали со смеху, барышни хихикали в кружевные платки, и беззастенчиво свистели увязавшиеся следом зеваки.

Наконец парень оглянулся. Мальчишка замер, зрители затихли. Парень покраснел, смутился, резко повернулся, но предательская сумка перевесила, и он неуклюже покачнулся, точь-в-точь игрушечный паяц. Грянул оглушительный смех.

— Проваливай, подорожник! — крикнула дородная женщина. — И чтоб духу твоего здесь не было!

— Что стоишь, недоносок, вон из нашего города! — оскалился стоящий рядом с пареньком усатый мужчина.

— Беда одна от вас, беда… — прошамкала беззубая старуха.

Белобрысый, осмелев, бросил в парня ком земли.

— Да оставьте его в покое! Что он вам сделал?

Многоокое чудище толпы притихло, втянуло щупальца и в удивлении уставилось на помеху такой замечательной потехе. Толпе в глаза смотрела взволнованная девушка. В руках она держала полную снеди корзинку.

— Ага, и ты с ними! — обличительно загремели десятки голосов.

— Небось сама узелок скоро соберешь, и в путь? — прошипела тощая женщина в сером платье.

— Вон, провизией уже запаслась!

Усатый взял из корзинки румяную булочку и целиком затолкал её в рот. Страдающий без внимания мальчишка-кривляка снова бросился в первые ряды — он поддержал усача и выхватил у девушки пару спелых яблок. Женщина в сером платье протянула руку за головкой сыра.

— Отдайте! Отдайте, да как вы… — девушка попыталась защитить корзинку, но безуспешно.

Чужие руки вмиг её опустошили, и за неимением другого развлечения принялись толкать девушку.

Увлеченные новой игрой, добропорядочные горожане совсем позабыли про паренька. Тот подобрал злополучную сумку и быстро скрылся в ближайшем переулке.

***

Зара стояла посреди чистого поля.

Только теперь толпа зевак отстала, крики и свист смолкли вдалеке. Она думала — уже не выбраться. Поежилась — от нервной дрожи пробрал холод. Это в такой-то теплый вечер...

Её выгнали. Что же теперь делать?

Зара подобрала разорванный подол платья, заткнула за пояс, медленно двинулась вперед. И вступиться за неё некому. Ян далеко...

В таком счастливом городе она умудрилась оказаться несчастной. Чего ей не хватало? В Мирте всего было вдосталь — щедрое солнце, тучные поля, богатые урожаи, довольные веселые горожане. Веселые — пока не учуют в тебе подорожника. Обычные горожане не путешествовали и ненавидели тех, кто это делал — иногда неодобрительно посматривали вслед, но чаще травили. Как сегодня.

Что ж, ей не повезло родиться в семье из клана подорожников. Древний закрытый клан, способности к странствиям передавались только по наследству. И то не всегда. Как например, не передались и ей. Сверстники легко выходили за городские ворота, а она сидела на стене, наблюдая, как друзья мелькают вдалеке, и тряслась от страха и желания оказаться рядом с ними. Со временем Зара научилась уходить на день и потом возвращаться, но до настоящего странствия ей было далеко.

Родители тайком жалели Зару, друзья посмеивались, только Ян верил в неё и терпеливо учил всему, что знал сам. Немудрено, что она влюбилась.

Сначала ушли родители, а потом и Ян.

Клан есть клан, у него свои законы. Наступает день, когда на пороге дома вырастает человек в шляпе с золотой пряжкой, что-то шепчет на ухо хозяевам, и подорожники навсегда покидают город ради самого главного странствия.

Прощание с родителями было тягостным, но с уходом Яна жизнь оборвалась. Он не поднимал глаз. Молча собрался, до боли сжал руку холодными пальцами и бросился вон из дома. Зара долго смотрела Яну вслед. Даже когда он скрылся из виду. Даже когда сорвавшийся ветер смел дорожную пыль с отпечатками Яновых сапог. Даже когда она окончательно поняла, что он не вернется.

А после слегла с хандрой. Клан не дал пропасть. Серьезные молчаливые люди приносили еду, убирали дом, оставляли туго набитые монетами кошели. И однажды Зара отменила затворничество — сама встала и на дрожащих ногах поплелась в сад поливать цветы. Всё же лучше, чем жалеть себя с утра до ночи.

Она твердо решила забыть о путешествиях, начать другую жизнь. Завела новых друзей, заказала портному нарядные платья, вырастила в садике черные розы — самые модные цветы сезона. Разучилась беспокоиться о завтрашнем дне — она смеялась шуткам беспечных соседей, пела их песни.

Если бы не этот неуклюжий паренёк! Она тоже была белой вороной, её тоже дразнили — Зара знала, как это неприятно. И не могла смолчать. Вот результат — её выгнали.

Она всегда так боялась дороги. Теперь дорога — спасение.

Смеркалось. Хотелось спать, хотелось есть, хотелось верить, что она найдёт укрытие в ближайшем лесу.

Ноги ступали по мягким иголкам, запах смолы смешивался с другим неожиданным запахом — близкого жилья. Зара приободрилась — может, и не придется ночевать на голой земле.

Тропинка резко пошла в гору, спустилась в овражек, а оттуда прямиком на окружённую соснами поляну. К гигантскому дереву правым своим боком мостилась ветхая избушка и внимательно смотрела на Зару открытыми окнами.

Она в нерешительности остановилась — как бы снова не прогнали. Но делать нечего — собралась с духом и постучалась в обшарпанную дверь.

— Чего надобно? — послышалось из домика.

— Мне бы переночевать… — неуверенно начала Зара.

— Из счастливого города небось идешь, а? Знаем таких. А за ночлег что дашь?

— У меня ничего нет… — растерялась Зара.

— Счастьем поделишься?

Она-то? Счастьем? Что за злая шутка?!

Зара вздохнула, кивнула. Хорошо, поделится она счастьем — пусть возьмут, если найдут.

Дверь тут же распахнулась. На пороге стояла невысокая пожилая женщина.

— Проходи, счастливая, — пригласила гостью она.

И засуетилась, накрывая стол. Достала из сундука старенькую штопаную скатерть. Расставила надбитые тарелки. В одной скучал черствый кусок ржаного хлеба. Три чищенные луковицы сиротливо катались в другой. Зара скромно присела на краешек скамьи. Отломила маленький кусочек хлеба. Стыдно объедать хозяйку. У неё и так с едой не густо. Но не успела разжевать корку, как стол зашевелился, и скатерть пошла волнами. С полок сами спрыгнули на стол кувшины с наливкой. Жареная утка с яблоками улеглась на блюдо. Пироги стройным рядом выползали из печи.

Голодный бред? Зара моргнула, потом еще раз, но поросята с утками не исчезли. Она протянула руку за пирогом, положила ломтик в рот — вкусно! Посмотрела на хозяйку — та сияла полуденным солнцем.

— Не понимаете вы своего счастья. И чего из города бежать? Сытно, тепло. Так нет же, то один на ночлег придет, то другой. Всё ищут, ищут! — ворчала женщина.

— Это из-за меня? — Зара не верила глазам.

— Из-за кого же еще? — удивилась хозяйка. — Ну-ка, прикоснись!

Перед носом Зары мелькнула пустая корзинка. Она вытянула руку, недоверчиво погладила выпуклый плетеный бок.

— Так-то лучше! — обрадовалась женщина, чуть не приседая под весом вмиг отяжелевшего лукошка.

Из корзинки вызывающе торчали круги колбасы, румяные батоны хлеба, ощипанные куры.

Зара недоуменно уставилась на свою руку...

***

Она ушла еще затемно, пока дом крепко спал. Необъяснимая сила гнала вперед. Наверное, так чувствовал себя каждый подорожник, а она испытала впервые.

Зара не спеша брела по тропинке, собирала шишки. Под ногами пружинил ковер из иголок, хотелось просто идти вперед и ни о чем не думать. Не думать, однако, не получалось.

Оказалось, подорожники умеют не только скитаться по дорогам. Могут еще делиться счастьем. Даже если сами этого счастья не видели. Что у неё было хорошего? Насмешки, неудачи, мимолетная любовь. Травля. И никого рядом — она даже не знает, куда идти, что делать. К ней никогда не приходил человек с золотой пряжкой на шляпе, не шептал на ухо тайных слов. Да и кто Зара такая, чтобы он к ней пришёл?

Не успев посветлеть, небо сомкнулось свинцовыми тучами, поднялся ветер. Зара растерялась. В Мирте если и шёл дождь, то — тихий, теплый. Громы, молнии, ураганы были в диковинку. Лишь раз в жизни она попала в разбушевавшуюся непогоду. Гроза застала их с Яном в дороге. Они прятались в густой листве, и Зара всё время просидела, вцепившись в Яново плечо, безуспешно пытаясь успокоить зачастившее от волнения сердце.

Крупная капля свалилась за шиворот, вторая угодила прямиком на макушку. Громыхнуло небо. Зара бросилась к ближайшей сосне, забилась под пушистую ветку. Капли соединились в сплошную стену, отгородили от мира.

Навалилась тошнотворная слабость, захотелось есть. Зара повертела в руках шишку — оставила себе самую симпатичную. А что если… Получилось же наполнить лукошко хозяйке!

Она пересела поудобнее, торжественно положила шишку перед собой, накрыла рукой, зажмурилась. В воображении замелькали тарелки с фазанами, ломти сыра дразнили дырками, хитро подмигивала жареная рыба. Зара глотнула слюну, в предвкушении открыла глаза. Шишка как шишка. Немного шершавая, ребристая. Зара в сердцах зашвырнула её по ту сторону от дождевой стены.

Не пойдет она никуда, вернётся в город! Наверняка горожане о ней и не вспомнят, она тихонько проберется в свой дом… А если вспомнят? И каждый день будут травить. Снова сидеть взаперти, дрожать от страха?

Если Зара вернётся, от неё откажется клан. Для подорожника — это позор. Даже для такого нерадивого, как она.

Зара медленно поднялась, вздохнула и вошла в дождь. Страх куда-то ушёл, за ним убралась и пасмурная погода. Жажду пришлось утолить собранной в лопушиных листьях дождевой водой. Голод заставил залезть в малинник, где она больше поцарапалась, чем наелась. Голова кружилась от слабости, неприятно саднили израненные колючками руки, заплетались ноги, но Зара не останавливалась.

Хвойный лес закончился обрывом. До горизонта тянулись пёстрые ленты полей. Чуть правее бежала извилистая тропка. Ноги сами несли Зару вниз. Она спустилась к подножию обрыва — здесь тропинка вливалась в тракт.

Зара успокоилась, перестала сопротивляться дороге. Пройдёт, сколько сможет. Пропадёт, так пропадёт. Горевать о ней некому. Вспомнят о ней родители? Почувствует Ян, если случится беда? Никогда она этого не узнает. Надо просто идти. Шаг, другой.

Мерно колышется трава, припекает солнце.

— Эй, барышня, далеко идёшь?

Она нехотя оглянулась. На козлах повозки сидел мужчина с обветренным добродушным лицом. Зара неопределённо махнула рукой вперед.

— Так нам по пути! — сделал возница смелый вывод, — забирайся!

Зара не сопротивлялась — ухватилась за крепкую руку мужчины и тот её вмиг поднял, усадил рядом с собой.

— Но, пошла! — громко цокнул языком возчик, и лошади тронулись.

— Эх, погода какая, а! Радоваться, песни петь. Жаль, не до веселья.

Зара встрепенулась, будто очнулась ото сна. Посмотрела на возницу — и сразу отвела глаза. Добродушие слетело с лица мужчины, обнажив заскорузлую боль.

— Малец наш помрёт-то скоро.

— Как помрёт? Что с ним?

И откуда столько несчастий?

— Никто не знает, что. Отощал, слабеет день ото дня, от пищи отказывается. Вон, к колдуну ездил, и тот сказал — поздно уже. Помрёт.

— Не помрёт! — упрямо сказала Зара.

Суждено сгинуть в дороге — пусть. Но она успеет ещё кое-что сделать.

Возница от удивления выронил поводья, лошади замедлили ход.

— Чего ждёшь? Гони скорей! Твоего сына спасать едем! — крикнула Зара.

Хлыст взмыл в небо, и лошади рванулись с места.

Повозка остановилась в середине деревни около большого добротного дома. Навстречу вышла похожая на тень заплаканная женщина, беспокойный взгляд заметался между мужчиной и Зарой.

— Стеф?

— Фани, она поможет. Обещала Лука нашего… того… вылечить… — еле слышно сказал мужчина, будто заранее извиняясь за подаренную жене пустую надежду.

Помог Заре сойти с козел, спешно повёл в дом.

На постели высохшей веточкой лежал тщедушный мальчик. Казалось, от ребенка остались одни глаза — на удивление живые, полные интереса.

Всё внутри опустилось. А если не получится, как тогда с шишкой? Она даже не знает, как это выходило раньше. Всё просто менялось к лучшему. Может, и здесь — посидеть рядом, подержать за руку.

Зара подошла к кровати, улыбнулась. Лук зашевелил губами — хотел что-то сказать. Она наклонилась совсем близко и услышала:

— Ты пришла из счастливого города, чтобы вылечить меня?

Зара медленно кивнула.

— Да.

Это было самое тяжёлое в её жизни обещание.

Теперь нет права на ошибку. Лучше сгнить в лесу, чем выйти из этого дома рука об руку с чужой смертью. А ведь смерть была рядом. Это знали все — и мальчик Лук, и его родители, и сама Зара.

Прошёл целый час, а она всё сидела неподвижно у детской постели.

Стеф и Фани заглядывали в комнату — на лицах читалось недоверие, растерянность. Зара желала одного — пусть её смятения никто не увидит, пока еще осталось хоть немного времени.

Ясно как день, чудесного исцеления не произойдет. Если сам колдун отказался, что сделает она? Да кто он такой, этот колдун? Поговаривали, что колдунами становились подорожники, застрявшие в дороге. Обрастали домом, хозяйством, таинственностью. Ничего сверхъестественного. Что-то в свою бытность горожанами из книг узнали, что-то придумали. Может, и этот колдун ничем от неё не отличается, стало быть, он ей не указ.

Что же это за болезнь такая, как её вылечить? Как, как… Она не лекарь, но кое-чему научилась. Зара поднялась, сбросила простынь, внимательно осмотрела мальчика. Да, худой. Но! Кожа чистая — ни шишек, ни синяков. Прислушалась к дыханию — хрипов тоже нет. Потрогала лоб — немного горячее, чем у неё. Может, застуда? Или неизвестная хворь? Нет, пусть лучше будет застуда.

— Есть кто рядом? — громко позвала Зара.

Влетели перепуганные супруги, застыли в проеме двери.

— Мальчик поправится! — Зара очень старалась, чтобы голос не дрожал. — Но вам надо будет кое-что сделать. Бегите в лес за травами, и через час принесите мне душицу степную, красные цветки розены, ягоды с лунного куста, земляничный лист...

Зара перечислила все редкие травы, из которых так любили заваривать в городе чай. Чай — не лекарство, но здесь об этом никто не должен знать. Главное — держаться уверенно. Пусть поспешат, пусть не успеют ни о чем подумать.

Стефа и Фани как ветром сдуло, Зара посмотрела на мальчонку. Тот улыбался. Она взяла его за руку, крепко сжала. «Живи, только живи» — твердила про себя...

Через два дня Лук встал с кровати, на третий уже играл с другими детьми. В тот же вечер Зара ушла. Отказалась от двух тяжелых кошелей щедрой награды, от приглашений погостить годик-другой — взяла лишь немного еды в дорогу. Что ещё надо?

***

Она снова брела неизвестно куда. Скоро привыкнет к такой жизни. Может, даже начнет любить путешествия. Зара рассмеялась своим мыслям, прибавила шагу. Нет, привыкнуть точно не успеет. Дорога-то всегда разная. Только что была долина, а теперь тропка ползла вверх. Вскоре ветер принес запах снега.

С мальчиком повезло — хитрость сработала. А если однажды она не сможет поделиться счастьем? Что тогда? Позорно бежать каждый раз, если фокус не удался? Объяснять, что счастье от неё не зависит? Уговаривать людей, мол, они и так счастливы?

Может, правы те, кто травил её? Горожане были уверены — всё зло в подорожниках. Теперь Зара видела сама — обнадежить и разочаровать человека проще простого. И не будет ли во сто крат больнее падать с высоты подаренной надежды? Вот колдун от Лука отказался, не честнее ли он поступил самой Зары?

Она запыхалась. Подъем становился всё круче. Было бы куда свернуть, Зара свернула. Но сейчас дорога только одна.

Зара вскарабкалась на широкое, покрытое колючими кустами плато, осмотрелась. Слева плато обрывалась глубоким ущельем, справа над пропастью к высокой каменной гряде тянулся ветхий навесной мостик.

На плато важно восседал выщербленный временем и непогодой камень. Большой булыжник, ничего особенного. Камень странно гудел, а, может, то гулял ветер в расселинах скал, или где-то далеко шумела река.

Зара обошла плато — деваться некуда, не торчать же здесь оставшуюся жизнь — и ступила на навесной мост. Руки вцепились в верёвочные поручни, она споткнулась о трухлявые дощечки настила, чуть не кувыркнулась вниз, но удержалась.

— Э-ге-гей! — бодрый юношеский голос прорезал тишину.

Она оглянулась. По плато беззаботно расхаживал давешний незадачливый паренёк. Складывал руки трубочкой и что силы кричал, а громкое эхо удивленно отзывалось. Большущая сумка валялась забытой ношей в траве неподалёку.

А за камнем неслышной и невидимой тенью притаилась дикая кошка. Зара остолбенела. Вот почему гудел камень — то был рык потревоженного в логове зверя. Кошки разодрали не одного подорожника. В одиночку с ними не справиться! Да и вдвоём тоже.

— Беги! Слышишь, беги! — что есть мочи крикнула Зара и замахала руками, пытаясь привлечь внимание зверя.

Кошка вышла из укрытия, навострила уши, принюхалась. Паренёк оторопело пятился к краю плато, наивная восторженность в глазах сменилась ужасом. Если он побежит, хищник рванет следом.

— Я здесь, чего ждешь! — заорала Зара кошке.

Пятнистая морда повернулась в её сторону.

Парень поскользнулся, нелепо взметнулись руки, и он ухнул вниз. Упал в ущелье, скатился по тропке? Гадать некогда. Стараясь не обращать внимания на качели моста, на пустоту внизу, на подступившую к горлу тошноту, Зара побежала. Вдруг зверь не пойдет по шаткому мосту?

Оглянулась только на середине пути — и лучше бы этого не делала. Кошка грациозно ступала по ненадёжному настилу. Изогнутый белый с чёрными подпалинами хвост раскачивался в такт выверенным движениям. Жёлтые глаза гипнотизировали Зару.

Она остановилась. От себя не убежишь. Всю жизнь боялась, а теперь не до страха. Зара думала, будет еще много прощаний. Но прощание всегда одно. Почему не сказала Яну, что любит его? А ведь он ждал её слов. Ждал, и не мог сказать сам. Боялся привязать, сделать больно. Может, он бы остался. А родителям так и не простила, что бросили. И эта обида ушла вместе с ними. Каково же им теперь с таким грузом?

Кошка подходила всё ближе. Зара уже видела, как зверь присел для прыжка. Зажмурилась.

За спиной раздался мелодичный свист. Мир замер. Волной накатила дурнота. Зара сдалась и потеряла сознание.

***

Было неожиданно уютно. Потрескивали дрова — кто-то развёл костер. Зара не открывала глаз. Она устала, смертельно устала. Отвоевать бы ещё немножко времени у забытья.

— Зара стала подорожником, вот уж не думал.

Кажется, говорили про неё. Хрипловатый мужской голос. Где же она его раньше слышала? Ну конечно! Родители, Ян — именно этот голос объявлял ей приговоры. Зара распахнула глаза, резко села. Человек в шляпе с золотой пряжкой внимательно смотрел на неё. Зара задрожала от гнева и обиды.

— Поздно теперь давать указания! Я прошла свою дорогу!

Человек молча подбросил в костер сухих веток, длинной палкой поворошил угли. В свете костра его лицо не выглядело таким зловещим, как в то страшное ночное время. Только уставшим и безразличным.

— Почему все меня бросили? Даже ты не пришёл! — Зара глотала слёзы, не в силах больше сдерживаться.

— А если бы пришёл, что тогда? — он вздохнул и посмотрел в сторону.

— Я… я… бы не скиталась, знала куда идти, собралась бы в дорогу.

— Идём! — Зара не успела опомниться, как мужчина оказался на ногах и тащил её прочь от костра. — Узнаёшь?

Он вытащил из-под камня знакомую тяжелую сумку, распустил тесемки, выпотрошил её чуть ли не Заре на ноги. Горами посыпались съестные припасы, тарелки, кружки, сменная обувка, толстенные книги, микстуры в разноцветных флаконах, часовые механизмы.

— Спасло это его? — в сумерках блеснули злым огнем глаза мужчины, он больно сжал плечо Зары, сильно тряхнул. — Отвечай!

— Нет… — прошептала она.

— А я, между прочим, приходил к парню, дал собраться… Всё по твоему рецепту!

Мужчина бросил брезгливый взгляд на пустую сумку, замахнулся, зашвырнул подальше в ущелье. Не взглянув на Зару, вернулся к костру. Она поплелась следом.

— И что… я… теперь подорожник? — Зара постепенно успокаивалась. — А кто же тогда ты?

Мужчина снова занялся костром, долго молчал.

Она терпеливо ждала.

***

Он столько живет, что забыл своё имя. Давным-давно у него была власть, богатство. Но это надоедает. Он бросил всё и отправился странствовать. А когда дошёл до Мирты, ужаснулся тому, что увидел.

Хмурые, непроницаемые лица. Озлобленные женщины. Дети с обреченными глазами. Вечно пьяные грязные мужчины. Запустение, нищета, разруха.

Он не смог уйти — стал помогать, учить. Навещал каждый дом, разговаривал с детьми. Боялся, что не успеет, вымаливал у судьбы ещё десять, пятнадцать, двадцать лет. Так хотелось увидеть, какие они на самом деле, без этой серой печати вековой тоски.

Его услышали. Поколения Мирты сменяли друг друга, а он всё жил. Город светлел, жители преображались, всё чаще раздавался на улицах смех — он мог гордиться своим детищем!

Но вот ведь как случается — однажды на него обозлились, выгнали из города. Причина — пустяк. Он де косо посмотрел на лавочника и де резко ответил его жене. Били палками, камнями — так никогда не гнали даже воров.

Потом снова путешествия. Навидался всякого, а город всё не шёл из головы. Пришлось возвращаться — нахлобучил шляпу, чтобы не узнали, и пошёл гулять по улицам, вглядывался в лица. Горожане лоснились от довольства и достатка, но иногда маски благополучия осыпались, и сквозь них проступала былая серость. Столько лет впустую — он лишь перекрасил их лица! И он снова стал просить у судьбы время. Чтобы исправить ошибку. Они должны научиться отдавать. Пусть отдают своё однобокое счастье, раз до сих пор ничего не поняли.

Немалых трудов стоило создать клан подорожников. Не раз его гнали, спорили, часто не понимали, что говорит. Он подолгу жил в горах — соединенный с внешним миром лишь непрочным навесным мостом. Дикие звери привыкли к нему, приняли за своего.

Смельчаки всё же находились, они учились бросать всё, уходить в неизвестность и отдавать больше, чем имели. Они учили своих детей. А те своих. Подорожники никогда не возвращались назад. Их рвали дикие кошки. Кто-то погибал от холода, голода. Кто-то от собственного страха. Выжившие могли бы вернуться, но уже не хотели.

Сколько сотен лет ушло на это? Впрочем, какая разница. У него с судьбой свои счеты. Он обещал ей счастливый город, и он выполнит обещание.

Когда-нибудь они все станут подорожниками. Когда-нибудь… Как Зара. Ей ведь и восемнадцати ещё нет. Пусть она его простит, это был жестокий эксперимент. Он намеренно услал близких — она должна была захотеть уйти. Не имея к этому способностей, страшась этого. И она ушла! У Зары было немного шансов выжить.

Он вздохнул. Одно дело переставлять в уме пешки, но смотреть теперь ей в глаза — ох как непросто. Исхудавшая, дрожащая. Ведь столько раз могла погибнуть! А он бы сидел потом в одиночестве и складывал цену своей мечте из тысяч человеческих жизней. Кто дал ему это право? Никто. Он взял сам.

Наконец он очнулся от своих мыслей, в упор посмотрел на девушку.

— Я тоже подорожник. Мы оба. Только я очень старый.

Зара улыбнулась, впервые за весь вечер. Он почувствовал, как губы растягиваются в ответной улыбке. А думал, уже не вспомнит, как это делается. Чуть помедлил, наслаждаясь моментом — хорошо, спокойно, непривычно. Подошёл к девушке, приобнял за плечи. От неё пахло так… так по-домашнему. Молоком, уютом, счастьем. Счастье… Он хотел этого для других. А сам?

— Пора! — шепнул он на ухо Заре.

— И это всё, что ты скажешь? Куда же мне идти?! — девушка опустила голову.

Плачет, расстроилась. Немудрено. Он слишком много от неё хочет.

— Зара, я никому не говорил большего, — он взял её озябшую руку. — Только ты знаешь свою дорогу.

***

Она поднялась на перевал.

Далеко внизу догорал костер. Возле костра неподвижно сидел человек в шляпе с золотой пряжкой. Звездочка огня и тонкая щепка рядом — хрупкие, ненастоящие, даже легкий ветер без труда сдует эти две малюсенькие соринки. Но они не исчезали. И Зара успокоилась — пусть хоть что-то останется от её прошлого. Разноцветные осколки счастья.

Впереди была дорога, многие тысячи шагов дороги.

Теперь Зара не остановится. Не сможет. Не захочет.