Одни из тех мгновений.

Мужчина открыл глаза, его звали Лесли, кажется так, или ему так казалось. Слегка покачивало, ноги плясали сами по себе, как у пьяного, но он был трезв. Оглянувшись по сторонам, ему стало дурно, а сердце Лесли словно улетело в пятки. Ужасный ураган бушевал вокруг его небольшого суденышка, теперь он отчетливо слышал завывание ветра, скрип досок и крики других матросов. Мужчина думал, что онемел от страха, что все его тело словно сковало невидимыми цепями, но он сломя голову мчался к грот-мачте, ловко придерживая правой рукой шляпу. Шторм налетел незаметно, среди ясного неба, словно чье-то темное колдовство хотело забрать кораблик в пучины. «Спустить паруса!» — кричал Лесли, хватая развевающийся по ветру канат и изо всех сил натягивая его, а ветер и волны неустанно хлестали кораблик и моряков. Ужасный шум. Такой шум, от которого в венах застыла бы кровь, это был ад. Веселый Роджер сорвался с флагштока и унесся под порывами ураганного ветра.

— Прости нас господь, всемилостивейший! — Один из моряков упал на колени рядом с Лесли.

— Не время Хейр! — Лесли сильнее натянул канат и хотел было пнуть моряка сапогом, но внезапной волной того словно огромным языком унесло в океан.

Канат поддался, паруса сложились, на мачте Салеман быстро прикручивал паруса к ротангу. Кораблик немного выровнялся, но его все еще бросало на волнах словно игрушку, которой захотелось поиграть океану.

— Фок заклинило, не убрать! — сквозь весь шум, всю ярость океана этот голос казался Лесли столь отчетливым, из его глотки уже практически вырвалось «Рубить фок!».

Лесли подбросило в воздух, он влетел в носовой отсек, разнося все на своем пути, резкий крен носом, кораблик подмяло волной, и утянуло в пучину. Наступила тишина, никакого больше шторма, лишь поскрипывали доски под набирающим силу давлением. Лесли лежал на огромном сундуке, полном золота, камней, реликвий, своего богатства. Своего богатства!

Мужчина закрыл глаза и сделал последний вдох. Пыль и копоть забили легкие, он наклонился и закашлялся, но он ощущал этот кашель каким-то родным, привычным. Еще недавно он был готов утонуть, но эти воспоминания улетучивались, как забывается сон поутру. Потертая рукоять кольта, торчащая из кобуры на поясе, уперлась в ребра, и это чувство скорее внушало ощущение безопасности, нежели боли. Теперь Мужчину звали Бобби, Боб, или «Неудачник» Роб, последнее ему нравилось меньше всего, но так его называли все. В правой руке Роб сжимал кирку, её древко облупилось, а один из концов затупился словно небольшой молоточек. Перед и позади Боба была непроглядная тьма, а вокруг камень, пещера уходила резко вниз, а масляный фонарь у ног, еле тлел. Откашлявшись, он поправил шляпу на голове и, подняв фонарь, медленно, прощупывая каждый шаг, направился вглубь.

Тишина стояла такая, что Роб слышал шелест пламени в фонаре, биение крови в висках, шорох камушков, словно перешептываясь, они, наверное, смеялись над ним: — «Смотри это же «Неудачник» идет». Но он знал, все его нутро говорило что цель, цель всей жизни так близка. Проход сужался, шляпа начала изредка шоркать о потолок пещеры, приходилось останавливаться, ставить фонарь и расчищать небольшие завалы. Киркой Роб орудовал виртуозно, она досталась ему в наследство еще от деда, с пяти лет он практически не выпускал её из рук, ремонтировал, затачивал, даже пару раз перековывал, даже назвал её Лин. С потолка с шумом сорвалась летучая мышь, нога Роба скользнула по мелким камушкам, и его потянуло вниз по крутому склону. Тьма втягивала его цепкими когтями все глубже, вдобавок он приложил себя фонарем по голове. Скат продолжался несколько мгновений, но показался Бобу невыносимо долгим.

Фонарь потух, поднявшись на колени, он увидел свет. Свет, невозможно, но из глубины пещеры Боб увидел свет. Возможно, последний остаток рассудка стал покидать старика после сильного удара головой, такая мысль слегка огорчила Роба, но не остановила. Мужчина упорно шел вперед, «Вперед и точка!» сказал он себе у входа в эту пещеру, «Назад пути не будет». Свет усиливался, и это уже не было бредом или галлюцинацией, узкий тоннель расширялся в просторную галерею, такого красивого, такого волшебного места он не мог представить. Стены и потолок, земля под ногами золотоискателя, и все вперед насколько ему хватало посаженного зрения, сияло камнями и золотом. Дцынь, дзынь, стало раздаваться по галерее, Роб орудовал киркой, виртуозно, не зря он перековывал её и тренировался с пяти лет, вот оно все его мастерство, вот оно его богатство, он не оставит здесь ни камешка. Щелк, щелк, раздавалось с потолка галереи, свод потрескивал и осыпался. Дзынь, дзынь, раздавались удары кирки, Роберт «Удачник» нашел свое богатство. Улыбка застыла на его лице, когда шум обваливающихся сводов пещеры заполнил все вокруг, и только в центре уцелел, где был Боб со своим богатством, до последнего вздоха расплывшийся в улыбке.

— Убери эту глупую улыбку с лица и принимайся за работу Пэрри!

Пэрри стоял у огромной доменной печи, почерневший от копоти, неразличимого цвета волосы с обожженными кончиками торчали в разные стороны. С глупой улыбкой, крепко сжав лопату, он замечтался о своей переработке, у этой печи он стоял все свои выходные, воскресенье подходило к концу, еще пару часов и он получит ту заветную пачечку бумажек. Пламя бушевало перед его лицом, ненасытное, оно требовало еще и еще угля и Пэрри кормил его, а оно обжигало его в ответ. Его кожа настолько загрубела и потемнела за годы, проведенные у печи, что невозможно было уже узнать её натуральный цвет.

Пэрри подхватывал угля лопатой и бросал в печь, еще и еще, и так днями и иногда ночами. Глядя в жарящее пламя, он мечтал, мечтал, что покинет это место и это случится очень скоро. Спасительная сирена, словно песня, раздалась с высоких потолков завода. Сегодня Пэрри отработал смену, отработал её сполна.

Из душа он вышел такой же закопченный, каким вошел, хотя вода и смыла с него «тонны» сажи. Старый потертый рабочий комбинезон занял свое почетное место в шкафчике, а Пэрри теперь нарядно поправлял у зеркала синий галстук, не особо сочетавшийся с его бардовым костюмом. Серый котелок завершающим штрихом лег на его голову. В проходной ему отсчитали сверхурочные, и он с большим удовольствием ощутил их тяжесть во внутреннем кармане пиджака.

Начинало темнеть, опустевшие улицы наполнили высыпавшие после смены уставшие рабочие. С получением заработка усталость Пэрри как рукой сняло, он бодро направился в сторону дома, тремя кварталами севернее, в обычном настроении ему требовалось около двадцати минут, но сегодня ему словно сопутствовал попутный ветер. Еще немного денег, он спешил положить их к остальным, пересчитать и помечтать, потом спрятать по разным тайничкам, сооруженным по всей квартире.

С воем и гудками, предупреждая о своем приближении, пронесся пожарный расчет, они едва не задели Пэрри, лихо входя в поворот, прямо в сторону его дома. Неприятное чувство, тревога или просто неоправданная паника зародилась и начала усиливаться, когда через несколько минут он увидел над домами клубы дыма. Расчет стоял около полыхающего дома, словно его закинули в доменную печь, которую бесконечно кормил Пэрри и именно в этом доме находилась его квартира. Там в уютной квартирке были накопления, были шансы на свободную жизнь, он больше мог не ходить на завод, уехать. Все его богатство было там и так просто он не сдастся, так просто…

Огонь поглощал все на его глазах, всю жизнь Пэрри, все мечты Пэрри, и он жаждал поглотить самого Пэрри. И Пэрри оттолкнув оцепеневшего пожарного, вбежал в здание, треснули перекрытия дожеванные пламенем, и все рухнуло словно карточный домик.

Жар во всем теле, во всех мышцах и связках. Словно в жерле вулкана Эдриан наблюдал, как на мониторе яростно завывает показатель — «Критические перегрузки». Его лицо излучало спокойствие и уверенность в себе именно таким должно быть лицо летчика испытателя, холодный ум в самой критической ситуации. Его пальцы забегали по сенсорным панелям, показатели стабилизировались, слегка тряхнуло и загорелось сообщение — «Переход на автопилот». Стандартная процедура выхода из атмосферы. Капитан Льюис откинулся в кресле, перед ним были звезды, ничем не скрываемые, открытый космос принимал его в свои объятия. Это ощущение, оно было несравнимо ни с чем, он покидал родной мир, назад дороги не будет, дома уже не будет. Эдриан не знал о чем думать, этот момент происходил первый единственный раз, родная планета погибала, впереди ждала необъятная красота вселенной, в которой он, скорее всего, пропадет навечно.

Капитан взглянул в иллюминаторы, всюду вспышками проходили через атмосферу другие шаттлы, большие, пассажирские с тысячами беженцев, и маленькие корабли поддержки, такие же тактические истребители как у Капитана Льюиса Эдриана. Были и другие вспышки, ярче и гаснущие в безмерном океане космоса, не прошедшие атмосферу по миллиону возможных причин. Эдриан смотрел на все происходящее, и столько чувств смешалось одновременно в его сердце, душе, мыслях, что они разом поглотили друг друга, и он перестал что-либо чувствовать, наступил полный покой.

«Отклонение от курса!» «Отклонение от курса!» — мигал индикатор на приборной панели. Эдриан лежал в кресле и смотрел в бесконечность, он видел звезды, эти невероятно большие и яркие светила, которые он мог закрыть одним пальцем, прикоснувшись к иллюминатору. Он представлял насколько же крохотный его боевой шаттл, и насколько мал он сам. А потом он улыбнулся, глубоко вздохнул, и всем существом ощутил тепло звезд.

Он последний раз бросил взгляд на свой маленький шаттл, на родной мир, о котором останутся теплые воспоминания, и устремился вдаль незаменимой частичкой единой и бесконечной вселенной.